Пять ночей

Первая ночь Впервые это случается в день их несостоявшейся казни. В Ритце чрезвычайно хорошее вино: Кроули пьян настолько, что не может скоординировать собственные пальцы для извлечения приказного щелчка, а потому использует старый-добрый пинок. Дверь в апартаменты распахивается дерзко и решительно, и двое сверхъестественных существ, в диссонанс распевая гитарное соло из «Bohemian Rhapsody», заходят внутрь. Азирафель пьян чуть меньше. Он останавливается посередине прихожей, ловит плечом шатающееся тело демона и, хихикая, начинает разворачивать клубок своих туманных рассуждений. — Мы остановили Армагеддон, так? — спрашивает ангел, рассчитывая на понимание собеседника (заведомо безнадежная идея). Кроули кивает. Он не совсем осознает вопрос: сейчас его организм направляет все ресурсы на то, чтобы удерживать зрачки прямо и не давать им косить. — Мы очень ловко избежали наказания за это, так? — демон снова удачно кивает, хотя на самом деле просто подтанцовывает музыке в голове. — И сейчас очень по-человечески это дело отмечаем, — Азирафель легко поправляет сползающего с его плеча Кроули, подобно тому, как школьники поправляют рюкзаки. — В общем, я клоню к тому, что не хочу сейчас ангельски трезветь. Кроули многозначительно моргает. Азирафель вздыхает от невозможности передать мысль телепатически. — Хочу трезветь по-человечески. Люди трезвеют спя. Я пошел спать. Покажи мне мою спальню, — ангел подряд использует три формы слова «спать» и совершенно не переживает по этому поводу. Демон, уловив-таки суть просьбы, машет рукой в направлении свежесотворённой комнаты. Азирафель кивает и, уходя, желает Кроули доброй ночи. Демон ползет на кухню, не принимая змеиного облика. Он внезапно чувствует себя очень одиноко и решает сделать кое-что необдуманное. Он выжидает пятнадцать минут и крадется к порогу комнаты ангела, где вдруг замирает в нерешительности. Ангел лежит на животе, вытянувшись во весь рост, и едва слышно сопит. Спина его вздымается ровно и спокойно — это существенно успокаивает Кроули. Он оборачивается змейкой (надеясь на минимизацию шума таким образом) и пытается вторгнуться на постель. Кровать гладкая и деревянная, и демон постоянно сползает. Он в четвертый раз падает на пол, чертыхается по-змеиному и быстренько возвращается в человеческое обличие. Удобными ногами он с гордым видом победителя взбирается на свою неприступную крепость, усаживается сверху на одеяло и несколько мгновений наблюдает. Азирафель безбожно — то есть, божественно — красив. Его щеки чуть растянуты в легкой улыбке (очевидно, приятный сон), его дыхание размеренное и теплое, а поза расслабленная настолько, что демон окончательно уверяет себя в том, что ангел умиротворенно спит. Кроули не позволяет себе засматриваться — он сюда по делу пришел, вообще-то, — и вновь обращается в змею. Он ползет к соседней от Азирафеля подушке, мимолетно задевая бок ангела, и сворачивается на ней, предварительно покрутившись вокруг своей оси, подобно устраивающемуся на лежанке коту. От Азирафелевой спины веет теплом, и Кроули в дремотной дымке тянется к источнику уюта. Он бдительно бодрствует еще двадцать минут, запоминая детали, а затем проваливается в сон. Так они проводят всю ночь, а к рассвету Кроули просыпается и возвращается в свою комнату. Он хмурится, пытаясь скрыть порозовевшие от неловкости, глупости и интимности всей этой ситуации щеки: воспоминания мешают ему снова уснуть, и он ворочается и сбивает простынь в жалких попытках увернуться от мыслей. Утром Азирафель выглядит отдохнувшим и свежим — можно даже сказать, помолодевшим, если такой эпитет применим к бессмертному существу. Стоя у плиты, развернувшись к столу спиной (той самой спиной, уютной, теплой, а еще наверняка очень мягкой и господи, демон, сколько можно, подумай о чем-нибудь другом, в конце-то концов), Азирафель тактично и ненавязчиво начинает говорить. — Дорогой, мне сегодня удивительно хорошо спалось. Правда, было досадно слушать, как ты не мог нормально устроиться в кровати… Демон внутренне напрягается и больно прикусывает щеку. — …ближе к утру я сквозь стенку чувствовал, как ты метался по постели в своей комнате, — продолжает ангел, — Я просто хочу напомнить: