Пятнадцатый отряд

       Шаги с эхом разлетались по высокому коридору, высеченному по кругу в нутре горы. Хотя это не совсем верно: Сельвигг, скорее, прорыла все эти прямоугольные «туннели», уходящие острым треугольником вверх, вместе с окнами схожей формы и множеством самых различных комнат. Затем мы вместе придали всему ровную, гладкую форму. Со стороны выглядело, как будто кто-то не поленился и обтесал стены. И практически никто не знал, что это было деяние магии. Даже удивительно, что люди из ближайших деревень не придали какое-то значение таким переменам в ландшафте. Хотя учитель, когда её назначили капитаном пять лет назад, специально выбирала место в отдалении от всех, так что, может, никто и не знал, что горы здесь и не было никогда. Знали только Сель, я, Малоун и Бити. Этим двоим Орголиссо доверяет часть правды, доверяю и я. До сегодняшнего дня знающих было четверо, теперь их пятеро. Конечно, она рассказала ему. Не могла не рассказать. Я же чувствовал эти волны радости, потрясения, волнения, а ещё рвения. Сейчас парень там внизу во дворе, сидит, пытаясь прийти в себя, пока мы идём по пустым проходам, направляясь в комнату Сельвигг. Просторное помещение, находящееся в самом отдалении второго яруса, где она сможет расслабиться, и мы никем не будем услышаны. Сейчас мы не говорим ни вслух, ни мысленно, но не потому, что опасаемся чужих ушей. Я неотрывно следую за ней и совсем не осмеливаюсь говорить. Хотелось сказать так много, что в итоге нужные слова просто не находятся. Все эмоции сливались в один комок, и ни одна не могла взять верх, чтобы положить хоть какое-то начало беседе. Чувство вины, потому что не замечать Этелберта и его медленно растущую силу, перекликающуюся с моей собственной, просто не получается. Вместе с периодически проскакивающими эмоциями паренька это ощущалось как тысяча заноз под кожей. Наставница уже проводила пару разговоров на эту тему, говоря, что это нормально первое время и что мне стоит лишь быть чуть сдержанней, всё само пройдёт.       Да только вот взять себя в руки не получалось, добавлялась ещё ужасная вина и перед ней. Самое плохое, что это всё каким-то образом воскресило прежние кошмары, состоящие из воспоминаний десятилетней давности. Чуть ли не каждую грёбанную ночь я заново проживаю всё то, о чём так надеялся забыть, что надеялся вырвать с корнем и растоптать. Не самые лучшие этапы своего детства. Это заставляет чувствовать себя не только сбитым с толку и потерявшим внутренний баланс, но и испытывать раздражение по отношению к своему же ученику. Если бы он не появился, всё было бы как прежде, спокойно. Усугублялось всё тем, что Сель, конечно же, возьмёт Тависа под своё крыло, совсем как когда-то и меня самого. Это поднимало во мне абсолютно новое чувство. Страх за то, что Этелберт займёт моё место, что я стану не так нужен и значим для моей учительницы. У неё скоро будет новый ученик, и о нём она будет заботиться так же как и обо мне, потому что таких как мы очень мало. Как она станет относиться ко мне? А вдруг он будет способней меня, как она будет смотреть на меня в таком случае? Я же подведу, разочарую её, ведь она столько в меня вложила, воспитывала. Я знаю, что не хочу терять то, что есть, для меня это слишком много значит. И Сельвигг, конечно, тоже это знает.        С тех пор, как она вытащила меня из того места, что я вновь стал видеть во снах из-за Этела, мы практически всегда были вдвоём. И мы легко друг друга понимаем, я знаю, что расстроил её своим поведением, но ничего не могу с собой поделать, хоть мне и стыдно перед ней. Мысль о том, что всё, что у меня есть, может вот-вот закончиться, доводит до отчаяния. Только не снова, ведь когда-то у меня тоже всё было, до того, как я оказался у тех людей. Мутные и неразборчивые воспоминания, как я ни старался — заглянуть в них не получилось. Я не особо этим расстроен. Прошлое уходит в землю, а у меня есть настоящее, которым я очень дорожу и не хочу, чтобы оно исчезало. Нужно словами донести всё это до самого дорого мне человека, но заговорить не получается. Голос не слушается, мысли: с чего лучше начать; теряются, а решительности не находится, потому что всё и так скоро закончится приближающимся разговором. Всё, что мне остаётся сейчас — идти за ней, точно так же как и тогда, когда