Мир никого не ждет (The World Waits for No Man)

Чарльз Ксавьер знал, что ребятами движут лишь добрые побуждения, и был тронут их заботой. После Кубинского кризиса и возвращения Мойры в ЦРУ в Уэстчестере они остались вчетвером. Бывали дни, когда Чарльз едва мог вынести бесконечные тревоги и метания своих учеников. Он чувствовал их эмоции так же сильно, как если бы они были его собственными. Ксавьер ощущал себя запертым в клетке ненавистного Хэнку тела, чувствовал, как мечется по комнате Шон и злится на себя Алекс за то, что не смог помочь своему учителю. Чарльз знал, что, как взрослый человек тридцати с лишним лет, обязан следить за собой сам и не поддаваться унынию. Но в последнее время дела шли совсем плохо. Каждую ночь острые, как бритвы, когти отчаяния раздирали ему сердце. Порой случались галлюцинации. Внутренние демоны в образах двух человек, предательски исчезнувших из его жизни, настойчиво преследовали Чарльза по всему поместью. Скрытые в тени, они таились в углах спальни, молчаливо следя за ним. Каждый раз с трудом перебираясь из кресла-каталки на кровать, Чарльз изо всех сил старался игнорировать их присутствие и, наконец, забыть момент, навсегда сломавший его жизнь. Все было тщетно. Даже бокал скотча, выпитый перед сном, не помог ему уснуть, и призраки прошлого продолжали будоражить разум. Волнение ребят за профессора со временем только возрастало. Их мысли, полные тревоги, до боли отзывались у Ксавьера в голове. Они даже хотели силой вытащить его на улицу, затем тщательно обшарить новую спальню и кабинет на первом этаже, чтобы найти и запереть весь алкоголь на верхней полке самого высокого в особняке шкафа. Смелая идея. Вот только телепат всегда получит желаемое. Нужно лишь выбрать, чьими руками воспользоваться. Чарльзу был не нужен свежий воздух, и ему нравилось думать, что он знает себя и свои потребности лучше, чем кто-либо. Он отказывался от любой помощи и хотел, чтобы его, наконец, перестали жалеть. Немного телепатических усилий, и Ксавьер заставил ребят забыть их хитроумные планы и сделался невидимым для них. С тех пор Шон проходил мимо, даже не бросив взгляд в его сторону, будто Чарльз превратился в бесплотный призрак. Но Алекс по-прежнему наливал две чашки чая, безуспешно вспоминая, для кого же предназначена вторая. А Хэнк то и дело заглядывал в кабинет профессора, недоумевая, что тянуло его туда, в то время как в лаборатории его ждала масса важных дел. Чарльз остался доволен временным затишьем. Чужие тревоги больше не разрывали его разум, и у него появилась возможность спокойно предаваться воспоминаниям о лучших днях. Но все-таки ему приходилось иногда напоминать о своем существовании. Когда голод становился нестерпимым, Чарльз с трудом запихивал в себя пару кусочков пищи, а Шону оставалось только с грустью смотреть на тарелку с остывшей едой, к которой почти не прикасались, и разжигать камин в холодное зимнее время. Было не удивительно, когда, в очередной раз отказавшись от помощи, Чарльз упал. Наплевательское отношение к себе кончилось для него переломом запястья и вынужденным визитом в больницу, которую Ксавьер ненавидел всей душой. Он презирал стойкий запах страданий и смерти, пронизывавший больничные помещения, режущую глаз стерильную белизну и сочувственные взгляды персонала. Домой он вернулся в крайне подавленном состоянии, поняв, что на время стал еще более зависим от окружающих. Следующее падение обошлось без травм физических, но стало сильным ударом по гордости, когда Чарльзу пришлось звать Хэнка, чтобы тот помог ему и вновь усадил в кресло-каталку. Хэнк молча