если тебя мучают кошмары, я могу помочь. Мне не сложно наслать парочку приятных сновидений. И не вздумай стесняться! — Азирафель назидательно, почти по-родительски поднимает указательный палец, и демон облегченно принимает свой обычный крутой вид. Кроули четыре дня язвит больше обычного, чтобы отвести любые подозрения. Вторая ночь Второй раз происходит ровно через семь суток. Они отмечают первую неделю после Армагеддона-которого-не было: демон пьян меньше, чем тогда, а Азирафель находится в стадии «я полон сил и готов на что угодно, но не дай бог мне сейчас оказаться в горизонтальном положении». Они переступают порог квартиры, вполне стройно напевая «I see a little silhouetto of a man», снимают обувь (есть что-то забавное в таком человеческом движении), перебрасываясь возгласами «Galileo!», сворачивают в коридор под «Beelzebub has a devil put aside for me» и падают на черный ковер под пронзительную ноту «For me!», смеясь и размахивая руками в такт. Они замолкают, и Кроули задумчиво рассматривает потолок. — Тебе не кажется, что Вельзевул и сама немного сходила с ума по Фредди? — спросил он, не отводя взгляда от самой интересной в его бессмертии потолочной плиты. — В смысле, ну, ведь именно Богемская рапсодия, в которой он ее, Вельзевул, то есть, упоминает, принесла его группе неслыханную популярность. Ну, или слыханную, до них же были еще The Beatles… Леннон всегда меня бесил, кстати. Из-за него все поголовно темные очки стали носить. А еще стали сомневаться в прелести капитализма. Ну, ты знаешь, все эти его «представь, что нет больше стран и религии»…Ты как, кстати, думаешь, Джон — проект наших или ваших? Демон поворачивает голову в сторону Азирафеля и наблюдает спокойно дремлющий профиль. Кроули на секунду случайно прерывает дыхательный процесс. Ангельский нос мог бы быть длинным, однако удачная точеная форма спасает его от этой участи и делает лицо только еще более прелестным. Брови умиротворенно расправлены, а щеки розовеют от плещущегося в организме La Chauviere Rouge. В сущности, лицо Азирафеля достаточно среднестатистическое, однако демон думает, что это самое великолепное, мягкое и чистое лицо в мире. Потрясающее лицо. Физиономия, с первого взгляда располагающая к себе. Кроули, силой мысли заставив себя перестать так явно пялиться на ангела, замечает ровное дыхание и выносит однозначный вердикт: Азирафель спит. Спит очень удобно, на спине, доверчиво открыв всем ветрам уязвимый живот. Кроули думает недолго, он быстро оборачивается змеей и устраивается на груди ангела, чуть сдвигаясь влево. Он старается не акцентировать внимание на собственной попытке быть ближе к его сердцу и, задерживаясь взглядом на ангельском лице, проваливается в сон. Примерно в восемь утра он чувствует под собой движение и на всякий случай соскальзывает на ковер, отодвигаясь от Азирафеля на добрых пять футов — чтобы наверняка не вызвать подозрений. На самом деле, они спят еще несколько часов, и уже вечером Кроули (лежащий посреди ковра и заботливо укрытый пушистым пудровым одеялом, совершенно не соответствующим обстановке квартиры, потому что «дорогой мой, я совершенно растерялся, в твоем доме нет ни одного пледа, пришлось колдовать на свой вкус») жалеет, что уполз так рано, упустив возможность незаметно понежиться на ангеле до полудня. Третья ночь Перед третьим разом Кроули набирается смелости несколько дней. Они больше не отмечают каждый новый день в Ритце, поэтому поводов поспать становится все меньше. Тогда он решается на глупый, болезненный и совершенно бестолковый, если честно, шаг. Азирафель сидит в чудесным образом перенесенном из книжного магазинчика кресле времен Ветхого Завета и упивается очередным банальнейшим романом, когда Кроули решает перейти в наступление. — Ангел, что ты имел в виду, когда говорил, что мы не друзья? Ну, в той беседке, — обманчиво беззаботным тоном спрашивает демон, крутя в пальцах тонкую ароматизированную свечку с ближайшей тумбочки. Азирафель розовеет и стреляет укоризненным взглядом в демона. — Кроули, дорогой, мы же все уже обсудили. Ты знаешь, как я не люблю возвращаться к этой… ситуации, — ангел неловко ерзает. Все идет по плану. — Но мне все еще непонятно, почему ты решил