она была выше меня ростом. Сейчас я намного выше, чем раньше. И если раньше она могла спокойно закинуть меня к себе на спину, то теперь всё наоборот, но многое и осталось. Что тогда, что сейчас Сель воспринимается как старшая, у меня никогда не было мыслей ей перечить. Девушка уже дошла до своей комнаты и открывала тяжёлую каменную дверь, замаскированную под стену. Я поспешил ей помочь и налёг рукой, распахивая её. Учительница спокойно справилась бы и сама, но всё же. Она молча зашла внутрь, зная, что я зайду следом и плотно закрою большую дверь, представляющую собой плиту из камня. Комната представляет собой скорее пещеру, как и всегда, особого порядка тут нет.       В массивных стенах виднелись ниши полок, заменяющих шкафы, неаккуратно заваленные самыми разными вещами. Книгами, шкатулками, свитками, артефактами, которые Сельвигг собирала в самых разных странах и поселениях. На противоположной стене целых четыре больших окна с каменными ставнями, которые она любит порой закрывать, чтобы насладиться разноцветным, переливчатым светом множества кристаллов. Они светятся от магии и установлены в сводчатом потолке, уходящем вверх метров на семь. Больше, чем в любых других комнатах, за исключением зала на первом этаже. Кроватью служит большое углубление, высеченное в стене с накинутыми на него матрасами, одеяло смято и лежит в углу этого квадрата бесформенным ворохом. Видимо, подушка погребена под ним, потому что я её не вижу. Девушка проходит, распуская тёмно-русую косу и зарывая в длинные волосы пальцы, вперёд к громадному круглому столу и разворачивается лицом ко мне. Как и весь интерьер комнаты, он тоже сделан из тяжёлого куска камня. Только внутри он полый, и по сути это лишь большой сундук с секретом, в котором Сель прячет свои самые ценные сокровища. Наши сокровища. А ровная поверхность служит столом. На нём расстелена большая, подробная карта нашей страны, на ней виднеются сделанные рукой наставницы кривые заметки и линии, сверху наброшены исписанные чернилами бумаги, раскрытая тетрадь. Один угол придавлен стопкой листов, ещё один толстой папкой с документами Делрегайта, третий завален канцелярскими принадлежностями, другой — глиняным кувшином с водой и стаканом. Зная, какой небрежной бывает девушка в таких делах, могу сказать, что это рискованно.        Опрокинет ещё, тогда придётся идти в ближайший город и покупать новую. Я уже было хотел подойти и переставить всё так, чтобы было аккуратно и ей удобно делать свои изыскания, но вспомнил, что сейчас я здесь не просто так. Вспомнил сердитый взгляд тёмно-синих глаз и виновато опустил голову, так и замерев, не осуществив своего намерения. — Джинно, это не может продолжаться вечно, — голос звучит мягко, заставляя меня нерешительно поднять на неё глаза. — Ты сам себя изводишь тем, что отрицаешь очевидное. Этел один из нас, и мы должны за ним присмотреть. — Не знаю, когда он создаёт ветер так, как его научили, у меня внутри всё закипает, — недовольно хмурюсь, вспоминая это жгучее ощущение. — Он не виноват, что его научили неправильно, мы исправим это, — девушка массирует пальцами кожу головы. — Как и в том, что он нечаянно растревожил твои воспоминания. — Они не проходят, ничего не помогает, — я раздражённо закрываю глаза, стараясь хоть сейчас удержать эмоции под контролем. — Становится лучше, только когда ты баюкаешь меня, как когда-то. Но я же не маленький, должен справляться с этим сам, как до его появления. Но не получается, может, наши ауры просто противоположны… — Просто ты отторгаешь существование Этела, — спокойно и рассудительно прервала меня Сель, чуть пожав плечами, не прерывая своего прежнего занятия. — Чем скорее ты примешь его, тем быстрее кошмары пройдут. Уж поверь мне, ты в своё время своими переживания устроил мне беспокойные дни и ночи. Правда, твои эмоции были куда серьёзней и обоснованней, но мы же справились. Этому мальчику повезло больше, чем нам. Для него всё это — первое серьёзное испытание. — Я не могу принять его так же, как ты, — я тяжело сглатываю, почувствовав страх, подкативший к груди. — Ты ведь будешь возиться с ним, и ты можешь… просто забыть про меня. Ведь я знаю, как для тебя важно обучить его. Как и любого другого, в чьих жилах течёт это волшебство.        