Номинация и любовь

Как и прежде, звёздный дом жил своей, непонятной чужим, жизнью и только участники уже настолько привыкли друг к другу, что создавалось ощущение, будто они прожили так всю жизнь, вместе, хоть и не всегда тихо и спокойно, не всегда дружно, но вот такой большой и немного странной семьёй. Коллектив становился всё меньше с каждой номинацией и вот, вновь пришёл Юрий Аксюта с привычным объявлением номинантов, в этот раз ими оказались Дмитрий Колдун, Прохор Шаляпин и Согдиана Федоринская. Услышав свои имена, парни взглянули друг на друга с обыкновенными улыбками и только они сами заметили, что в этот раз улыбки вышли очень уж натянутыми. Хотелось сказать друг другу хоть пару слов, но время не ждало, нужно было идти к Дробышу, хоть ничего нового он им и не скажет. И первым туда пошёл Колдун, бросив на Шаляпина секундный тоскливый взгляд, лишь на миг забывая о контроле и, получив в ответ такой же, но ещё и немного ободряющий, уже с прежним покоем и привычными искорками смеха в глазах, искуственными, но, несомненно, умело показанными, пошёл наверх и там, уже сев в привычное кресло, не очень то внимательно слушал наставления продюсера и педагогов. На душе было неспокойно, немного нездоровое сердце противно ныло от нервов, но Дима держал себя в руках, держал улыбку и, думая о своём, успевал кивать в нужные моменты и ровным голосом произносить "Да", "Я понимаю", "Я согласен", больше сейчас от него ничего и не требовалось, да и не смог бы он больше ничего. Скоро этот утомительный этап жизни закончился, Колдун с удовольствием покинул эту комнату и собирался прямо в спальню, к лекарствам и хотя бы короткому отдыху, но Прохор, уже подошедший к лестнице, своим рукопожатием, для других обычным, но для них двоих особым, немного его задержал, они пытались придать друг другу уверенности этим коротким простым жестом и это вполне удалось, парни разошлись в разные стороны, но не сговариваясь, решили после поговорить о сложившейся, несомненно, важной и не очень приятной ситуации, хоть это и будет нелегко для них обоих. При беседе с руководством Шаляпин активно участвовал в диалоге, но в то же время был где-то в своих мыслях, думал о вещи, которую считал несколько важнее этой номинации. Уже долгое время Колдун беспокоил его своим состоянием, серьёзно беспокоил и наивно считал, что его парень слепой и глухой и вообще ни о чём не догадывается. Весьма глупо и не дальновидно с его стороны, недооценивать Легенду. Прохор лишь думал, что Дима взрослый человек и сам разберётся со своим здоровьем, что уж точно не стоит в этом ему мешать, но с каждым днём всё больше и больше убеждался в обратном, а увидев несколько минут назад его пустоватый взгляд и слегка болезненный вид, понял, что всё из-за этой номинации и твёрдо решил: сегодня он серьёзно поговорит со своей парой на эту тему и в этот раз Колдун не отшутится и не сможет перевести тему, это невозможно, если Легенда уже наметила себе цель, то, несомненно, сделает всё, чтобы её добиться. Пока номинанты выслушивали уже привычные инструкции, Зара с Александрой Гурковой сидели с чашкой чая около кухни и обсуждали очередное событие в жизни звёздного дома: — Сашенька, тебе не кажется, что между нашими неутомимыми ракетами, Димой и Прохором, что-то есть? — Зара задумчиво помешала чай и отложила ненужную больше ложечку. — Мне кажется, что об этом уже знают все вокруг, а эти двое всякий раз так прячутся, будто правда думают, что никто ничего не видит, не замечает. — Гуркова медленно цедила чай и была в кои то веки крайне задумчива, это даже немного её красило. — Я считаю, что это непорядочно — номинировать одновременно пары, тем более, такие. — Мне кажется, Виктор Яковлевич тоже давно всё понял и ему это не очень нравится. Вот он и решил либо их поссорить, либо совсем разлучить, выгнав одного из них. Это очень жестоко. Да, девушки сидели и жалели о том, как всё складывается, а больше они и не могли ничего сделать, власти у них не было никакой и, возможно, это было даже к лучшему. Тем временем у Дробыша сидела уже Согдиана, а Прохор искал свою пару, и нашёл в спальне, Колдун задумчиво перебирал свои вещи и что-то бормотал себе под нос, мог позволить себе хоть на минуты расслабиться, пока был в комнате один. Конечно, как только открылись двери, он сразу поднял взгляд и натянул такую для всех привычную, но такую фальшивую улыбку, но, поняв, кто