катил Ксавьера в его кабинет, притворяясь, будто не видит, как плечи профессора содрогаются от сдавленных рыданий. Перед сном Чарльз залпом выпивал бокал обжигающего напитка и долго смотрел на покрытую пылью шахматную доску, стоявшую на столике возле дивана. Ему чудился шепот в потрескивании поленьев в камине как эхо дружеских бесед за игрой в шахматы. Чарльз ненавидел быть от кого-то зависимым, беспомощным, и, более того, он всей душой возненавидел собственный, будто ставший для него продолжением ненавистной больницы, наполненный больше призраками, чем живыми людьми, дом. Чарльз ненавидел все, даже саму жизнь, от которой бесконечно устал. Целыми днями он мог не вставать с постели, но все равно чувствовал себя разбитым и словно выжатым до последней капли. Он, не моргая, смотрел в темный угол комнаты и шептал притаившимся там призракам: «Ты оказался прав. Ты победил». Ответом ему всегда была тишина. Алкоголь иногда помогал, отключая сознание и даря несколько часов драгоценного сна. Чарльз спал урывками и, просыпаясь, жалел, что ему вновь пришлось открыть глаза. Он медленно уничтожал себя. Время перестало иметь значение. За вечно задернутыми шторами зима в очередной раз сменилась весной, пролетело лето, и вновь пришли холода. Чарльз не интересовался происходящим в мире и очень удивился, случайно узнав из новостей, что во Вьетнаме бушует война. Он изредка выбирался из своей спальни, в основном чтобы достать очередную бутылку алкоголя из тайных запасов своей матери, коих было полно по всему особняку. Эти вылазки обычно длились не более часа, а затем Чарльз прятался в тени развесистого дуба. Даже появление новых лиц в особняке его не заботило. Давным-давно Ксавьер принял решение никогда не следовать по пути, избранному матерью, топившей свою боль и страхи на дне бокала, надеясь убежать от реальности. К своему ужасу, теперь Чарльз понял, что не свернуть с выбранного пути будет очень трудно, особенно когда алкоголь кажется единственным действенным средством самообмана. Новые ученики, постепенно заполнявшие Уэстчестер, научились не спрашивать, кто такой Чарльз Ксавьер и что это за странные звуки, подозрительно похожие на сдавленный плач, иногда слышны в коридоре по ночам. Очередная рюмка водки заглушила чужое прикосновение ледяных пальцев в затуманенном алкоголем сознании. Но однажды ЕЙ все-таки удалось пробить его давшую трещины ментальную защиту, и ОНА ворвалась в его разум подобно вспышке молнии, насмешливо ухмыльнулась, манипулируя его мыслями, способная с легкостью уничтожить некогда могущественного телепата, растерявшего свои способности. «Неужели когда-то я назвала тебя достойным противником?.. Как же низко ты пал, Чарльз Ксавьер». «Мисс Фрост, — горько улыбнулся профессор. — Едва ли я скажу, что рад вас видеть. Увы, даже мое опьянение не скрашивает ваше появление здесь». Ксавьер поморщился от боли, когда нежданная гостья метнула в его разум гневный посыл, больше похожий на раскаленный гвоздь, вонзенный прямо в мозг. Чарльз, возможно, ослаб, но гордость у него все-таки осталась. Собрав все силы, он сумел вышвырнуть Фрост из своего сознания, а затем, балансируя на грани истерики, долго и надрывно смеялся, пока не очнулся в пустой комнате от судорог мышц живота. *** Ксавьер задумчиво баюкал в руках полупустую бутылку виски, которую он легко пронес мимо учеников. У него было удивительно хорошее настроение после визита Эммы Фрост. Чарльз сидел на заднем крыльце в компании той самой бутылки. На улице похолодало, но это едва ли его беспокоило. Профессор выдыхал клубы пара и забавлялся этим. Но все