* * *
Он спустился на планету с последним шаттлом, ни на секунду не переставая получать сведения о местоположении и действиях каждого взвода. При желании можно было запросить такую информацию о каждом солдате подчиненного ему подразделения. За те три года, что земляне вели войну с насекомыми, системы связи сделали такой огромный шаг в своем развитии, на который прежде, в обычное время, потребовалось бы по меньшей мере два десятилетия. — Что там, Лекс? — спросил он, отходя от формального сценария. На каком-то этапе высадки переговоры командного состава переходили на тот язык, который сложился в группе. Психологи пришли к выводу, что именно такой вариант взаимодействия обеспечивает наилучшее и наиболее эффективное понимание между ее членами. Конечно, при совместной работе могли возникать накладки, когда два коллектива, действуя совместно, не всегда понимали друг друга. Но, как доказали те же психологи, процент ошибок, возникавший в результате этого непонимания, был значительно ниже и обходился куда дешевле, чем попытки использовать формализованное общение внутри группы. — Пока неясно, — отозвалась Кайенна Лекс, сержант взвода «А». — «Ножек» не видно. Так они между собой называли противника, выбрав именно это короткое слово вместо «насекомых» или «инсектоидов», сократив обычную «многоножку». Название соответствовало действительности: никто из противостоящих им особей не имел меньше четырех ног, нередко оснащенных жвалами. Доклады остальных сержантов не отличались оригинальностью: они тоже пока не встретили противника и продолжали продвигаться вперед со всей осторожностью. Мортенсен уже не раз задумывался о странностях в тактике инсектоидов. Казалось, тем было все равно, где сражаться: в чаще леса или на пустынной равнине под палящим солнцем. И, тем не менее, всякий раз они выбирали для развертывания своих позиций определенную природную зону. На первой планете это были степи и равнины, причем нельзя было сказать, что именно этот тип местности преобладал, так что причина выбора оставалась неизвестной. На второй планете бои велись в джунглях, и у майора до сих пор дергался уголок рта при воспоминании об этом зеленом аде. На третьей они воевали в горах. Именно там курсант Блум принял свой первый и последний бой. Майор несколько раз навестил его в госпитале, но затем их перебросили на очередную базу в нескольких парсеках от Земли, а когда майор через несколько дней сделал запрос в госпиталь, ему ответили, что курсант О. Блум по просьбе семьи переведен в другое медицинское учреждение, координаты которого они не имеют права сообщать. Такое завершение их невнятных отношений в принципе было самым логичным и приемлемым исходом, но майор не мог не сожалеть о произошедшем. Если для него все закончится хорошо, он думал все же разыскать Блума на Земле, пригласить в кафе или бар, посидеть, поговорить, без всякого подтекста. Однако когда это случится, сказать было невозможно. Он мог погибнуть вот на этой планете, через полчаса или полдня, и никакие планы не могли этому помешать. На четвертой планете им пришлось столкнуться с насекомыми на обледеневших, промороженных полюсах, а на пятой — в водах морей и океанов, и, положа руку на сердце, майор не смог бы сказать, что из этого было хуже. Он еще раз перебрал в уме короткий список и вызвал сержанта. — Лекс, двигайтесь в сторону леса. — Тоже подумала об этом, сэр. — У сержанта был низкий, хрипловатый голос, обладавший свойством вносить спокойствие в разговор даже в самые напряженные моменты. — Поворачиваем. Долго ждать не пришлось. Через четверть часа солдаты первого взвода уже стреляли по валившимся на них с ветвей многоножкам, выпускавшим в ответ струи ядовитой синей кислоты. Прежде она сжигала скафандры и ткани в считанные минуты, но с каждым месяцем защита совершенствовалась — над этим работали сразу несколько крупных земных лабораторий, — и теперь в половине случаев пострадавших удавалось спасти. Часто ценой утраченных конечностей; но все же это было лучше мучительного превращения в лужу слизи за пять-десять минут. Честно говоря, все что угодно было лучше этого. Лес встретил их тишиной, бесцеремонно растоптанной подошвами космических ботинок. Красота его выглядела почти земной: те же деревья, кустарники, трава, даже папоротник в подлеске. Только присмотревшись, можно было обнаружить отличия, выдававшие то, что они не на земле: непривычную