диссонанс

Тёплый весенний вечер будто окутывал в своих объятиях Cэма. Несколько бессонных ночей давали о себе знать покрасневшими, слезящимися глазами и мысль о том, чтобы наконец-то уснуть, предавшись сладкому забвению переставала казаться ему такой уж пугающей. Беглый взор упал на собственное отражение в машинном зеркале, чтобы на короткий миг задержаться на нём. Мысли, постоянно терзавшие его, привычно перемешивались с ноющей болью в раненом бедре и исступленной злостью на Люцифера. Появлялся тот обычно неожиданно, ход его мыслей невозможно было предугадать. Его склонность к ведению долгих, философских монологов иной раз вызывало в парне раздражение, выражающееся в показном безмолвии, но, казалось, его ни капли не смущало демонстративное молчание. После он пропадал на какое-то время, но всегда неизменно возвращался. Слабый лунный свет, мягко подсвечивающий кожаные сиденья потрепанного годами автомобиля и выцарапанные много лет назад инициалы на дверях невольно заставляли вспоминать о Дине; это его, только его вина, что остывшее тело старшего брата сейчас лежит в холодной кладбищенской земле. Сэм вспоминал, как сломя голову он мчался к ближайшему перекрестку, чтобы предложить демонам бессмертную душу, наперёд зная, что ни за что на свете не согласятся они поменять его жалкую душонку, сколько бы он не молил и не грозился стереть их всех с лица земли. И все равно он надеялся. А потом явился он — Люцифер, являвшийся косвенной причиной несвоевременной кончины Дина, и предложил ему сделку — возвращение к жизни брата в обмен на его сосуд. Боль и ненависть, тогда бушевавшие, как волны в непогоду в Сэме, сыграли свою роль. Ответом его стало недвусмысленное и непреклонное нет, а попытка прикончить первого увенчалась позорным поражением и рваной раной на бедре. Резкий вскрик птицы заставил вернуться к реальности. Расшевелившийся организм широким зевком прозрачно давал понять, что ещё пара минут — и он уснёт, и всё равно, что дьявол снова придет в самых кошмарных снах из глубин израненного, покалеченного сознания. Горечь утраты, с которой невозможно смириться, в очередной раз нашла выход в виде обжигающей, как огонь, слезы. С заднего сиденья послышался резкий выдох, прозвучавший особенно громко в тишине апрельской ночи. Нет нужды оборачиваться — вся сущность Винчестера чувствует присутствие сатаны, безошибочно его определяет. Узнает точно так же, как раньше узнавала брата по одному лишь звуку шагов, доносившихся издалека. В растревоженном воображении снова возникли яркие картинки такого далекого и беззаботного по сравнению с его нынешней жизнью детства: воспоминания о звонком смехе Дина причиняли невыносимую боль. Знакомая тёплая ладонь крепко сжала плечо Сэма и легко потянула назад, словно призывая обернуться. Мужчина в ответ лишь повернул голову чуть вправо, уперев при этом взор в окно, пытаясь деланно рассмотреть находящийся за ним пейзаж в виде некоего старого паба. Странно, но дьявол пах совсем по-человечески: тёплый запах табака причудливо переплетался с пьянящим ароматом сандала, создавая обманчивое ощущение родства и близости. Легкое покашливание не проронившего до этой секунды ни единого слова собеседника вырвало его из собственного роя мыслей, заставив, вздрогнув, вернуться к реальности. Люцифер внимательно смотрел на Сэма, будто впервые его видя. Во всегда беспристрастном взгляде его впервые за долгое время читалось тщательно скрываемое, тревожное ожидание: он выглядел очень уставшим, лицо его было изрезано углубившимися морщинами, потрескавшиеся губы напряжённо поджаты, белесые брови нахмурены. За время отсутствия оболочка падшего ангела изрядно поистаскалась — язвы уже были не только на руках, бордовыми пятнами они выделялись на шее, висках и чуть покатых плечах. Зрелище это, должное вызвать отвращение, вызывало у Винчестера некое сочувствие и сострадание. Он сопереживал его боли — как же абсурдно, как нелепо звучали эти отголоски его собственных мыслей. — Так что же ты решил, Сэмми? — наконец выдавил из себя Люцифер, первым нарушивший гнетущую тишину. Несколько мгновений колебаний и сотни воспоминаний о мёртвом брате, молнией пронёсшихся в мыслях. — Я согласен. Только поклянись, что вернешь его. Произнося эти слова, лицо его не выражало абсолютно никаких признаков эмоций, только заострившиеся за последнее время черты лица выглядели будто бы застывшими в тревожном ожидании. В мгновение лицо архангела резко помрачнело, приобретя некий землистый оттенок, что придавало образу ещё более нездоровый вид. И без того сомкнутые губы сжались настолько, что с переднего сиденья казалось, будто их нет и вовсе. Вид его не был жалок, как обычно в таких случаях бывает: так выглядел бы потерянный рай, если бы был он человеком — казалось, ему только невыносимо больно и горько от происходящего. Он не хотел этого. Всё его существо до конца надеялось, что упёртость Сэма в конечном итоге взыграет в нём, и не услышит он этих заветных для него, когда-то, слов. Но, как известно, всё меняется — сейчас, единственное, чего он желал, это сохранить суверенность их вместилищ. Продолжать являться к Винчестеру поздними вечерами, и говорить, говорить — и пусть он молчит, ему достаточно одного его присутствия. Ведь он чувствует связь между ними. Но увы — иногда даже дьявол не всемогущ. Желаемому не всегда суждено стать действительным; Люцифер с трудом поднял рассредоточенный взгляд на охотника, и последняя слабая надежда покинула его, едва он увидел перед собой полные решимости и гнева глаза. — Клянусь, — голос его был бесстрастен, — в который раз мне это тебе повторить? — процедил сквозь зубы он; ложь. Последним, что суждено было увидеть архангелу из глаз спешно разрушающегося сосуда, стало лицо Сэма, в момент, когда тот сказал "да". Его глаза, полные горечи, залитые миллионами лучей ярчайшего небесного света. Он не понимал — какая разница на других, когда ты потерял себя?