надавить именно на нашу дружбу. Это ведь щекотливая тема, не так ли? — продолжает демон с явным азартом, — Значит, ты тот еще манипулятор, раз можешь умело вычислять больные точки. Не хочешь подать Вельзевулу резюме? — его голос приобретает шипящие нотки, а от зарождающейся ухмылки разит очередной хитростью. — Мы про это уже говорили, — ангел упорно стоит на своем, — Ты не заставишь меня снова мучиться угрызениями совести. Я ангел, — он назидательно вскидывает брови и захлопывает книжку, — А не человек. — Азирафель встает с кресла и исчезает в тени коридора, ведущего в его спальню. Его голова напоследок появляется в дверном проеме: — И вообще, это была вынужденная мера, мне даже не стыдно! Кроули улыбается. Он только что уязвил ангела, заставил его страдать из-за своего неправильного поведения по отношению к другу (демон ни в коем случае не допускает употребления слова «обидел»). Сейчас Азирафель пойдет к себе, углубится в чтение и незаметно для самого себя заснет, потому что Кроули не дурак и перестраховался легкой дозой снотворного. Расскажи демон об этом в Аду, тут же получил бы шквал одобрения. Однако Кроули старается вовсе не для похвальной записи в трудовой книжке. Демон выжидает час, потому что знает любовь трезвого Азирафеля к чистоте, уюту и гигиене (к чищенным зубам, теплой пижаме и хрустящим простыням), а затем тихонько крадется в его комнату. Он застывает в проходе и чувствует укол вины: ангел лежит на боку, отложив книжку и почти свернувшись в клубок (почти так же, как Кроули в первую ночь), шевелит губами и хмурится во сне. Кроули совсем не по-демонически чувствует свою ответственность за беспокойный сон ангела, поэтому быстро и бесшумно добирается до кровати. Он стоит совсем рядом с постелью, когда начинает сомневаться в своих планах, но решает все-таки остаться в человеческом обличии. Кроули ставит колено на матрас и внимательно всматривается в лицо спящего, ожидая реакции на появление дополнительного веса в ближайшей округе. Спящий не реагирует, и демон плавно опускается целиком. Демон контрольный раз сомневается в желании остаться человеком, но трясет головой и изгоняет эту мысль куда подальше. Он просчитывает расстояние так, чтобы руки Азирафеля не имели возможности коснуться его тела, закрывает глаза и уже практически расслабляется, как вдруг ангел разворачивается поудобнее, мягко притягивает его к себе и невесомо обнимает во сне. На мгновение Кроули слепнет, глохнет, немеет. Он думает, что ради этого момента Пал бы еще раз. Он боится распахнуть глаза и понять, что это все происходит в его голове, но еще больше боится увидеть насмешливые глаза Азирафеля, ехидно вопрошающие: «Попался?». Он собирается с силами и приподнимает веки, после чего с облегчением видит по-прежнему спящего ангела. Его брови больше не сведены, губы не сжаты, а сам он в целом являет собой умиротворенную картину. Кроули все еще боится его разбудить, но все равно немного расслабляется под приятным прикосновением теплых ладоней к спине и плечу. За ночь он ни разу не смыкает глаз, запоминая ощущения, впитывая запах и наслаждаясь происходящим. В четыре утра становится душно, но Кроули не может выпутаться из объятий и открыть окно — это было бы совершенно вероломно. Поэтому он старается дышать редко и поверхностно, отдавая кислород Азирафелю. Демон бы и вовсе перестал его потреблять, но отказ от дыхания поверг бы его человеческое тело в подобие спячки, и утром ангел узнал бы об этой троекратной ночной шалости не самым приятным видом охлажденного тела. В восемь — значительно позднее обычных побегов — Кроули покидает нагретую кровать, поправляет все простыни и стремительно выходит из комнаты, стараясь не расплескать воспоминания о теплоте Азирафеля. Днем ангел, поглощая блинчики, увлеченно рассказывает о своем сне. — Представляешь, как будто обратно вернулся! И я еще не на Вратах, а просто гуляю по саду, встречаю всяких животных, ем плоды райских деревьев… И чувствую тепло. Почти наяву. Вот ведь как. Демон изображает заинтересованность, пряча за ней самодовольное смущение. Четвертая ночь Четвертый раз сначала выглядит легким: они разговаривают, сидя на креслах напротив друг друга в гостиной Азирафеля, и культурно