мгновенно изменилось, когда сзади раздались шаги и хриплый голос позвал его по имени. — Чарльз. Ксавьер зажмурился и напряженно выдохнул: неужели молчаливые призраки решились-таки заговорить с ним? Лучше проигнорировать их — тогда они уйдут. Ксавьер уже не раз в этом убеждался. — Чарльз, — теперь голос звучал настойчивее, а металлические спицы его кресла-каталки задребезжали так, что виски весело заплескался в бутылке. Профессор про себя хмыкнул: кажется, его демоны стали куда более настойчивыми и даже научились влиять на предметы. Он мысленно просканировал пространство вокруг, но ничего не нашел, будто он и вправду был один. Знакомое чувство. Призраков не существует, и вокруг нет никого, в чей разум он мог бы проникнуть. — Хватит уже. Ты на себя не похож. Кто-то точно стоял у него за спиной, и Чарльз мог даже назвать его имя, но мешал страх, страх скатиться в уже настоящее безумие. — Чарльз! — голос внезапно дрогнул, а затем смягчился. — Посмотри на меня, пожалуйста. Глаза профессора оставались крепко зажмуренными. Он даже мог контролировать свой голос, когда, наконец, ответил: — Ты все-таки явился за реваншем, Эрик? Что на этот раз? Заберешь мои руки? Тщательно скрываемая боль послышалась ему в ответе. — Ради всего святого, Чарльз, что ты такое говоришь?! — А зачем тогда ты явился? Может, сразу убьешь меня? Или все-таки хочешь еще помучить? — Никогда! — теперь в голосе Леншерра звучал неподдельный ужас. — Дружище, я… — Замолчи! — Ксавьер грубо оборвал его и тут же горько усмехнулся. — Ты еще смеешь называть меня другом? Ублюдок! Ты бросил меня на острове, предварительно всадив пулю в позвоночник! Врачи сказали, что даже экстренная операция едва ли спасла бы мне ноги — настолько все было серьезно. Поэтому никто не удивился, когда я уже не смог встать, — Чарльз крепко сцепил зубы, поняв, что все-таки потерял контроль над собой. — Знаешь, сколько времени мы не могли выбраться с этого проклятого острова? Знаешь, как невыносимо больно мне тогда было? Словно мою спину жарили на раскаленной сковородке! А сколько времени я провел на операционном столе в этой чертовой больнице?! — Чарльз не заметил, как горячие слезы покатились по его щекам, как на холодном ветру горела кожа. — Я сильно изменился с тех пор, как мы в последний раз были близки. И, может, тебе стоит еще раз увидеть меня обнаженным и воочию оценить шрамы и атрофию. — Я пришел, как только Эмма мне рассказала о тебе, — выпалил Эрик. — Я не знал… Чарльз вздрогнул. Его сердце бешено колотилось в груди, а рассудок заволокло облаком жгучей ярости. Слова полились из него неконтролируемым потоком. — Ах, вот как! Мало того, что ты отобрал у меня сестру, так еще и ни разу не удосужился хоть одним глазом заглянуть в Уэстчестер, чтобы узнать, как поживает твой «друг» после того, что случилось! — Чарльз, я… Ксавьер не слушал. — Заткнись! Я постоянно слышу их мысли обо мне: «как ужасно что он стал ТАКИМ, будучи еще совсем молодым», или «он никогда не сможет иметь детей», или «как он мог так запросто отпустить свою сестру?». Но самое мерзкое - это жалость, Эрик! — Если бы я знал, то ни за что не бросил тебя там, — голос Леншерра был сдавленным, почти дрожащим. Чарльз закрыл глаза и глубоко вдохнул — они подошли к самой сути. — А как долго ты бы оставался со мной? — спросил он с колючей иронией. — Еще до Кубы я понял, что рано или поздно ты покинешь меня, что наши взгляды на происходящее в корне отличаются. Я не хотел принуждать тебя или Рэйвен оставаться со мной. Вы бы меня возненавидели. А это хуже всего, — слова Чарльза отдавались в сознании Эрика зловещим