Марджорин возвращается домой

OST: Pyrokinesis - Прекрасное далеко

Марджорин возвращается домой, и город встречает ее стылыми ветрами на три четвертых, толикой мерзлого солнца, безразличием, вьюгой и шепотом льдин. Снег доверчиво льнет к ней, разгоряченной, забывшей, обнимает за плечи, облепляет лицо, душит-студит – знай свое место. Мать приветствует наставлением, дом – тишиной и суррогатом тепла. Марджорин возвращается домой, губы ее бледны и печальны. Платья ужасно скучны. Кенни возвращается домой, и город взрывают фанфары, и город выводит ей гимн канонадой, и город уходит под землю: в переулки, в подвалы, в прогнившие стены прогнивших домов прогнивших людей. Жаркая влажность – это ее, яркое солнце – это ее, кожа обветрилась, соль с губ не стереть. Кенни возвращается домой – калифорнийское солнце идет попятам. Город встречает ее героем подонков, последней из первых, королевой шутов с картонной короной и комплексом бога. Разницы меж ними – пропасть и пути, устланные памятью, устланные битыми стеклами, устланные мертвыми звездами, общего – десять цифр и стылое ничто. Кенни возвращается домой – Мардж узнает об этом последней. В карманах у Кенни лишь дыры да марки, десять баксов на месяц и щепь звездной пыльцы. Она ломает ритм, она ломает жизнь, и обнимает смерть как старого друга. Она пьяно смеется и танцует тверк, который не в моде – ей откровенно похуй. Бездна под канатом. Комплекс атеистичного бога. Леди Ди из трущоб. Мардж красива, и не знает об этом – как прежде. Мардж чеканит себя материнским клише, ножкой в такт этикетку, в голове все сумбурно и тошно. Детскость в юбке. Юность в колодках. В планах на жизнь у нее – жить как придется, видеть в людях добро и тянуться в улыбке. Прятать взгляд. Не перечить. Планы на жизнь идут в адово пекло, Мардж уходит в подвалы домов. Они встречаются изредка, потому что встречи не ищут; они сидят досветла и не знают, о чем говорить. Зажмурившись крепко-крепко, Мардж открывает глаза на мир, умытый ядом реальности. Кенни не изменяет привычкам – кровь со сбитых костяшек смывает всю блажь. Больше не обещает быть аккуратной, как раньше, больше не обещает вообще. Рядом с ней жарко-жарко и трепетно больно. Задыхаться. Помнишь? Они окажутся вместе в итоге, не по юности и не по любви. Помнишь? Книги по этикетку прожжены дотла и усыпаны пеплом. Помнишь? Марджорин возвращается домой, прикрывая россыпь галактик по телу, и мать встречает ее доброй порцией старых угроз. Прятать взгляд, не перечить. Юность в колодках, намытых до блеску, перепаянных не по размеру, шитых белыми нитями может быть счастливо; Мардж наивна, как прежде, и как прежде глупа. Кенни бьет в кровь и наотмашь, разбивая руки и головы о кирпичные стены – не свои, не чужие, и на завтра не помнит вчера. Мардж меняться не хочет, но боль и прошитые вязью запястья страшатся себя. Кенни возвращается домой, но дом не возвращается к Кенни. Кенни поднимется тропами-лестницами к звездам сквозь тернии-тернии-тернии, и гладит небо черной кошкой по загривку, и совершает Прыжок Веры в грязь, в гниль, в мерзлое нигде; бесконечное падение похоже на полет летней феи под амфетамином, фея похожа на дешёвую шлюху, шлюха – на крошево несбывшихся мечт. Мардж делит: мысли на быль и небыль, жизнь на до и после, дни на чет и нечет. Чет – и она кружится в пьяном угаре и танцует дикие танцы, и смеется заливисто, упиваясь своею свободой. Нечет – теряет дорогу обратно. Задачка выходит простой, всего на затяжку. Из условия вычесть наивность как данность, мать как бремя, манеры как плату, вычесть, вынесть за скобки надежды и память, разделить на двоих. Хочет нацело; в сухом остатке лишь безусловно. Мардж ищет корень зол, но не может найти. И руки тянет, просит читать по запястьям: Помнишь? Наклеишь мне пластырь на сердце? Кенни будет в порядке в итоге – через тернии к звездам и в пропасть с каната, Прыжок Веры от бога, не сумевшем поверить в себя. Бытие невыносимо легко в восемнадцать. Мардж глядит на нее из толпы надменных зевак, и губы ее впервые рисованы красным, платье – чернильным пятном на снегу. Помнишь? Помнишь? Ей не нужен ответ. Марджорин покидает дом на рассвете, и город провожает ее стылыми ветрами на три четвертых, толикой мерзлого солнца, безразличием, вьюгой и шепотом льдин. Марджорин покидает город, чтобы остаться в порядке и оставляет Кенни позади.