форму и странный оттенок листьев, узловатые стебли травы, множество воздушных корней у кустарников, выглядевших на первый взгляд обычной дикой смородиной. После зачистки сюда нагрянут биологи; то-то будет им раздолье. Мортенсен знал, что в последнее время произошел невиданный всплеск: желающих стать учеными среди школьников старших классов и студентов стало на порядок больше. Наука из довольно скучного занятия для энтузиастов вдруг вырвалась в топы и заняла умы. Теперь биология, точнее, космобиология, означала возможность отправиться в космос, исследовать едва открытые планеты, получать сведения из первых рук, а не из докладов пилотов или десантников, плохо разбирающихся в теме. Открытия совершались на каждом шагу, изобилие возможностей поражало. Молодые умы, внезапно заполнившие до того тихие и слегка покрывшиеся пылью кабинеты, выдвигали теории одна круче другой, и часть из них содержала зерно истины, которое иначе так и не удалось бы обнаружить. Это представление сложилось у Мортенсена на основе информации, бывшей в открытом доступе, и он догадывался, что факты, оставшиеся за кадром и не представленные широкой публике, свидетельствуют о еще более интересных вещах. Войны всегда меняли человечество, и инсектовойна, как ее окрестили журналисты, лишь подтверждала правило. Многоножка свесилась с ветки, как рождественский флажок, и закачалась в футе от лица. Мортенсен срезал ее струей огня прежде, чем тварь успела выпустить кислотную слюну. — Пока только мелочи, — сказал он в микрофон, не спуская глаз с окружающих деревьев. — Как у вас? — То же самое, — первым откликнулся Данвинг. — Сороконожки, гусеницы, шмели. Похоже, на этот раз они решили брать не силой, а численностью… ох, черт! — Что? — Комары! Комариные стаи! Переключайтесь на инсектициды, слышите? — Слышали? — дублировал Мортенсен его сообщение. — Всем переключиться на инсектициды. Огонь — второй очередью. Разрывные — третьей. Одна из главных проблем войны с насекомыми состояла в многообразии их видов. И если средства уничтожения все-таки были довольно универсальными — в конце концов, против огня не могло устоять ни одно из известных живых существ, — то с защитой было сложнее. То, что годилось против жал и жвал, почти никак не защищало от кислоты или яда. Таскать же на себе все необходимые средства на любой случай было абсолютно нереально. Рано или поздно бойцы избавлялись от вещей, ни разу не использовавшихся, и гибли при столкновении именно с той редкой опасностью, защиту от которой сочли лишним грузом. Ученые и инженеры ломали головы над тем, как объединить все необходимые и порой несовместимые функции в одном боевом скафандре. Со временем были разработаны достаточно универсальные модели. Они не были идеальными, но работали на несколько порядков лучше самых первых, примитивных и громоздких вариантов. Комары налетели внезапно, огромной стаей. Они были крупнее земных, а их угрожающе вытянутые хоботки, казалось, были сделаны из стали. Мортенсен распылял инсектицид — представлявший собой убойную смесь пиретриов и пиретроидов, минеральных масел, силикатов, азота и бог знает чего еще, пока небольшую поляну не окутало ядовитой смесью, словно туманом. Индикаторы светились зеленым светом, приближающимся к желтому, но не переходящему в него. Это означало, что повреждения скафандра незначительны и не угрожают жизнедеятельности его обладателя. Судя по донесениям, большинство взводов также успешно выдержали первое столкновение. Теперь предстояло углубиться в лес и оценить плотность противника. Высадка произошла сразу в нескольких точках по всей поверхности планеты. Данные, которые они получат за эти несколько часов, позже будут обработаны, проанализирован и лягут на стол главнокомандующего для разработки плана полноценной зачистки. Словом, они были в роли лисы в курятнике, чьего рассказа с нетерпением ждала вся стая. Подразделению майора Мортенсена надлежало двигаться на север до соединения с соседней частью, затем занять оборону и ждать, пока их подберут шаттлы. Углубляясь в лес, они все чаще сталкивались с разными видами «ножек». Гигантские кузнечики, полчища муравьев размером с кошку, осы, летящие со скоростью пули и ее же бронебойной силой. Относительно небольшие на этот раз размеры врага компенсировались численностью. Мортенсен устал отбиваться от нескончаемых атак. Казалось, было проще завалить песчаного червя, напоминающего