В далеком царстве, в тридевятом государстве, окружённый двумя морями и двумя лесами стоял замок, окутанный великими вековыми стенами, возвышающимися над землёй словно великаны. Все корабли, проходившие мимо по новому торговому пути, все птицы, летевшие дальше на юг, все жучки и паучки, случайно поселившееся в щелках древних стен знали, что этот величественный замок, построенный больше четырёх веков назад принадлежит знатной царской династии Пак, которой с неба было даровано право управлять этим огромным и славным государством. Семья эта была известна тем, что в ней уже десятое поколение рождался один-единственный сын, славившийся поразительной красотой, храбростью и образованностью. У всех мужчин династии была отличительная черта — большие уши, что в государстве считалось символом богатства и процветания, и детям в обычных семьях, дабы подражать королю и получить божье благословение, прищепками оттягивали уши, пытаясь удлинить их насколько это возможно.
И вот однажды весной пятого месяца тридцать седьмого года с рождения Христова взошёл на престол ещё совершенно молодой, широкоплечий, с густой тёмной шевелюрой и большими глазами будущий король, имя которому — Пак Чанёль. Отроду ему было всего шестнадцать лет, но на вид давали ему больше двадцати. Ох и завидный был жених! Не сыскать было таких высоких по всему государству, и невестки, чиновнические дочурки, табунами носились за юным принцем.
Каждый год устраивались смотрины, и Чанёль, угрюмо восседавший около отца и матери, устало просматривал сотни разных экземпляров.
— Милый, смотри, есть блондинки, есть брюнетки, русые, огненные, золоти...
— Да, матушка, я вижу.
— Вот тебе худенькие, а вот полненькие, с большой грудью, с большим тазом, с тоненькой талией.
Ох, как же надоели принцу эту смотрины! Все девушки были сказочно красивы, все смотрели на него влюблёнными и преданными глазами, но ни одна не нравилась Чанёлю. Не было в них той загадочности, той приковывающей изюминки, которая бы зацепила его.
С каждым днём он становился всё грустнее и молчаливее, надежда найти ту единственную ускользала прямо на глазах, и новоиспеченный король решил больше не проводить смотрины и не привозить девушек с дальних островов. Всё для него теперь потеряло смысл. Молодое сердце нагло молчало и не хотело впускать в свои густые джунгли и лучика любви. И король смирился.
Он приказал убрать все книги в далёкое подземелье, чтобы глаза его их не видели, запретил читать в его присутствии стихи о любви, а музыканты больше не играли и не пели его любимую песню "Один поцелуй" за обеденной трапезой. Так над великим замком очутилась туча безмолвия и бесчувствия. Слово "любовь" никто не смел произносить в присутствии короля, а кто и смел, тот сразу же отправлялся в темницу.
За четыре года тяжёлых дум Пак Чанёль постарел: молодое лицо больше не озаряла лучезарная улыбка, карие глаза сделались тёмными, как ночь, и никто не мог прочитать их — всем они казались злыми и устрашающими. Но его глаза всего лишь были грустными.
На лбу меж бровей появились морщинки, и матушка всё причитала, что её сынок рано "в старики ушёл".
А государство тем временем процветало: на границе западной, где соединялась вода и суша, высадили небывалой красоты сады, между опасными скалами, под которой бурлящей пропастью звучала вода, провели мосты, и теперь гонцы с дальних земель с лёгкостью преодолевали огромные расстояния. В восточных лесах выстроили деревни, больше похожие на сказочные поселения, где обитали феи и добрые колдуньи. Их фонари просачивались сквозь густой лес и король при наступлении ночи вглядывался в мелькающие зелёные фонарики, грустно улыбаясь.
N-ого числа сорок четвёртого года исполнилось королю двадцать три года. По этому случаю устроили громкий пир на всё королевство, и родители, удручённые одиноким существованием сына, решили сделать ему неожиданный подарок. Из-за далёких морей, спустя тридевять земель привезли ему невесту — девушку небывалой красоты. Последняя в своём роде, происходившая из Солнечного забытого племени, Лалиса была воистину прекрасна: её глаза окутывал свет, создавая по краям зрачка сияющее кольцо, от волос исходила огненная сила, фигура была одолжена ей божествами, а голос был такой, что птицы по утрам слетались к ней на плечи, чтобы послушать. Ни один рыцарь, ни один князь не мог устоять перед её красотой.
Но короля невеста не устроила.
— Обычная, — лишь сказал он.
И всё-таки свадьбу назначили. Чужеземная принцесса стала проходить обряды подготовки, не скрывая своего счастья и удачи, а вот король наоборот, помрачнел ещё больше. Брови его вечно хмурились, а губы превращались в тонкую линию.