Не совсем то, что крутилось в голове, но хоть как-то я об этом сказал вслух. Это нелегко, но необходимо определить этот момент, и лучше уж сейчас, раз всё дошло до такого. Сель прекратила распутывать свалянные волосы и серьёзно на меня посмотрела. — Джинно, — голос звучал строго, даже осуждающе, отчего я внутренне сжался и отвёл глаза, рассматривая убранство комнаты, ожидая того, что я мог услышать дальше.        Что бы это ни было, я попытаюсь принять. Я не успел ощутить или заметить, как моя наставница бесшумно подошла ко мне. Успел только повернуть голову, как она обняла меня, прижимая к себе. Она очень редко так делала, и я, просто обомлев, замер, не смея двигаться, чтобы ничего не нарушить. — Не важно, что мы разделяем одну и ту же силу, — начала девушка, заговорив чуть тише и добрее, — никто из нас не просил о ней. И совершенно не важно, что ты был моим учеником и что теперь я буду обучать ещё одного. Это всё не означает, что я отмахнусь от тебя. Мой храбрый мальчик, ты всегда будешь самым дорогим и близким для меня человеком. Это те узы, что мы сделали сами, без всего этого. И ничто из этого не повлияет на моё отношение к тебе.        Облегчение с пугающей силой откуда-то снисходит на меня, десять секунд я просто стою, потому что боюсь, что всё это мне лишь послышалось. Сель никогда особо не говорила о своих эмоциях или о том, что на душе. Но сейчас она сказала всё, что было на сердце. Я чувствую разливающееся внутри тепло и покой. Меня поняли, меня не отталкивают, меня простили за то, что я такой бестолковый и не могу совладать с переменой в жизни.        Я обнимаю её в ответ, будто бы снова стал маленьким, чувствуя под пальцами её длинные, тёмно-русые волосы. Какое-то время мы просто стоим, не прерывая этого равновесия. Внутреннее успокоение растёт, и вскоре все прежние чувства теряют силу, уступая ему. — Ты дала мне всё, что у меня есть. Как я могу не волноваться и не думать над этим, — наконец тихо шепчу я, разжимая кольцо рук и отстраняясь. — Я не хочу терять ничего из того, что имею. — В твоей жизни есть и другие люди, Джинно, — Сельвигг тоже опустила руки, разрывая контакт окончательно. — Нельзя их вечно игнорировать. — Я боюсь впускать кого-то в свою жизнь, — честно признаюсь я, вспоминая с тоской взгляд Тэсс, обращённый ко мне, и все её старания. — Я не знаю, что мне делать, как отвечать. Я не хочу что-либо портить. Я боюсь, потому что они все не такие сильные, как ты. Их может не стать, потому что с нами бывает опасно. — Меня тоже может не стать, — девушка улыбнулась, но от этих слов я чуть дёрнулся, не хотелось думать об этом. — Всё живое умирает со временем. Если ты всегда будешь их отталкивать, то никогда и не приобретёшь. Возможно, они более уязвимы, но у них есть ты. Если будешь их защищать — станешь сильнее. — Может, лучше просто не начинать всё это? — я качаю головой, не то спрашивая совета, не то прося разрешения отпустить всё как есть. — Ты так вырос, но внутри ты порой ещё такой ребёнок, — Сель подняла руку к моим волосам, которые сама недавно состригла по моей же просьбе. — Ты справишься с этим, если начнёшь идти вперёд. Мой маленький братец, разве я когда-нибудь обманывала тебя? — С того первого дня — ни разу, — я чуть улыбаюсь в ответ, принимая её поддержку. — И никогда не буду, — девушка скрестила руки на груди, подняла глаза к потолку, украшенному кристаллами. — Северней, в лесах, что тебе так понравились, сейчас как раз время гроз. Может сходишь, прогуляешься пару дней, пока не успокоишься? Я пока постараюсь научить Этела сдерживать свои эмоции, чтобы вам обоим стало проще. — Звучит лучше тех походов в деревню, в которых ты меня заставляешь принимать участие, — я болезненно морщусь, но эта гримаса быстро спадает, уступая место благодарной улыбке. — Я точно не нужен тебе эти два дня? — Точно, можешь остаться там и на три дня, — наставница добродушно хмыкает, прекрасно зная, что двух дней мне будет мало. — Иди, собирай вещи и отправляйся, ничего страшного не случится.        Послушно киваю, торопливо направляюсь к выходу, испытывая лёгкость во всём теле. Схожу, проветрюсь, а как вернусь — буду стараться, ведь Сель ждёт от меня именно этого. Пока спешу по коридору в свою комнату, слушая отголоски своих же шагов, в голове вспоминается тот день. Тот самый день, когда я впервые увидел Сельвигг.