габаритами поезд метро, чем рубить сороконожек, травить мошек и распылять шмелей. Последнее оружие было совсем новым и действовало пока лишь на крошечные объекты, однако на него возлагали большие надежды. Распылитель мог заменить десяток других моделей, если бы удалось расширить радиус поражения. Через два часа и десять минут они преодолели намеченный участок и вышли на место встречи. Второе подразделение уже было там: в воздухе висели облачка инсектицида, в траве то тут, то там лежали трупы насекомых. Бойцы Мортенсена присоединились к оборонявшимся. Эта поляна была куда больше: целый космодром, с редкими купами деревьев, где тоже наверняка притаился враг. Связавшись с майором Шульц, Мортенсен разделил участки поляны между ее и своими солдатами и отправил группы по пять человек на зачистку каждой купы. Циферблат показывал, что им предстояло продержаться еще двадцать шесть минут. Неплохо, хотя могло быть и лучше. С насекомыми рассчитывать время всегда было трудно, очевидно, из-за внеземного способа мышления. В одном из солдат чужого подразделения, отправившемся на зачистку, Мортенсену показалось что-то знакомое, но задавать вопросы сейчас было некогда. «Чисто», — докладывали группы одна за другой с промежутком в минуту-полторы. Вокруг поляны уже четко обозначилась линия передовой. Насекомые, сообразив, что происходит, сжимали кольцо, люди сопротивлялись в ожидании транспорта. Девятнадцать минут… Шанс погибнуть был всегда, но вот эти последние перед отбытием минуты неизменно представлялись наиболее опасными. Чисто инстинктивно люди не хотели рисковать жизнью, когда возможность выйти из боя оказывалась уже так близко. «Внимательность и осторожность, — напомнил Мортенсен, переключившись на общую связь. — Мы еще не дома». Последние минуты прошли в бесконечном конвейерном переключении с распыления на огонь. Работать ножом уже не приходилось: противник шел слишком плотно. Садящиеся шаттлы выбросили клубы инсектицида, расчищая пространство от комаров и ос. Организованно и четко — Мортенсен вспомнил суматоху первых стычек, — бойцы отступили к кораблям и партиями вошли внутрь. Скафандры не снимали до тех пор, пока не убедились, что ни одна сороконожка или оса не попала в шаттл вместе с солдатами. Оказавшись на борту корабля, Мортенсен наспех переоделся и сел готовить доклад, который требовался в первоочередном порядке. Только к ужину он освободился и первым делом подумал о мелькнувшем у него на поляне подозрении. Несколько минут он задумчиво изучал информацию, пришедшую в ответ на сделанный запрос. «Блум О., сержант» и далее — про службу в одном из его взводов, про ранение, госпиталь, другой госпиталь и… возвращение в ряды космофлота. Как это вышло? Майор повидал немало пострадавших и мог безошибочно определить, кто из них еще вернется в строй, а кому дорога только обратно к гражданским. И вот перед ним были документы, свидетельствующие, что предположения на этот раз оказались неверными. Неужели то, что происходило между ним и курсантом Блумом, повлияло на ясность его рассудка? Вряд ли. Майор умел сохранять голову холодной, что бы ни происходило с его сердцем. Как же так вышло? Был лишь один способ узнать, не самый лучший, но в данной ситуации безальтернативный. Майор составил запрос о переводе сержанта Блума под его начало, на секунду задумался, пробегая строчки глазами, и нажал «Отправить». Конечно, по-хорошему у него не было оснований просить о переводе, указывая такие сомнительные причины как поднятие боевого духа и сплочение команды. Но Мортенсен имел хорошую репутацию наверху, а обстановка не располагала к длительным размышлениям над каждым незначительным рапортом. Скорее всего, никто не будет разбираться в мотивах, получат согласие Шульц и распорядятся насчет перевода. Шансы неплохие. С этими мыслями майор отправился на ужин.* * *