Не представлял он своей дальнейшей жизни с этой девушкой, не хотел продолжать свой проклятый род, смешивая королевскую кровь с колдовской. Одна только мысль об утренних объятиях с этой вертихвосткой заставляла его неприятно корчить лицо. Нет, не бывать этому! Как это он, Король, пойдёт против своей воли? Уж лучше смерть, чем такая несчастная жизнь. И за что только боги так с ним обошлись, как посмели насмехаться над его горестями, его мыслями и надеждами?
Простившись на рассвете с семьей под предлогом "утренней прогулки", отправился владыка здешних земель на собственную погибель — к дьявольской пропасти, где волны, разбивающиеся о скалы, только и ждали новую жертву.
Шёл он медленно, задумчиво пиная камни под ногами. Крестьянская хлопковая кофта свободно раздувалась на ветру, а штаны, немного порванные к низу, болтались на исхудалых бёдрах.
Почему он родился в царской семье? Как хорошо крестьянам, которые женятся когда им захочется и на ком им захочется! Как весело они живут в больших деревянных домах, имея по восемь—десять детей. Какие крепкие и большие у них семьи.
Чанёлю же всегда было одиноко. Он был единственный сын, окружённый толпой ненавистных девиц и двумя строгими родителями, которые постоянно пытались его изменить и подкорректировать. Даже царствуя, он постоянно подстраивался под слова отца и исполнял всё, что говорила ему мать. Так он и вырос, несчастным, рано постаревшим мальчиком, без собственного характера и слова.
Погружённый в тяжкие думы, мужчина не сразу заметил яркого янтарного солнца, поднявшего первые лучи над золотистым океаном. Он не сразу услышал отдаленные звуки, смутно напоминающие грустную песнь оставшейся в одиночестве девицы, не сразу понял, что это вовсе не женский голос. Словно в забытье он двинулся на каменистый пляж, напрягая глаза до боли в попытке рассмотреть расплывчатую фигуру. Чёртово солнце! Огромный диск слепил и резал, а фигура все также сидела на большом осколке скалы и тихо, но мелодично напевала недавно услышанную мелодию.
— Парень, — выдохнул король, когда солнце наконец оставило в покое его глаза. Фигура впереди даже не шелохнулась, продолжая мурлыкать знакомую песню.
Чанёль сидел на холодном утреннем песке, обняв колени и положив на них голову. Он понимал, что пора идти, и если он не поторопится, за ним пошлют стражников.
Но невидимая дымка слабости не давала подняться, и он, точно закованный в кандалы преступник, сидел здесь, на этом проклятом месте битый час, не смея оторвать взгляда от потрагивающей спины и длинных светло-коричневых волос.
Это был Русал. Король встречал их однажды на середине синего моря, когда отец на корабле показывал сыну их необъятные земли. Сказочные существа безбоязненно резвились на поверхности, ныряя вглубь и вновь появляясь над водой, весело хохоча. Несколько веков назад прапрадед Чанёля пытался выловить всех русалов и сделать их королевским развлечением, но не тут-то было.
Оказалось, что у этих мифических существ есть одна "неприятная" особенность — прикосновение Русала к человеку даёт необратимые изменения, и через час и пять минут человек становится таким же, как и его "изменитель", то бишь Русалом. Именно поэтому большинство воинов прапрадеда Пака теперь плавали в этой воде, проклятые до конца веков.
Спустя несколько часов у моря стало тихо — парень, сидевший на камне, слегка приустал. Он встретил рассвет и поздоровался с солнцем, как делал каждое утро. Но песня, которую он услышал на днях около царских ворот, всё никак не отпускала его.
Достаточно одного поцелуя, чтобы влюбиться в меня, повторял он, немного склонив голову на бок. Что это значило? Поцелуй, влюбиться. Эти слова были лишь отдалённо знакомы. Однажды Бекхён (как звали нашего Русала) тайно наблюдал за поцелуем моряка и его жены, отчего-то плачущей на деревянном мостике. Соприкосновение губ и языков, неприятное причмокивание и закрытые глаза. Он не понимал, что в этом движении такого манящего и романтичного. Но взгляда оторвать не мог.
Как-то раз, прочитав брошенный на берегу отрывок из романа, он спустился к своему старшему брату Минсоку на дно морское и спросил, думал ли он когда-нибудь о том, чтобы поцеловать кого-то.
— Поцелуй — это человеческий маразм. Они просто не знают, куда им свои губы ещё всунуть: то к бутылке губами присосутся, то к книге, то к столбу. Был ещё один кадр на берегу — пытался лягушку расцеловать, а потом жалобно хныкал, что его обманули и это вовсе не принцесса. Я вот думаю, что у них губы чешутся, и они так пытаются их почесать.
— О другого человека?
— Ну а что? У них же зубы есть! Вот и чешутся, блохастые.
Бекхён охотно брату поверил. Всё-таки их семья отличалась умом и сообразительностью, и многие со своими замысловатыми и необычными вопросами приплывали именно к Минсоку.