поглощают бутылку очередного выдержанного вина. Кроули напряжен, ему хочется побыстрее расправиться с прелюдией и лечь, наконец, поближе к ангелу. Он почти не пьет, только незаметно поглядывает на руку друга, которая регулярно, со скоростью и маневренностью домкрата подносит к губам бокал за бокалом. Они обсуждают что угодно: обнаглевших уток из парка, которые выучились разбираться в сортах хлеба и теперь принимают только белый и с отрубями, надоедливых покупателей книжного магазина, которые в эпоху электронных устройств зачем-то приходят за бумажными изданиями, и наивность палеонтологов и других приверженцев эволюции. — И этот, как его… Толкинс? Роббинс? — путано спрашивает ангел. — Докинз, — мрачно поправляет Кроули. — Точно! — эмоционально округляет глаза Азирафель. — Он ведь совсем ничего не понимает. Однако же неистово стоит на своем. Как можно верить в динозавров — таких страшных, непонятных, нелепых шельмецов, но не верить в простого Бога? Ангел продолжает нести свою чепуху. Демон терпеливо ждет. Наконец Азирафель едва заметно клюет носом. Кроули ободряется. Его добыча сидит перед ним и пытается налить себе еще немного вина, но он, вместо того, чтобы упростить себе задачу, благородно отодвигает бокал. «Хватит тебе», — думает демон. Азирафель поднимает туманный недоумевающий взгляд, немного подвисает, затем улыбается и виновато опускает голову на грудь. — Я уезжаю скоро в одну азиатскую страну. Не помню полного названия, но оно странное: само государство восточное, но почему-то называется Северным… Неважно. Там у них лидер выделывается, надо облагоразумить. Небеса попросили. Меня. Как профессионального устранителя Апокалипсисов, — ангел забавно смеется над собственными шутками, совершенно не замечая выражения лица Кроули, — Так что скоро пропаду на месяц-другой. Азирафель выдает свою тираду и опускает потяжелевшую голову на грудь. Кроули теряется. Мало того, что этот дурацкий ангел уснул в кресле и теперь к нему невозможно по-нормальному пристроиться, так еще и в командировку собирается? Демона поражает страшная обида. Обида длится полторы секунды, а затем трансформируется в грусть сродни той печали, что свойственна женам моряков дальнего плавания. Он скромно присаживается на подлокотник кресла и замирает, любуясь. Он рассматривает вылепленные ушные раковины, пронзенные тонкими красными сосудами, гладкие щеки, бантикоподобные губы — в общем, занимается тем же, что и в первую ночь. Кроули собирается уже прильнуть к ангелу, но что-то удерживает его. Вместо этого демон трепетно целует висок Азирафеля, а затем трется об это место носом, будто бы заметая следы. Он прислушивается, но дыхание ангела остается размеренным. Тогда Кроули так же медленно прислоняется губами к светлой щеке, потом к острому кончику носа. Он целует закрытые глаза, начиная с левого, а после набирается смелости и прикасается губами к губам Азирафеля. Демон всеми силами старается не заходить слишком далеко, довольствуясь лишь целомудренным брожением вокруг да около, как вдруг рот напротив приветливо приоткрывается. По инерции Кроули порывается внутрь. Затем чует неладное, отстраняется и натыкается на хитрый взгляд. Демон испуганно вскакивает с кресла, но вовремя вспоминает о необходимости держать лицо. Он скрещивает руки на груди, маскируя сбившееся дыхание, и недовольно приподнимает бровь. Азирафелю вспоминается сюжет на Дискавери, который он видел, когда знакомился с телевизором в квартире Кроули: львы часто пугаются слонов, снующих по саванне, и отпрыгивают от них, но предпочитают, чтобы об этом никто не знал. Поэтому после спасительных прыжков они подскакивают еще пару раз — создать видимость, будто им просто захотелось сделать гимнастику. Такого льва сейчас напоминает Кроули. Азирафель улыбается. Демон непонимающе ведет головой и переходит в контрнаступление. — То есть ты не спал, — резюмирует он. — Не-а, — весело отвечает ангел. — И как давно ты… в курсе? — Кроули допускает легкую дрожь в голосе и теперь себя за это ненавидит. Азирафель улыбается еще шире и искреннее. — С самой первой ночи. Проснулся, когда ты пытался залезть на кровать. Было сложно не засмеяться в голос, — он с крошечной гордостью наблюдает за