Логика и интуиция не подвели — к вечеру следующего дня дежурный доложил о прибытии на борт сержанта Блума. Майор поднялся из-за рабочего стола, удивившись собственному состоянию — волнение, ожидание, нетерпение. Когда Блум появился в дверях, майор окинул его быстрым взглядом, старясь охватить сразу все, и шагнул навстречу. — Поразительно. Не ожидал снова увидеть тебя в этой форме. — Я и сам не ожидал. — Блум казался старше, увереннее, даже вроде бы выше ростом. В нем было еще много от прежнего курсанта, но он все же бесповоротно изменился. — Это вы просили о моем переводе? — Да. Конечно, я должен был спросить тебя, но время не позволяло. — Я не против. — Он белозубо улыбнулся. Мортенсен не мог больше сдерживать любопытство. — Как? Что с тобой сделали? — Оказалось, что медицина сильно шагнула вперед за последнее время. Отец забрал меня из военного госпиталя и перевел в другой, экспериментальный. Они могут восстановить человека, если от него в наличии больше половины. Ну, так говорят. Конечно, не регенерация. Это все, — он повертел рукой, — пластик, сплавы и электроника. Но от настоящей почти не отличишь. И бок подлатали, и ногу, и даже лицо, хотя этого для возращения на службу не требовалось. Но им хотелось опробовать новую технологию, и я дал согласие. — Невероятно. — Майор взял его руку, повертел перед глазами, коснулся пальцами щеки — и отступил, сообразив, что бесцеремонно вторгся в чужое пространство. — Да ничего, — сказал Блум. — Тебе же можно. От его слов прошлое с будущим словно слилось воедино, наложившись друг на друга. Но сейчас опять было не время, и майор отступил еще на шаг, не отводя взгляда. Блум тоже не опускал глаз. Да, он действительно стал увереннее и знал, чего хочет. — Приятно будет участвовать в завтрашней высадке вместе со старыми приятелями, — сказал он. — Кстати, никто еще не знает, что ты здесь. Пойдем, произведешь фурор, — усмехнулся Вигго, хлопая его по плечу. Под тканью легкой куртки оно было теплым. Убирать ладонь не хотелось. В общей каюте их появление было подобно взрыву. Бойцы наперебой выкрикивали приветствия вопросы, тянулись потрогать, махали руками. Часть взвода Блума уже сменилась из-за естественных потерь, но «старичков», помнящих его, осталось достаточно. Оставив Блума им на растерзание, Мортенсен вернулся в рубку. Нужно было проверить и перепроверить план завтрашней высадки, сверяя каждый шаг с картой, составленной зондами-разведчиками, чтобы избежать неожиданностей. Но, погрузившись с головой в кропотливую и ответственную работу, Мортенсен время от времени улыбался. То, что где-то на корабле находится Блум, делало жизнь куда более яркой и притягательной.* * *
— Занять места! — прозвучала команда, и майор двинулся по коридору в шлюзовой отсек. За ним грохотало еще две сотни пар тяжелых ботинок. То же самое происходило сейчас в десятках кораблей справа, слева, сверху и снизу. За эти два дня на орбиту планеты были стянуты значительные силы землян. В отличие от первых трех боев, теперь тактика была отработана, и помехи случались лишь мелкие и легко устранимые. Высадки проходили почти без потерь. Проблемы начинались после, когда солдаты сталкивались с непредвиденными новшествами в атаке и поведении противника. Они расположились в стойках вдоль стен, пристегнувшись поперек груди и положив руки на подлокотники. Мортенсен обежал взглядом строй, заметил Блума и улыбнулся ему. Тот ответил такой же беглой улыбкой. На сердце стало тепло, и тут же его придавила тяжесть — шаттл стартовал. Их сбросили близко от предыдущего места высадки. Лес находился в полумиле к западу, и, зорко оглядывая окрестности, они вскоре добрались до него. Стаи комаров были уже знакомым явлением. Больше на опушке никого не оказалось, и у майора возникло нехорошее ощущение, что их заманивают, затягивают подальше в чащу. — Пауки, — сказал кто-то, когда группа углубилась в лес примерно на полмили. Мортенсен огляделся. Действительно, слева небольшой, с ладонь, паук быстро плел паутину между стволами двух растущих рядом деревьев. В прошлый раз они не заметили никаких признаков пауков: ни гнезд, ни паутины. — Еще один на два часа! И на десять! И на шесть! Оплетают по кругу! — докладывали голоса в наушнике. Мортенсен и сам видел, что паутина образовывала неровный, но явный круг. Любопытная тактика. — Движемся по заданному маршруту! — скомандовал он, уверенный, что сделать этого им не позволят. И действительно, едва они приблизились к тому месту, где их путь пересекался с границей паутинного круга, на них обрушилась лавина. Крупные сороконожки, рои пчел и шмелей, саранча, в прошлый раз почти не показывавшаяся, — казалось, насекомые могут просто задавить людей массой. Они были вынуждены отступить на несколько десятков футов, чтобы освободить себе место для маневра. Первыми в ход пошли бластеры и огнеметы. Трава быстро почернела и рассыпалась в прах, оставив темные проплешины и спекшихся гусениц. Затем пришла