эхом. — А теперь кому нужен бесполезный инвалид, когда можно с удовольствием наблюдать, как мир разрушает сам себя. — Да как ты!.. — запальчиво воскликнул Леншерр, но тут же замолчал, проглотив вспыхнувшее возмущение. — Я бы остался и заботился о тебе вовсе не из чувства долга или жалости, Чарльз. Ксавьер громко усмехнулся. — «Я БЫ остался», «я БЫ заботился»… Одно сплошное «БЫ», — он сокрушенно покачал головой. — Нет, Эрик. Я прекрасно знаю свое место, лучше, чем ты думаешь. Ответь, как тебе выбранная дорожка? Как новый мировой порядок принимает превосходящую расу мутантов, которую Шоу так воспевал? — Больше никогда не произноси это имя, — угрожающе холодно процедил Эрик. В былые времена Чарльз остановился бы, нашел другой, более мягкий способ донести свою мысль. Но только не сейчас. Уже нет. Вместо этого он злобно рассмеялся. — Неужели ты действительно так слеп? Шоу готовил тебя к этой роли, и ты его не посрамил. Ты стал именно таким, каким он хотел тебя видеть, — Чарльз горько улыбнулся. — Я пытался уберечь тебя, делал все, что мог. Но, несмотря на это, Шоу бы гордился тобой, будь он сейчас жив, — Чарльз замолчал, с тоской глядя на падающий снег. Он не ждал слов от Эрика. Проклятый шлем скрывал его мысли. После долгой, угрюмой задумчивости Чарльз продолжил: — Иногда я думаю, что можно было сказать или сделать по-другому и мог бы я сейчас ходить, присоединись я тогда к тебе? Сотни человек на кораблях погибли бы от твоей руки. Стоило ли принести такую жертву, чтобы со временем ты сам мог убедиться в ошибочности выбранного тобой пути? — Чарльз сглотнул и закусил пересохшие губы. — Каким наивным глупцом я когда-то был. Надеялся, что ты прислушаешься к моим словам. Я отчаянно цеплялся за призрачную надежду, верил в свет внутри тебя, который должен был победить тьму. Сколько добра мы могли бы принести мутантам всего мира, работай мы вместе. Ты ведь тоже так думаешь, не так ли? Ответа не последовало. — Я пытался поставить себя на твое место, — вздохнув, продолжил Чарльз, — посмотреть на ситуацию твоими глазами, понять. Но это оказалось труднее, чем я думал, особенно когда ты спрятался за этим чертовым шлемом! Я не раз думал, что было бы, сорви я его с тебя? И меня эта мысль пугает, — голос Чарльза упал до шепота, едва он вновь подумал о выборе, который мог бы стоять перед ним несколько лет назад: ему пришлось бы захватить контроль над разумом Эрика, спасая жизни сотен людей. — Перед глазами до сих висят все эти ракеты, несущие смерть, которые ты с такой легкостью сумел остановить, — Чарльз замолчал и, опустив взгляд, горько усмехнулся. — Я так гордился тобой! До самой последней секунды, пока ты не развернул их. Я почти ликовал: «Наконец-то Эрик увидел мир моими глазами. Сейчас он утопит эти ракеты в океане!» Ксавьеру было интересно, дрогнул ли хоть один мускул на лице Эрика. Хотя едва ли он на это надеялся. Разве что в мыслях. — В тот день ты убил двоих. И даже сейчас я не уверен, что ты действительно стоишь здесь, что ты не плод моей больной фантазии. Эрик протянул руку, поддавшись внезапному порыву, но следующие слова Ксавьера, словно удар, заставили его замереть. — Лучше бы та пуля попала мне в голову, прекратив мое бессмысленное, как выяснилось, существование. Я лишь обуза для трех человек, которые до сих пор борются за меня, ухаживают, стараются утешить. Их ты тоже предал в тот день! Голос Чарльза стал больше похож на хрип, а пальцы машинально поглаживали бутылку виски. Тело сотрясала мелкая дрожь от холода и алкоголя, но ему это даже нравилось. Чего Ксавьер точно не ожидал, так это