тем, как щеки демона пунцовеют, — Собственно, это был единственный раз, когда я вообще засыпал. Кроули сглатывает. Ангел не должен сейчас так себя вести. Не должен с такой непринужденностью об этом всем говорить. Ему следует обозвать Кроули как-нибудь по-обидному и уехать в эту свою командировку, а после никогда не возвращаться. Но Азирафель никогда не следовал шаблонам. А еще он невероятен и чудесен, поэтому он встает, подходит ближе к демону и берет его за плечи. — Я знаю, тебе даже в голову не приходило, что я, находясь в сознании, буду позволять тебе валяться с собой в обнимку, — отчетливо говорит он, — Конечно, ты мог бы просто спросить, но ты простых путей не ищешь, так? Кроули не находит изящного ответа. Он просто смотрит на этого великодушного, непревзойденного, милостивого ангела и тихо спрашивает: — Можно? Азирафель смеется и, не отвечая, целует его. Пятая ночь, которая, в самом деле, утро В пятый раз это происходит совершенно открыто. Безоблачным утром ангел сидит в том самом древнем кресле и потягивает какао, наслаждаясь видом из окна на многолюдную улицу. Потеряв бдительность, Азирафель совершает стратегическую ошибку — отпивает из кружки. Коварный Кроули пользуется моментом и незаметно материализуется прямо между ног ангела. Азирафель вздрагивает и шутливо закатывает глаза. — Дорогой мой, с таким хищническим поведением тебе стоит… — не успевает договорить ангел. Тонкие пальцы искусителя пробегаются по чувствительному бедру — это приятно даже сквозь ткань брюк — и Азирафель срывается на прерывистый вздох. Демон стоит на коленях и бесстыдно улыбается, то и дело облизывая покрасневшие губы. — Я не слишком быстр для тебя? — с долей ехидцы спрашивает он и тянется к ширинке, будто бы нечаянно задевая ангельский член. Азирафель бросает укоризненный взгляд и отставляет кружку с какао на тумбочку во имя чистого кресла, одежды и волос Кроули. Демон быстро расправляется с молнией и избавляет ангела от лишнего белья, восхищенно выдыхает, а затем шире разводит его ноги. Азирафель смущается и инстинктивно пробует прикрыться, но Кроули перехватывает его руки и перемещает их на свои волосы, позволяя себя контролировать. — Говори, если что-то не так, — неожиданно серьезно говорит Кроули, и ангел послушно кивает. Демон пробегает пальцами по всей длине и на пробу лижет головку. Азирафель запрокидывает голову и тихонько выдыхает, подавляя желание закрыть пылающее лицо руками. Кроули гладит чувствительную кожу вокруг и вдыхает аромат ангела, запоминая все детали. Азирафель думает, демон уделяет недостаточно внимания тому, чему надо, и недовольно стонет. — Прости, прости, — спохватывается Кроули, улыбаясь одними уголками рта, — Засмотрелся. Он обхватывает ртом головку и плавным движением опускается к самому основанию. Ангел резко выдыхает, нежные поглаживания волос Кроули сменяются благодарным потягиванием. Демон вновь поднимается вверх, лаская, и кончиком языка упирается в уретру. Проходит несколько мучительно долгих минут, прежде чем Азирафель окончательно сдается. Кроули сглатывает и напоследок хищно облизывает все, к чему прикасался в процессе, а потом задорно садится на пятки и честно заглядывает ангелу в глаза, педантично застегивая чужие брюки. — Что это на тебя нашло? — отдышавшись и хихикнув, спрашивает Азирафель. — Это тебе за то, что ты наврал про командировку, — с видом оскорбленной благодетели отвечает Кроули. Ангел хлопает по коленям, приглашая. Демон тут же повинуется и обнимает Азирафеля, прижимаясь к нему настолько крепко, насколько не мог себе позволить ни в одну из тех ночей. Азирафель кладет голову ему на плечо и умиротворенно улыбается. — Если так будет после каждой невинной лжи — я готов привирать регулярно. Демон счастливо фыркает. — Ангел? — зовет он, отстраняясь и заглядывая тому в глаза, — А почему ты сразу мне не сказал? Ну, что ты все понял и что ты не против. Азирафель скромно опускает взгляд. — Помнишь, ты связался с мафией, когда хотел добыть святой воды? Кроули озадаченно кивает. — Я еще тогда понял — мне безумно нравятся игры в шпионов. Не давая демону возможности отпустить саркастичный комментарий, Азирафель затягивает его в поцелуй. Ради этого Кроули согласен помолчать.