Сейчас, сидя на скалистом берегу и размышляя о строчках песни, он и не думал встретить человека, а даже если и думал, то совершенно его не боялся. Услышав глухое бухтение за спиной и упавший в воду камень, он лишь немного повернул голову, глядя на нежданного гостя.
Слишком высокий, слишком красивый, слишком недовольный и слишком громкий. В нём всего было слишком, как показалось Бекхёну, но эти "слишком" как-то дополняли друг друга и создавали идеальную картину.
— Принц?
Чанёль недовольно обернулся, наконец оставив виновный в его подвернутой ноге камень.
— Король.
— У-у-у, король, — протянул Русал и хихикнул от злобно сверкнувших глаз.
Мужчина уселся на соседний валун, положив ушибленную ногу на колено и вновь выругавшись на безобидный камень.
— Жалкий король, — не глядя, усмехнулся хвостатый, внутренне подавляя огромное желание помочь бедняге.
— Рыбёшку забыл спросить, — с той же злобой рыкнул брюнет, все же взглянув на молодого парня с ярким переливающимся хвостом.
Идеальное фарфоровое лицо, подрагивающие уголки губ, длинные густые ресницы и немного вытянутые к вискам глаза яркого голубого цвета. Кожа была слишком белая, можно сказать прозрачная, покрытая слегка блестящей оболочкой. Плечи на удивление широкие, почти как у самого Пака, а талия наоборот, слишком тонкая, не похожая на мужскую.
— Чего ж ты тогда так вылупился на простую рыбешку?
Смутившись, Чанёль отдёрнул взгляд, вновь касаясь ноги.
— Вблизи никогда не видел таких красивых рыб. Только в воде. Мельком.
— Я тоже редко вижу людей. Правда не таких страшных, как ты.
Пак чуть было не дал Русалу оплеуху, да только вовремя опомнился, так и не дёрнув рукой.
— Да я самый красивый в этом королевстве! Ты хоть знаешь, сколько женщин за мной охотится?
— Не знаю. Зачем мне это?
Чанёль хотел возразить, да только слова в горле застряли. И правда, зачем? Ведь он сам ненавидел свою внешность и терпеть не мог преследовавших его дамочек, а сейчас он яро доказывал Русалу свою индивидуальность и неповторимость.
— И правда, — выдохнул он, понурив голову, — Я действительно страшный.
Бекхён улыбнулся. Он ему нравился. Как существо и как собеседник. Другого значения он не видел.
— Я назвал тебя страшным не из-за внешности. У тебя страшные глаза — чёрные, злобные, как смерть или впадина в середине моря, куда мы не заплываем. Она тоже чёрная. Знаешь, есть чёрная дыра на небе, есть морская пропасть, а есть ты.
— Ты оскорбил меня уже дважды за последние пять минут.
— Я старался.
Они оба засмеялись, соблюдая дистанцию в два камня. Чанёлю полегчало. Ему уже не хотелось разбиваться о воду и слать проклятья богам. Ему было хорошо и крайне весело, в душе все пропиталось лёгкостью, а сердце и душа наконец нашли гармонию. У него появился друг. Необычный, мифический и очень опасный. Но теперь он был не один.
Он это чувствовал.
Свадьба была назначена на конец июля. Каждый день Лалиса отсчитывала дни: шестьдесят три, шестьдесят два, шестьдесят один — ровно два месяца.
Король же об этом совсем не думал. Единственное, что волновало его каждый день — встреча с Бекхёном. Странный Русал не давал покоя королевской душе, и его образ всё время стоял перед глазами. Чанёль вновь начал читать романы, слушать любовные песни и стихи. Его морщинки разгладились и лицо вернулось в прежнее моложавое состояние. Чёрная туча над замком рассеялась, а глаза стали светлыми-светлыми и приобрели неестественный желтоватый блеск.
Король встречал каждый рассвет и провожал закат, сидя на каменистом берегу через два камня от светящегося парня. А он ведь и вправду светился! Сиял, отзеркаливая тёплые солнечные лучи. И Чанёль тайно любовался им, делая вид, что провожает солнце.
Бекхён тоже втихомолку засматривался жалким королём: когда он читал книгу, непослушные волосы всё время падали на глаза, и Пак, недовольно бурча, заделывал их за ухо, чтобы через несколько минут они снова завесили ему всю видимость. Бекхён в таких случаях лишь закусывал губу и сильнее сжимал тонкие пальцы, чтобы ненароком не коснуться непослушной шевелюры. Или когда Чанёль смеялся, истерически лупя рукой по колену, Бекхён по-щенячьи улыбался, самой нежной улыбкой провожая его рассказ. Каждая их встреча начиналась с кивка и ласкового взгляда, а заканчивалась с грустью приопущенными уголками губ и слегка слезящимися глазами.
Чанёль любил читать. Он постоянно таскал с собой книги и мог часами, без запинки и с выражением, присущим ныне профессиональным актерам театра, прочитывать страницу за страницей, затем долго молчал и обдумывал мудрые слова автора.