мощного, оглушительного потока мыслей, внезапно ворвавшегося в его сознание. Что-то металлическое с громким лязгом упало на крыльцо, и глаза Чарльза широко распахнулись, когда Эрик сел перед ним на колени и зарылся лицом в его давно неподвижные бедра. — Прости меня, Чарльз! Умоляю, прости! Тень злого удовольствия подернула губы Ксавьера, едва он погрузился в эмоции Эрика. «Сожаление не вернет мне возможность ходить, — подумал Чарльз и осторожно коснулся кончиками пальцев волос Леншерра, ожидая, что тот резко отпрянет. Но, когда этого не произошло, он продолжил уже вслух: — У тебя волосы отрасли… — Чарльз осторожно поглаживал каштановые пряди, отливавшие золотом в свете закатного солнца. — Я конченный человек, Эрик. А ты стоишь на пороге славы. Леншерр оторопело вскинул взгляд. — Я всегда хотел, чтобы ты был на моей стороне. Ты ведь знаешь. У нас общая цель, — слова Эрика сопровождали теплые воспоминания о далеком времени, проведенном вместе, пока между ними не выросла стена непонимания. Чарльз с улыбкой погладил висок Эрика ледяными от холода пальцами. — Я не был соавтором твоего «Нового будущего». И я никогда не впишусь в мир, где даже сами мутанты будут бояться телепатов. Какой от меня будет толк? У тебя уже есть свой телепат, который мне ничем не уступает. Поэтому очевидно, что я нужен тебе вовсе не из-за моих способностей и даже не из-за моей научной работы, — Чарльз неторопливо поглаживал волосы Эрика, но сердце его вновь наливала свинцовая тяжесть. — Я парализован ниже пояса, так что и в постели от меня толку не будет, — он мимолетно огладил щеку Эрика, жадно прильнувшего к ней в поисках ласки. — Едва ли тебе захочется увидеть меня обнаженным после всего этого. — Чарльз, — Эрик поднял голову. В глазах его плескался целый океан эмоций. Чарльзу казалось, что он никогда не перестанет удивляться, как много Эрик может выразить одним лишь взглядом, — я всегда хотел идти вперед рука об руку с тобой, ведь ты — лучшее, что случалось со мной в этой жизни! Ты для меня не только наставник, но и друг, и самый любимый на свете человек. Ксавьер в замешательстве смотрел на Эрика, не зная, что думать, верить ли услышанному. — Идем со мной, Чарльз, — сказал Леншерр, поднявшись и положив руки на подлокотники кресла. — Ты сможешь вернуться в Уэстчестер, когда пожелаешь. Но мне кажется, ты не вернешься. По крайней мере пока, — их лица были так близко, что кончики носа почти соприкасались. — Я столько всего хочу тебе показать! — Я ведь могу стереть твои воспоминания. Все до единого. За одну секунду, — строго напомнил Чарльз. Он пытался отдалиться от Эрика, но уже чисто физически ему некуда было деться. — Можешь. Но не сделаешь этого, — спокойно ответил Эрик, вспомнив обещание, данное ему будто тысячу лет назад. Эта мысль возникла сама из ниоткуда. Она испугала и одновременно восхитила его, ведь Эрик знал, что Чарльз сдержит свое слово никогда не манипулировать его сознанием. Леншерр вновь почувствовал себя уверенно. — Забавно, как быстро меняется расстановка сил на шахматной доске. Тебе стоит остановить меня, пока я тебя не поцеловал. Эрик был так близко, что Чарльз мог уловить тончайший запах его лосьона после бритья и отчаянно старался не ерзать в кресле. — Ты прав. Я не нарушу обещание. Я даже готов пойти с тобой, если ты сможешь убедить моих ребят, — уголок губ профессора на секунду подернулся. — Иначе это будет предательством. Эрик был слегка удивлен, когда Чарльз сам подался вперед и, наконец, поцеловал его. — Что ж, хорошо, — ухмыльнулся Леншерр и жадно оскалился. — Но помни: мир беспощаден и время не ждёт.