***

      Дверь тяжело распахнулась, впуская в большую прокуренную комнату тусклый свет солнца. Сегодня было пасмурно, и небо затянуло серо-белой пеленой. Диск светила лишь угадывался из-за туч приглушённым, матовым сиянием. На скрип старых, тронутых ржавчиной петель несколько мужчин повернули головы, на автомате перекладывая руки на рукояти ружей и револьверов. Но никого враждебного в проёме не было, никаких солдат Нерцазодена, которые могли преследовать работорговцев. Только фигура невысокой девушки с бледным лицом. Вся в дорожной пыли, она просто прошла внутрь, быстро осматривая всех находящихся здесь, будто бы что-то выискивая. — Скечиарским шавкам тут не место, — недовольно пробурчал кто-то, отметив форму чужой страны. — Да бро-ось, — протянул кто-то в ответ, вставая. — Деньги есть деньги, и какая разница, кто их платит, за что их платит.        Девушка, не останавливаясь, быстро повернула голову к этому мужчине. Здесь, собственно, были только мужчины. Лет от двадцати до пятидесяти, но вставшему было на первый взгляд тридцать с небольшим. Чёрные глаза с хитрым прищуром, нос, который неоднократно ломали в драке, но в целом удлинённое лицо сохранило некую аккуратность. Светло-русые волосы были зачёсаны на левую сторону, прикрывая собой один глаз. Скорее всего, он был лидером это группы. — Чем обязаны такому визиту? — спросил он прибывшую, гаденько улыбнувшись, обнажая зубы, некоторые из которых оказались обломаны.       Девушка прошла мимо него вглубь комнаты, на ходу считая всех находившихся в ней и осматривая обстановку. Шестнадцать людей. Пустой камин-очаг, грубо сколоченный стол, на котором стояли стеклянные бутылки, лежали игральные карты, разобранные пистолеты, стулья, скамейки. В углу притаились плотно набитые мешки. Пол стал наклонным, впереди показался то ли коридор, то ли туннель, уходящий ниже уровня земли. В нём были обустроены небольшие камеры с железными решётками. Там. Она знала, что ей нужно туда. Незваная гостья остановилась, не спускаясь вниз, взгляд был прикован к ближайшей клетке. Ребёнок. Он был здесь. Без всяких сомнений, это его плач разбудил её, это его зов вёл её. Она, замерев и выпав на пару секунд из реального мира, чувствовала, как собственная аура потянулась к слабой ауре мальчика, как она слишком вяло, но резонирует в ответ. Тем временем мужчина подошёл к ней сзади, упёр руку в дверной косяк, преграждая путь обратно. — Милая моя, не молчи, раз пришла сюда. Скажи, что тебе надо, за хорошую плату мы сделаем всё, что захочешь. — Я хочу забрать его, — собственный отстранённый голос долетел до неё как будто издалека.        Если главарь и был удивлён, то никак не выдал этого, сзади послышался смешок, кто-то что-то прошептал соседу. Но девушка неотрывно смотрела на мальчика в рваных грязных лохмотьях. Он сидел в углу прямо на полу, чуть наклонив голову, сложив худые ручонки на не менее худых ногах. Светло-карие глаза были пусты, если ребёнок и следил за окружением, то делал это незаметно или без энтузиазма. На перспективу о переменах в собственной жизни он никак не среагировал. Измученный ребёнок с телом, которое всё болело и подвывало от боли, она это чувствовала.        Даже со своего места девушка видела синяки на его слабом теле. Скорее всего, у него просто не было сил, чтобы хоть как-то реагировать после того, что с ним тут проделывали. Не важно, она заберёт его. — Нам сбыли его по-дешёвке, больно уж непокорный и никудышный пацан. Делает всё из-под палки, но, раз ты его так хочешь, то цену придётся поднять, — сообщил, мужчина стоящий сзади, поковырявшись в зубах. — Больно уж он меня веселит и развлекает порой. А сейчас не сезон со всеми этими разборками, сама понимаешь, так что цену назначу… — У меня нет денег, — оборвала его девушка, наконец повернувшись к нему.        