Бекхён слушал его с удовольствием и лишь иногда шутил, наслаждаясь широкой улыбкой друга.
Пак любил слушать, как Русал поёт. Он и сам любил петь, но не имел такого голоса, чистого и ангельского, коим обладал Бекхён. Он вслушивался в мелодичный вальс, грустные или весёлые слова, сбитое порой дыхание. Пак всматривался в угОльные завитки его губ и небольшую родинку на носу, любовался дрожащими ресницами и подрагивающими бровями.
— Ты смущаешь меня своим злым взглядом, — не сдерживая улыбки, признался Бекхён.
— И вовсе он не злой. Так, немножко неодобрительный.
Хитрые глаза скользили по губам и по острому подбородку, который хотелось зацепить пальцами и поднять к своему лицу. Но их разъединяли два камня и нерадужное проклятье.
— Я пою про любовь. Тебя что-то не устраивает в этой песне?
— Меня не устраивает твоё бесчувственное отношение к этому слову.
— Русалы не влюбляются, Чанёль. Наши отношения строятся на уважении и солидарности. Мы рыбы, а рыбы не умеют чувствовать сердцем.
— Вы наполовину люди. Значит, можете.
— Чанёль, мы...
— Что? Что вы?
Пак вскочил, тут же запнувшись о камень и упав в воду. Он вынырнул злым, холодным и отталкивающим. Вновь сев на камень, мужчина снял рубашку и положил её на нагревающийся камень. Было утро, и солнце пекло что надо.
Король не мог подобрать слов. Он хотел сказать так много, доказать с пеной у рта, что русалы тоже могут любить, что у них есть сердце, чувства и душа. Ему хотелось прокричать на весь мир, какую боль принесли ему слова Бекхёна. Но он лишь молчал. Поджав губы и закрыв глаза.
Длинноволосый закусил губу. Никогда ещё он не считал мужское тело привлекательным.
— Чанёль... Что такое любовь?
Два ошарашенных глаза остановились на Русале. Он грустно улыбался и все смотрел на солнце, плясавшее в глади воды.
— Я ничего об этом не знаю. Не понимаю, могу ли чувствовать то же, что и вы, может ли моё сердце колотиться также сильно, как у героини того романа, что ты читал мне вчера. Минсок говорит, что любви не существует. Что это лишь обманка, которая со временем исчезает. Он не верит, что у Русалов есть к этому предрасположенность.
Ветер ласково теребил его волосы, и губы слегка высохли от долгого нахождения на суше. Бекхён упрямо не поворачивался к нему лицом, не смотрел и не улыбался. Он говорил будто с самим собой, то споря, то ругаясь, то соглашаясь.
— А ты. Ты веришь? — с надеждой спросил мужчина, закусив губу.
— Кажется, да.
Чанёль не смог сдержаться. Стена в два камня была разрушена и бледное печальное лицо оказалось в паре сантиметров от такого смуглого, загорелого, слишком взрослого для своих лет. Король пронизывал его взглядом, ползал глазами по всем волосинкам, шрамикам и ямочкам. Русал лишь удивлённо на него уставился, чувствуя, как быстро и бешено внутри бьётся сердце.
— Теперь ты слышишь его внутри, да? И мое? Мое бьется также.
Его шёпот сводил с ума. Бек сжал руки в кулаки, чтобы не накинуться, не вжаться в твёрдую грудь, не уткнуться носом в шею и не расплакаться. Но Русалы ведь не плачут? Минсок ничерта не знает!
— Только не касайся. Не касайся меня.
Чанёль дышал в паре сантиметров от губ парня, не отрывая жадного взгляда от голубых глаз. Хвостатый молчал. Хотя и его дыхание давно сбилось.
— Не касаться? Да ты хоть представляешь, как я хочу прижаться сейчас к твоим губам? У меня сводит челюсть от этого желания.
Бекхен округлил глаза.
— Ты хочешь почесаться об меня губами?
— Почесаться? Ты что, перекурил морских огурцов?
Кажется, их истерический смех слышало целое государство.
— Это всё Минсок, честное слово! Он говорил, что вам некуда девать свои губы, поэтому вы и целуетесь.
— Мы целуемся, потому что любим, дурачина, — откашлявшись от смеха, прошипел Пак, явно недовольный формулировкой старшего брата-Бекхёна-тупицы.
— Теперь я примерно понимаю, что это такое, любовь. Приблизился к её расшифровке на один хвост.
— А может шаг?
Бек поморщился и придвинулся к Чанёлю, слегка присев на хвост.
— Нам нельзя. Ты - человек. Я - Русал. Ты пострадаешь и возненавидишь меня, если я к тебе прикоснусь. Таковы правила.
— К черту эти правила.
Чанёль потянулся навстречу, но Бекхён отпрянул, скатившись в воду и мягко хлопнув об неё хвостом.