очередь инсектицида, против кузнечиков в ход пошли разрывные. За это время пауки начали затягивать оставшийся проход. Майор бросился к ближайшей паутине, рубанул по ней ножом и не удивился, когда та лишь мягко спружинила. — Не выходит? — спросил подбежавший Блум. — Давай из огнемета, — скомандовал Мортенсен, отступая назад. Струя огня ударила в переплетение нитей и зашипела, будто попала в воду. Паутина лишь чуть оплавилась, став, похоже, еще плотней. — Так я думал. — Мортенсен покусал губы. — Вот он, наш сюрприз. Тайна шестой планеты. Их новое оружие. Нужно прорываться, иначе останемся в этой паутине навсегда. Они без устали поливали насекомых огнем, но те лезли и лезли. Их число казалось бесконечным. Из сводок майор знал, что в подобных ловушках оказалось не менее тридцати групп по всей планете. Некоторых уже заплело сетью наглухо, и попытки выжечь или вырезать проход не имели успеха. Связь паутина не глушила, так что по крайней мере информацией они могли обмениваться. Оставались кардинальные варианты — направленного взрыва или удара огневой мощью шаттла, однако это оставляли на последний момент: слишком велика была вероятность уничтожить и большинство своих людей. Трупы погибших насекомых наслаивались друг на друга. Сколь бы мало плоти не оставалось после попадания бластера, она все же имелась и в больших количествах могла стать еще одной преградой на пути. — Черт, — Мортенсен взглянул на заряд своего бластера. — Это не метод. Нужно что-то придумать или нам крышка. Блум за забралом скафандра вдруг ухмыльнулся. — Я знаю, что делать. Дай личный канал. Через минуту майор расплылся в улыбке. — Моя интуиция гениальна. Что бы мы делали, не запроси я твой перевод! — Пошли бы на обед паукам, — хмыкнул Блум, обнаруживая несвойственное ему ранее самодовольство. Взяв еще троих, они направились к меньшему из деревьев, оплетенных паутиной. — Давай! — скомандовал майор. — С двух сторон! Бластеры были не слишком приспособлены под рубку деревьев, но, тем не менее, максимально суженные лучи справились с задачей минут за восемь. Дерево качнулось наружу, но паутина не пустила, и оно упало кроной внутрь. Люди бросились к комлю и приподняли его вместе с паутиной. Проход был открыт. — Отступаем! — распорядился Мортенсен. Группа двинулась в их сторону, быстро, но организованно, сменяя друг друга в арьергарде. Один за другим они, согнувшись, проскальзывали на ту сторону. Блум и майор придерживали ствол, пока последние солдаты не выбрались наружу. — Бросаем и бежим, — скомандовал майор, когда волна насекомых стала просачиваться следом за бойцами. Они одновременно отпустили дерево, то рухнуло с глухим ударом, и тут же почва под ними начала проседать. — Что за?.. — только и успел сказать Блум. Прежде чем они рухнули вниз, под землю, подобно Алисе из старой сказки.* * *
Падение оказалось недолгим — футов десять. Майор поднялся первым, встряхнул головой. В голове шумело. Через секунду он понял, что это помехи связи. — Кто меня слышит? — спросил он. — Кто-нибудь меня слышит? — Очень плохо, — отозвался голос Данвинга. — Где вы, майор? — Мы провалились под землю. Здесь что-то вроде полости. Приказываю всем продолжать операцию. Вы слышите? Приказываю продолжать операцию. Сообщите координатором о наших действиях, это пригодится другим группам. Мы постараемся… а, черт! Связь прервалась окончательно. Майор проверил показатели состава воздуха и открыл шлем. Воздух был относительно пригоден для дыхания, а объясняться жестами вышло бы долго. — Что это? — спросил Блум, успевший оглядеться. — Где мы находимся? — Понятия не имею. — Мортенсен смотрел по сторонам с таким же изумлением. — Похоже на командный центр… нет, на координационный пункт. Странно. Не помню ни одного рапорта о подобном. — А вы знаете, что часть ученых считает, будто инсектоиды управляются одним мега-мозгом? Поэтому отдельная особь почти ни на что не способна, а вот коллективно инсектоиды могут летать меж звезд и захватывать планеты. — Я слышал об этой теории. — Мортенсен медленно продвигался вдоль стены, следя за каждым углом. Дверь в помещении была только одна и выглядела закрытой на все замки. В центре стояла громадная панель управления, мигавшая дисплеями. Она явно работала. — Но ни на одной из освобожденных планет ей не нашлось подтверждения. — Может, мы окажемся первыми. — Блум шел следом, поглядывая назад и прикрывая спину. — Странно