Это заявление вызвало гнусный хохот, как будто она рассказала самую смешную шутку в мире. Ей было не смешно, и лучше бы им не смеяться. Отнимать жизни, потому что они были нехорошими людьми, не хотелось. Своё оружие она оставила в казарме, а «шуметь» магией не хотелось, всё же вражеская территория, а она теперь в ответе не только за себя. Но если не выйдет миром — она возьмёт кровью. — Нет денег, — передразнил мужчина пришедшую и опустил руку, чтобы упереть её в бедро, — тогда как ты будешь расплачиваться, м? Об этом ты подумала, милая моя?        Он заходил вокруг, оглядывая её с ног до головы. Он не сомневался, что она знает, в какое место забрела, поэтому не понимал её логики. Но дело есть дело, за любой товар, за любую вещь в этом мире нужно платить. — У вас карты. Сыграем. Выиграю я — отдаёте мне этого ребёнка. Проиграю — сделаю, что вы захотите в обмен на него, — наконец ответила девушка, по-прежнему не проявляя ничего: ни агрессии, ни особого интереса; только нерушимость своих намерений. — Не интересно, — усмехнулся главарь, лукаво переглядываясь со своими людьми, — поставь свою свободу на кон, тогда сыграем. Какая же игра без риска, так ведь? — Даёшь мне своё слово? — в голосе гостьи впервые просквозила насмешка, а уголок рта дёрнулся в непонятной эмоции. — Как хочешь, милая моя, — он широко, почти дружелюбно улыбнулся во все неровные зубы, протягивая руку. — Даю тебе слово Одо Вендере.        Девушка пожала её, и что-то изменилось. Сложно сказать что именно, но возможно, просто установились «условия», может потому, что слово было принято на полном серьёзе, по всем правилам. И если они будут нарушены, совесть девушки будет чиста.       Мужчина издевательски вежливым жестом пригласил её подойти к столу, а мальчик подал первые признаки оживления: поднял голову и смотрел со своего места в проход, разглядывая людей, подходящих ближе к двоим. Гостья взяла первый попавшийся стул, не глядя с грохотом подтащила его к деревянному столу, где им торопливо расчищали место. Игра обещала быть интересной. — Играем в Милез Тсебан, — объявил Вендере, сгребая карты в колоду и начиная тасовать их. — Собери семёрки? Объясни правила, — девушка равнодушно следила за ловкими движениями пальцев, почёсывала нос с горбинкой. — Да ты видать поехавшая, раз садишься за стол, игры не зная, — прокомментировал кто-то с искренним удивлением. — Тише, Виль, не будем расстраивать гостью раньше времени. Она же даже наш язык знает, раз сумела перевести, ей это пригодится, — посмеиваясь, осадил его Одо, затем начал объяснять. — Всё просто: из колоды в ряд выставляется пять карт, нам на руки по шесть. Сначала ты скидываешь карту, я должен «побить» её, чтобы иметь право забрать одну из ряда. Можешь хоть все свои потратить в одном ходу, можешь хоть пропускать его. Большое число бьёт меньшее. Когда останется пятая карта, мы переворачиваем её. Если у нас на руках останутся карты её масти, их мы выкидываем. И так дальше разыгрываем оставшуюся колоду, пока не останется ни одной карты. Выигрывает тот, у кого больше семёрок останется. — Ясно, — кивнула девушка и положила руки на стол, — дай взглянуть на них.        Фыркнув, Одо протянул ей уже перемешанную стопку, а сам достал ключ от камеры и демонстративно положил рядом с собой, чтобы его вид колебал уверенность гостьи. Вокруг столпились люди, с жадностью наблюдая за происходящим. Мальчик со своего места не мог видеть стол, поэтому он напряжённо вслушивался. Девушка медленно листала карты, тщательно рассматривая каждую, спустя две минуты она вернула колоду мужчине, который уже предвкушал свою победу и начал заново их тасовать. — Сдавай, — твёрдо сказала она, сощурив глаза и начиная игру.