— Ты - человек, я - Русал, — упрямо повторил он, окинув короля грустным взглядом, — И ты возненавидишь меня за это проклятье. А я хочу, чтобы ты меня любил.
Так Чанёль остался в одиночестве, провожая холодное солнце за тихий горизонт.
До свадьбы оставался всего лишь месяц. Чанёль по-прежнему бегал к берегу и проводил время с Бекхёном. Каждый день, просыпаясь до рассвета в своих покоях, король ощущал страшное желание поведать о своих чувствах упрямому парню. Он засыпал каждую ночь со словами "я люблю тебя" и просыпался с твёрдым намерением измениться. Плевать, кем быть, главное, чтобы рядом с Бекхёном.
Но приходя на берег, он видел всё те же грустные глаза и поджатые губы. Русал больше не пел. Он только не отрываясь смотрел на Пака, как будто чувствуя приближающуюся разлуку. Он тянул к нему руки, но затем отдергивал их, ругаясь на самого себя. Пару раз Бек засыпал на камне, и тогда Чанёль молча наклонялся к его лицу и застывал в паре сантиметров от губ, точно статуя, и Бекхён ощущал нутром его неуверенность и страх. Он не спал. Он все видел. И ему становилось больно.
Но больнее всего ему оказалось в тот прекрасный день, когда он увидел её.
Его будущую жену.
Лалиса неустанно следила за своим возлюбленным. Она знала, что ложится он в десять, а встаёт в три. Её волшебные глаза видели, как он уходит сквозь лес и направляется к морю, к тому берегу, где по рассказам местных крестьян проводит своё утро молодой Русал. Девушка чувствовала, как будущий муж резко стал мягче к ней относиться, как в замке вновь появилась атмосфера счастья и радости, и поначалу она думала, что всё это лишь благодаря её стараниям. Но как же она ошибалась!
И тогда, за неделю до свадьбы, она решила, что ни за что не позволит мужу уйти на морское дно с этим проклятым чудовищем. Русал! Как у молодого короля вообще хватало смелости сидеть рядом с ним и о чём-то весело разговаривать, размахивая руками и не боясь затронуть его липкое безобразное тело.
Лалиса окрикнула Чанёля через час после рассвета. Он вздрогнул, обернулся и недовольно уставился на девушку. Бекхён выглядел заинтересованно и слегка напугано. И руки его отчего-то дрожали.
— Милый, я как раз тебя искала! Матушка зовёт поглядеть моё свадебное платье и решить, какое больше тебе понравится.
Рука короля оказалась в замке тоненьких женских пальчиков, а рыжая макушка коснулась плеча. Он неприязненно отмахнулся, но невестка прилипла точно банный лист.
— Ох, это твой друг, настоящий Русал! Никогда вас так близко не видела. Я Лалиса, почти жена короля. Приятно познакомиться!
Девушка поклонилась, все также прижимаясь к Чанёлю вплотную. Все её внутренности похолодели от его взгляда и голоса, но она решила — ни за что не сдаваться.
Бекхёну, кажется, стало плохо. Всего лишь на секунду ему показалось, что он хочет плакать и что сердце будто бы разрывается на части, и кажется, это отразилось на его лице, потому что Чанёль виновато опустил глаза.
— Я Бекхён. Поздравляю со свадьбой! — улыбнулся он скорее для приличия. Девушка была очень милая и вежливая, но в нём она вызывала только ненависть и отвращение.
— Возвращайся в замок и передай матушке, что я скоро приду.
Железные нотки не терпели спора, и Лалиса, хитро улыбнувшись, отправилась по тропинке к родному замку, счастливо улыбаясь выполненной задаче.
— Невеста у тебя красивая. Долго выбирал?
— Это родители. Я не хочу на ней жениться.
— Перестань. У вас будет красивый сын.
— Бекхён!
— Я бы тоже хотел сына, но не могу найти подходящую русалку. Всё какие-то не те попадаются.
— Бекхён!!!
Крик пронёсся над морем и зашёл в глухой лес. Чанёль опустил голову, рассматривая распоротую об острый угол камня руку. Русал прикрыл глаза. Ему было больно, нестерпимо больно.
— Я люблю тебя. — прошептал он, понимая, что лицо становится влажным. Дождь, наверное. Русалы не плачут. Ему так говорили.
— А ещё я не хочу твоей свадьбы.
— Бек, я не буду жениться.
Прямоугольная улыбка резко озарила лицо парня, а слёзы, непослушно катившееся вдоль щеки, грациозно спрыгнули с губ.
— Нет, ты будешь, — уверенно проговорил он, — Ты король, ты отвечаешь не только за себя, но и за свою династию. Ты отвечаешь за всех живущих тут людей. Так что ты не имеешь права отказаться.
Он посмотрел на Пака, будто видел его впервые. Молодой, уверенный, красивый. С их первой встречи он действительно изменился.
Чанёль улыбнулся, взглянув на него как-то не так, по-другому.
