Ведь давно уже перестали быть семьёй друг для друга.

Дневное солнце падало бликами на воду. Огромное водяное чудовище с заботой, чуть ли ни нежно выталкивало волны на берег, которые потом вновь возвращались назад, забирая к себе немного песка и мелких камешков. Морской шум успокаивал и уравновешивал. Даже играющие вдалеке дети не особо раздражали. Саске любил море. Любил шум, любил ветер. Он мог встречать у моря закат или рассвет, и даже сидеть тут в самую жару, когда половина людей уходят с пляжа, чтобы не сгореть под солнцем. Мир вокруг замирал, позволяя Саске сидеть тут вопреки течению времени. Он зарывал босые ноги поглубже в песок, и молча смотрел на полоску горизонта. Люди глазели, проходя мимо остекленевшего парня, и никто не решался что нибудь ему сказать. Время летело незаметно, и все мысли испарились из головы. Он просто существовал. Как тень. Спокойствие нарушил Итачи, который почему то оказался рядом и заговорил. Саске настолько потонул в себе, что не заметил подошедшего брата. – Хорошо тут, - старший Учиха начал разговор нейтрально, ведь не любил сразу тыкать темой в нос собеседнику. – Да, - кивок. Чайки начинали медленно улетать с берега и становилось ещё тише. Прошло какое то время, прежде чем Итачи вновь заговорил. – Долго тут сидишь? Мы с мамой волновались. Саске обернулся на брата, и заметил его обеспокоенный взгляд. – Хн, достаточно. Люди разошлись и не осталось никого, кроме этих двоих. Так и сидели в тишине. Один не решался заговорить, а другому было нечего сказать, да и не хотелось. Темнело медленно. Небо меняло и смешивало оттенки, будто рисовало картину штришками. Наконец, когда небо полностью посинело и показался месяц, Итачи заговорил. – Пойдём домой. Мама волнуется. Она испекла тебе кекс, – брат неуверенно улыбнулся. Саске молча кивнул. Спорить не было желания, не отстанет ведь. Итачи очень терпелив. Он готов просидеть часы с братом у моря, которое ему безразлично, только чтобы дать время для личного комфорта. А мог ведь сразу сказать как есть, накричать: «Ты пропал невесть куда посреди ночи, выключил телефон и не сказал нам ничего. Мать так беспокоилась, что чуть не схватила инфаркт. Но ухитрилась испечь тебе кекс. Потому что верит, что ты вернёшься, и хотела сделать сюрприз к твоему приходу. Потому что любит тебя. А ты? Ты подумал о ней? Подумал о нас?» Он злился, так злился, что хотелось ударить. Но знает - это бесполезно. Знает, что его злость ничего не даст, только подкрепит упрямство брата, и он точно никуда не вернётся. А ещё, скажет что-нибудь колкое, как всегда, и заставит Итачи болезненно проглотить это. Они шли медленно. Каждый думал о своём. Подошвы ботинок терлись об асфальт, и Саске опустил взгляд к земле. Он, в своих поношенных кроссовках выглядел смешно рядом с дорогими кожаными туфлями старшего брата. Усмешка. И все же, такие разные. *** – Саске! Я так беспокоилась... - Микото сразу бросилась в объятия сыну. С ее щёк стекали хрупкие слёзы, а руки дрожали. Учиха неуверенно положил руки ей на спину, поглаживая. – Я тут тебе кекс испекла, как ты любишь, пойдём. Будешь чай? – женщина отстранилась и грустно улыбнулась. Сердце Саске почему то сжалось этой улыбке. Он кивнул. Хоть и ненавидел чай. Кивнул. Невольно, по инерции. Нельзя отказать под таким взглядом. Таким болезненно любящим взглядом родной матери. Уходя на кухню, он кинул взгляд на место где стоял Итачи, но его там не было. – Я так старалась, но он все равно немного подгорел. Ничего же? Учиха снова кивнул. В горле застрял ком, и никак не хотел выходить. На столе оказалось кружка с горячим, дымящимся чаем и блюдце с кусочком кекса. – Приятного аппетита, - и снова этот взгляд. Он откусил кекс, который сразу посыпался крошками. Сладкий, со вкусом детства. – Вкусно, - голос немного дрожал, но он все таки сумел сказать что то. – Я рада, кушай, – Микото смотрела на сына и улыбалась. Пришёл. Все таки пришёл. И сидит тут, с задумчивым выражением лица жует ее кексик. Знал бы, чего ей стоил этот кексик. Как она пыталась испечь его три раза. Как противень выпадал из ее рук, когда она срывалась на плач. Как обжигалась раз за разом, и шикая, терпела. Как ездила в другой конец города, за особенном ингредиентном. Знал бы, чего ей стоил его неожиданный уход. Как по ночам смотрела в потолок, вместо сна. Как слёзно просила Итачи позвонить ему ещё раз, поискать ещё. И как ей внезапно стало плохо от волнения. Но сейчас он сидит тут, рядом, так что все хорошо. – Хорошо что ты пришёл, Саске, – женщина улыбнулась так широко, как только могла. И Саске стало стыдно. Ушёл ведь, ушёл как идиот. Просто сбежал. Трус. Она так волновалась, а он о ней даже не подумал. Думал только о себе. Эгоист. Гребанный эгоист. Стало как то паршиво. Паршиво от себя. Он доел печенье, сделал пару глотков зеленого чая, и, пожелав матери спокойной ночи, пошёл в свою комнату. Брата по пути не встретил, и решил к нему не заходить. Ночь выдалась бессонной. А утром даже не хотелось выходить из комнаты. Время пролетело, а чувство мерзости не прошло. Кем он себя возомнил? Возомнил, что у него есть право сделать больно самой близкой женщине в его жизни? Возомнил, что имеет право заставить ее страдать? Идиот. Поступок, присущий подростку, но не ему. Размышления прервал стук в дверь. Неуверенный и тихий, Учиха сразу понял - Микото. – Саске, я зайду? Ты не выходишь долго, я решила проверить как ты, - женщина аккуратно приоткрыла дверь, бросая взгляд на парня, неподвижно лежавшего на кровати, смотрящего куда то в потолок. Он кивнул. Она улыбнулась уголками губ. – Что на завтрак хочешь?, – Микото зашла в комнату, и прикрыла за собой дверь. – А ты не простудился случайно? В одной футболке ушёл ведь... Говорила так, будто он ходил погулять, но по ней было видно, что произнести это далось ей нелегко. Она подошла к сыну и положила руку ему на лоб. – Да у тебя же температура! Сейчас, я принесу лекарства и градусник... - не повышая темп, женщина вышла из комнаты, оставаясь такой же строго-элегантной. А вскоре вернулась с аптечкой, полной различных лекарств, и тазиком с холодной водой и полотенцем. – Мальчик мой... – Микото вздохнув, подошла ближе, и только в тот момент Саске заметил ее мешки под глазами. Видимо ее ночь тоже выдалась бессонной, и не только эта...