здесь как-то. Ну то есть наоборот… обычно. Такое и на Земле можно увидеть. — Это верно. — Мортенсен поймал смутное чувство, которое терзало его уже минуты три. — Трудно представить здесь насекомых. Ну знаешь… освещение, управление. Оно все человеческое. Такое же, как у нас. — Как вы думаете, почему? — Может, они нас изучали, готовились к войне. — Но все равно непонятно, зачем строить для собственного использования что-то, подходящее людям в сто раз, больше, чем насекомым. Подождите, тут что-то написано. — Он склонился над панелью. — А пыли здесь предостаточно. Непонятно, как все еще работает. — Здесь было землетрясение. — Мортенсен поднял голову к потолку. — Видишь трещину? Через нее попадает пыль. Когда дерево упало, оно только довершило то, что начал сейсмический толчок. Иначе вряд ли бы мы сюда попали. Думаю, это достаточно защищенное сооружение. — Утратив внешнего врага, человечество обретает покой, но перестает развиваться. — Что? — переспросил Мортенсен. — Так здесь написано. На универсальном языке. Мортенсен подошел, чтобы самому прочесть надпись. — Что это значит? Кто это написал? И где мы вообще находимся? — Изречение не подписано. Не слышал его раньше. Явно чья-то цитата. — Цитата… — Мортенсен напряг память. Слова почему-то казались знакомыми. — В конце двадцатого века кто-то говорил похожее. Что внешняя угроза — фактор, который заставляет нас думать быстрее, действовать быстрее, развиваться быстрее. И что если этот фактор убрать, человечество перестанет бояться, но перестанет и развиваться. По-моему, похоже. Только здесь короче. — То есть это слова кого-то из людей. И, значит, построили это тоже люди. Зачем? — Знаешь, — Мортенсен изучал карту, светящуюся на одном из дисплеев, — есть у меня одна сумасшедшая теория… Все мелочи, на которые он обращал внимание — развитие науки, технологий, вооружения, — сейчас будто сложились в один узор. — Сдается мне, что кто-то на самом верху однажды увидел, что человечество мирно почивает на своих лаврах. И решил, что его надо спасти от этой лени и безмятежности. Встряхнуть, вернуть в поиску, опасностям и прогрессу. И создал внешнего врага. Мне кажется, этот пульт — часть общей системы управления инсектоидами. Точнее, искусственно созданными биологическими объектами. Нет никакого мега-мозга. Есть обычный человеческий мозг, заставляющий человечество сражаться с созданным им роботом и попутно делать все новые и новые открытия, добиваться новых свершений. — Не может быть. — А ты посмотри. Карты, цифры, приказы. Вот здесь мы начинаем теснить насекомых, видишь, прогиб линии? И вот идет перегруппировка, переброска сил — вот количество, вот координаты. Не насекомые ведут войну — она ведется здесь нами против нас же. — Но гибнут и люди, не только эти твари! Я сам едва не погиб тогда, помнишь? — Помню. Ты не дурак, Орландо. Ты знаешь, как это называется. Неизбежные потери на пути к лучшему будущему. Такое случалось всегда. Просто сейчас это приняло космический масштаб. — Если ты прав, — медленно произнес Блум, — ты понимаешь, что это означает? Сейчас всем группам сообщат, как нам удалось выбраться из ловушки, а попутно — о том, что майор Мортенсен и сержант Блум провалились в подземную полость, расположенную согласно таким-то координатам, и попросят принять все меры для нашего спасения. — Верно. И первый же человек, посвященный в происходящее, увидев эти координаты, поймет, что случилось… — … и в лучшем случае мы получим медали Союза объединенного человечества. Разумеется, посмертно. — Думаю, есть шансы, что здесь поблизости спрятан и какой-нибудь космический корабль. Люди, взявшие на себя бремя спасения человечества, любят приберегать для себя страховки и запасные варианты на случай, если что-то пойдет не так. Ведь человечество без них просто пропадет. — Предлагаешь украсть корабль, майор? — Посмотрим. Может, никакого корабля еще и нет. Может, мы вообще ударились головой при падении, и все это — плод сотрясения мозга. — Чьего? — Какая разница? Так ты не против кражи корабля, если он существует? Блум усмехнулся. — Не против. В детстве я мечтал стать пиратом, хоть и не космическим, конечно. Но о чем я и мечтать не мог — что у меня будет такой напарник. Так что давай найдем корабль и назовем его «Летучий голландец». — Нет, — возразил Мортенсен, примериваясь бластером к двери. — Мы назовем его «Черная жемчужина». Я в душе романтик.