И в этом взгляде Бекхён увидел себя — жалкого, никчемного, обиженного и по уши влюблённого. И в кого? Человека!
— Я люблю тебя больше всех на свете и всегда хочу быть рядом, неважно, на суше или в воде. Королём может стать каждый, а вот Русалом - лишь избранный. Мне неважно, что случится с отцом, династией и государством. Мне важно, что случится с тобой.
Он протянул руку, чтобы коснуться влажной щеки, но Бек отпрянул.
Он его возненавидит. Не сейчас, так потом. Обязательно.
— Бек, позволь мне, пожалуйста.
— Нет.
Не позволю, потому что люблю. Не позволю, потому что знаю, что потом случится. Когда любишь, желаешь только счастья, верно?
Скатившись в воду, Бек страдальчески взглянул на короля. Его ждёт прекрасная жизнь: жена, дети, правление. Если он сейчас проявит слабость, то Чанёль потеряет все шансы.
С ним он будет несчастлив. Ему надоест вода, ему надоест Бекхён и он уплывёт далеко-далеко, лишь бы больше не видеть его лица.
— Бек, вернись сюда и мы договорим, — твёрдо произнёс Пак, вступая в воду вслед за Русалом.
— Нет, — тут же отплыв на безопасное расстояние, прошептал Бекхён.
— Чего ты боишься? Любить? Или брать на себя ответственность? Я не прошу у тебя второго, а прошу только одного... Ты же любишь меня, Бекхён. Любишь!— прокричал Чанёль, прыгая на глубину и неумело барахтаясь в воде.
— Я боюсь привыкнуть, а потом потерять...
Хвост сверкнул над водной гладью и скрылся в чёрной глубине.
Чанёль нырял. Нырял, но
никого не находил.
***
День проносился за днём, но Бек больше не появлялся. Чанёль звал его каждый день, просаживая голос у берега и возвращаясь домой ни с чем. За четыре дня до свадьбы он простудился и слёг с высокой температурой. На следующий день матушка приказа стражникам не выпускать его из комнаты и приставила местного врача следить за его здоровьем. К счастью, король выздоровел быстро. За день до свадьбы он ничего не ел и не пил и лишь смотрел в окно башни на ровное спокойное море, что-то записывая на клочке бумаги.
В четыре утра следующего дня он направился к берегу. Он не звал и не кричал. Лишь молча сидел на камне русала и мычал про себя мелодию, которая всю ночь звучала в его голове. Фразы тоже появились случайно, выйдя из сплетения его мыслей и ненароком оказавшись в мозге.
Позволь мне использовать эту ночь в своих целях,
Я на самом деле люблю просто так.
Чанёлю казалось, что эта ночь действительно была последней в его жизни. Ему хотелось прийти сюда под светом луны и слёзно молить бога о том, чтобы Бекхён его услышал, чтобы показался хотя бы раз. Но вода была неумолима. Как темница, она заключила в себя его Русала и не выпускала, будто опасаясь плачевных последствий.
И я знаю, что у тебя не пропадёт желание смотреть на меня.
Желание не пропало. Оно достигло вершины Эвереста и продолжало расти ещё выше. Эта неделя без него была сплошным мучением, каторгой. Во сне и в бреду он видел его, касался и жадно целовал. А на яву даже ни разу не прикоснулся.
Воскресным утром музыка звучит очень громко.
Шум из замка был слышен даже здесь. Гости прибывали час за часом, Лалиса с самого утра крутилась у зеркала, окружённая толпами горничных, а приглашённые музыканты то и дело играли мелодии из театральных комедий и любовных концовок.
Позволь мне любить тебя, пока луна ещё сияет.
Но следа луны уже не осталось, и горизонт только-только начинал подсвечиваться яркими цветами.
И его тут тоже не было.
Чанёль хотел попрощаться, последний раз взглянуть в его прекрасные голубые глаза, но не мог. Как бы не звал, он уже не придёт.
— Я просто хочу ощутить, как твоя кожа касается моей, Бекхён. Хочу взглянуть в твои глаза и увидеть, как ты улыбаешься. Проведи ещё хотя бы минуту со мной, пожалуйста....
Оставив кусок исписанного листка на краю камня, король спрыгнул, замочив ноги, и повернул в сторону дьявольской пропасти, то и дело оглядываясь на восходящее солнце. Последние три месяца он любил это время суток, когда небо загорается яркими янтарными лучами и создаёт необыкновенные цвета на небе, вырисовывая свои собственные узоры. Он полюбил лето — жаркое, знойное, ветреное, с запахом только распустившихся цветов и свежести недавно скошенной травы. Он полюбил Русала — такого уникального, прекрасного, волшебного, с необычайно лучезарными глазами. Он полюбил жизнь, и особенно был ей благодарен за эти летние месяцы.
Услышав за спиной слабое бульканье и всплеск воды, король резко обернулся. Он лишь начал заходить в лес, и деревья скрывали половину его тела, так что Бек не мог его заметить.
Читающий отрывок его прощальной песни, закрывающий глаза и грустно, слишком грустно улыбающийся, он вызывал чувство неподдельной радости в душе Пака.
Сердце защемило, и король кинулся к берегу, стараясь тихо, почти беззвучно двигаться к месту их первой встречи. Но Бекхён его заметил.
— Не подходи, — грозно бросил он, не поворачивая головы. — Иначе я уплыву.
Пак остановился.
— Ты слишком громко орешь, и Русалам надоело слушать твои унылые завывания. Вот они и отправили меня тебя утихомирить. — с равнодушным выражением высказал Бек, не отрывая жадного взгляда от песни.
— А что мне по-твоему оставалось делать? — Чанёль затрясся от ярости и счастья одновременно. — Что прикажешь делать жалкому королю, который влюбился в странного Русала? Что прикажешь делать с моим сердцем и душой? Да ты хоть понимаешь, как тяжело мне было пережить эту неделю?
— Понимаю.
Он всё-таки обернулся, показав в воздухе кусок листка.
— Мне тоже было непросто. Ты приходил и орал каждый день, а я прижимался ухом к поверхности и вслушивался, кое-как сдерживаясь, чтобы не выплыть. Я знаю, каково тебе было. Мне было не легче.
Пак все-таки подошёл, сев на край камня. Бекхён шарахнулся от него, но в воду не спустился. Несколько мгновений они молчали, каждый обдумывал последнее, что хотел бы сказать.
— Как твоя свадьба? Ты не опоздаешь?
Чанёль нахмурился, ничего не ответив.
— Я на неё не пойду. У меня другой путь.
— Чанёль, я не прикоснусь к тебе и не наделю тебя этим проклятьем, — начал было Бекхён, но вдруг затих.
— А я у тебя помощи и не прошу. Сам справлюсь. — обиженно прошипел Пак.
Русал удивленно приподнял бровь. Какой такой ещё помощи? Он озадаченно повернулся в королю, требуя подробных объяснений. Но последовала лишь тишина.
— Помнишь ты сказал, что боишься потерять меня. Что это значило? Ты боишься, что я тебя возненавижу, или умру, или женюсь и забуду про тебя?
— Я боюсь этого всего.
— Тогда тебе проще отказаться от меня и своих чувств и отсиживаться на дне? Защищаться словами про долг и государство?
— Я не защищался!
— Ты боишься меня, Бекхён! — Чанёль вцепился в волосы с прозрачным намерением их вырвать, но постепенно выдохнул, и вновь склонился к Беку, пронизывая тяжёлым взглядом. — Я тоже боялся тебя в начале...а потом понял, что ничего уже не боюсь. Похоже, что ты — это всё, что мне нужно. Ни королевство, ни жена, ни дети. Только ты.
Бекхён дрожал. Не от холода, нет. От охвативших его эмоций. Они бурлили, кипели и вновь хотели выйти через сухие глаза.
— Я направляюсь к дьявольской пропасти. Однажды я уже шёл туда, чтобы проститься с жизнью и уйти на покой, но на пути встретил тебя. Было безоблачное знойное утро, как сегодняшнее, и я пытался рассмотреть твою спину сквозь солнечные лучи, помнишь?
Чанёль замолчал, резко подогнув ногу под себя.
— И я тогда подумал, какой же ты прекрасный, но вредный и высокомерный. Я и сейчас так думаю. Только к списку бы добавил ещё умный, смешной и нервозный.
Он протянул руку к Бекхёну, но тот вновь дёрнулся, чуть не упав в воду.
— Обещаю, что мы больше не встретимся. Только выполни одно моё условие.
Бекхён мотнул головой в знак согласия, потому что слова застряли где-то в районе груди, а в голове варилась полнейшая каша. Мысли спутались, и ни одна не находила свою химическую цепочку.
— Один поцелуй. Первый и последний. Пожалуйста. — глаза короля слезились. За последнюю неделю он исхудал, глаза ушли ещё глубже, а брови то и дело сходились на переносице. Он был бледен, а может даже сер, и его рука, протянутая навстречу, слегка дрожала.
Дьявольская пропасть..дьявольская...Пропасть! Это то место, где Бек и его друзья постоянно находили несчастных людей, покончивших жизнь самоубийством из-за любви.
Что-то щёлкнуло, и Бекхён вцепился в руку Чанёля резким и странным движением, приблизившись и уткнувшись губами в чужие, но такие мягкие и горячие.
Пропасть, прощание, обещание. Всё встало на места и Бек понял, что он мог натворить с жизнью Чанёля. Плевать на королевство, семью и женитьбу. Плевать на детей и династию. Он так хотел прижаться к нему, согреться и просто поплакать. Любить, как оказалось, очень сложно. Это не любовь, описанная в романах. Это что-то посильнее. Опьяняющее, лишающее холодного разума и расчётливости. Она затягивает и сжимает верёвку на твоей шее, душит, на секунду останавливается, но затем снова душит.
Однако любить в то же время оказалось прекрасно. Из воды ты очутился в космосе, почувствовав небывалую легкость и счастье, разливающееся по венам. Касаясь чужой кожи, по твоей собственной идёт табун мурашек, а ещё ты тихо хихикаешь, когда сильные руки щекочут кожу.
Целоваться — это не чесаться губами друг о друга, как говорил Минсок. Это что-то интимное, закрытое, принадлежащее лишь двоим. Некий акт любви, невербальная коммуникация, которую могут понять лишь влюблённые.
Целоваться с Чанёлем было приятно. Он лишь поцелуем говорил:
— Ты только мой. Никому тебя не отдам.
А ещё:
— Я так люблю тебя, спасибо, что позволил быть рядом.
И Бекхён отвечал ему тем же.
Они просидели на камне ровно час и пять минут, пока ноги Чанёля не вытянулись в яркий потрясающий хвост, а уши не сузились и воткнулись в длинные каштановые волосы. Бек ласково провёл ладонью по его макушке и уткнулся в шею, наслаждаясь тёплым сопением в районе лба.
— И все-таки лето прекрасно, — пробасил Русал Пак, сильнее вжимаясь в тело любимого.
— Особенно на рассвете, — согласился Бекхён, закрывая глаза и мягко улыбаясь.
— Особенно с тобой.
***
Через десять лет приёмный сын старого короля, которому исполнилось шестнадцать лет, взошёл на престол, женился на Лалисе, родившей ему наследника, и начал править государством со всей важностью и ответственностью, присущей великим королям.
Однажды маленький Кай, оплывая с отцом и дедушкой владения, увидел двух резвящихся на поверхности моря Русалов. Они игриво боролись, потопляя друг друга и вновь всплывая, громко смеялись и иногда целовались. Один из них, довольно длинный и коренастый, махнул рукой маленькому мальчику, широко улыбаясь. И Кай, осмотревшись вокруг и не заметив никаких препятствий, с озорством и бесстрашием, присущим шестилетнему ребёнку, сиганул за борт корабля, совсем не ожидая, что глубина здесь существенная.
Но не успел он нахлебаться воды, как сильные, немного скользкие и холодные руки вынесли его на поверхность.
— Мелкий, жив? — пробасил Русал, тут же получая оплеуху от старшего.
— Ты зачем ему рукой махнул, балбесина? Это же ребёнок, у него ещё ума, как ...а, собственно, столько же, сколько у тебя.
— Да я же не думал, что он вниз прыгнет. Поздороваться хотел. Племянник, всё-таки.
— Не думал он. А если бы мелкий на дно ушёл, кто бы его вытаскивал?
— Ладно, любимая, не злись. Хочешь, поцелую?
Второй подзатыльник проехался по Русалу.
— Ещё раз скажешь любимая, месяц будешь на голодном пайке, понял?
Пак засмеялся, наклонившись к недовольному Беку и чмокнув его в губы.
Кай вытерпел эту картину и смешно хмыкнул, дотрагиваясь до больших ушей спасителя.
— Знакомые, — сказал он, — Я такие у дяди Чанёля видел. Его фотография в моих покоях висит.
Вдруг на корабле поднялся переполох. Король выгнулся через борт и громко крикнул сыну, что его сейчас вытащат.
— Он ж теперь превратится в Русала! — почти проплакав, пожаловался король, бросая на сына взволнованный взгляд.
— Да он у вас мелкий! А мелкие в русалов не превращаются! — заметил Бекхён, при этом обидчиво поджав губы. — Мы, значит, детей их спасаем, а они ещё и недовольны остаются.
— Ты похож на дядю Чанёля, - неожиданно обхватив ладошками лицо Пака, проговорил Кай, — Он такой же красивый был.
Бекхён улыбнулся, сщурив взгляд на мальчике.
С корабля спустилась веревка, и Русал крепко обвязал ею малыша.
— Он и есть Чанёль, мой дорогой, - ласково прошептал он, поцеловав мальчика три раза на прощанье. — Только это секрет, тс-с-с, — Бек пошикал для приличия и Кай вдруг понял, о чём рассказывала его мама. Дядя не умер. Он стал волшебным существом и уплыл далеко в океан.
— Тс-с, — весело прошипел малыш, прижав пальчик к губам.
Когда его поднимали, он лишь заметил, как эта парочка переплела их пальцы и с улыбками, взмахнув хвостами, ушла глубоко под воду.
— Папа, папа, им понадобился всего лишь один поцелуй, чтобы влюбиться друг в друга! Пап, слышишь?
Но отец не слушал. Он в панике ощупывал сына и прижимался губами к его щеке.
— Всего один поцелуй. Мне об этом мама рассказывала.