это пришёл, немного расслабился, но улыбку не убрал, пока слегка боялся говорить Шаляпину всю правду о себе, сомневался, что вообще когда-то на это решится, хоть когда-то наберётся смелости, полагал, что будет проще всю жизнь прятаться, тайком пить лекарства, прятать плохое настроение и мрачные мысли, как сейчас. Но он не знал, чего хочет сейчас от него парень, а Прохор не заставил себя долго ждать, не считая нужным и дальше откладывать на потом столь важный разговор, видел, что его приход несколько встревожил парня, хотя раньше всегда успокаивал, а значит, всё это точно не просто так: — Дима, ты не хочешь ничего мне рассказать? — он специально назвал Колдуна именно по имени, чтобы показать, что разговор предстоит весьма серьёзный и пути отступления отрезаны давно, если они вообще существовали. — Легенда, будешь показывать свой характер потом, когда мы будем в другой обстановке. — Колдун сидел, нервно мял в руках уже сложенную майку и уже даже не улыбался, скорее скалился, и то для самозащиты, его что-то пугало, а что, он и сам пока толком не понимал. — И что ты думаешь о нашей номинации? — Думаю, что ты пытаешься сейчас снова перевести тему. Не в этот раз, Колдун. Не выйдет. — всё так же полный решимости, Прохор подсел к нему, но пока держался на расстоянии, чтобы ещё больше не раздражать, правильно догадывался, что лишние нервы сейчас совершенно ни к чему. — Можешь ничего мне не рассказывать. Объясни только одно. Какого чёрта ты молчал всё это время? Ты правда думал, что я ничего не замечу? Совсем дураком меня считаешь? — Прохор, я... Я правда хотел тебе сказать. Мне было страшно, очень. Я полный дурак, я боялся, что ты уйдёшь... — Дима назвал его по имени уже из необъятного чувства вины и страха, было, чего бояться, от этих эмоций сердце закололо сильнее, он совсем забыл о таблетках из-за размышлений и теперь, осознавая свою глупость, склонил голову, крепче вцепился в кровать и закрыл глаза, главное сейчас держаться, такое можно переждать, он сотни раз это делал, сможет и сейчас, по крайней мере, был в этом уверен. — Да Колдун, ты дурак, ты полный придурок, ну как так можно... — вот теперь Шаляпин действительно очень испугался, на чистых инстинктах придвинулся ещё ближе к своей паре, обхватил его широкие плечи и мягко пристроил парня на подушку, чуть поглаживая его по густым чёрным волосам с крайне встревоженным видом. — Димочка, ну что ты, как маленький совсем... Я никуда уже от тебя не денусь. Нельзя так относиться к своему здоровью, мы выберемся отсюда — только вдвоём, обещаю! — и я хоть силой, но запихну тебя в больницу, ты должен быть здоров, то, что с тобой сейчас происходит, это слишком страшно, ты должен нормально жить, ты, мы должны с этим справиться. Эй, ты здесь ещё? Как ты, сильно плохо? — Терпимо... Проша, пожалуйста, принеси водички. У меня таблетки.. — пока ему было страшно не меньше, чем Шаляпину и ровно так же больно, но пока он хоть что-то понимал, знал, что нужно выпить хоть что-то, иначе будет гораздо хуже. — Конечно Дим, минутку только подожди, одну минутку, я мигом! — и Прохор сорвался, буквально добежал до выхода из спальни, до кухни постарался идти спокойнее, чтобы не вызывать подозрений, но, пока наливал воду, не сдержался и забормотал что-то себе под нос. — Ну вот что за человек, о чём он думал, как мне с ним теперь, ему же нервничать нельзя, а тут эта номинация, чёрт, чёрт... — Прохор, что с тобой такое? — Арсений Бородин совершенно бесшумно и незаметно подкрался сзади и положил руку на плечо Легенды, чем очень её напугал, заставил резко обернуться и вернуть чайник на место, пытаясь нашарить руками чашку, но вниз совсем не глядя. — Стоишь испуганный, бормочешь что-то, воду на стол льёшь мимо кружки. — Да Дима это, как ребёнок право слово, ему плохо так, а он... — и тут он резко осёкся, понял, что сказал много лишнего, но во взгляде Сени было только понимание и, возможно, на секунду даже мелькнуло сочувствие. — Ты знаешь, да? — О вас уже знают все, притом давно. Но о том, что Колдун нездоров, я слышу впервые. Что с ним? — Сердце.. Что-то с ним. Сень, давай это обсудим потом, хорошо? Я нужен ему. И пожалуйста, никому не говори, что он болен. Если узнает, немного придёт в себя и меня похоронит, в этом я уверен. — Дело ваше. Но будет помощь нужна — обращайся. Прохор несколько раз благодарно кивнул и максимально быстро вернулся в спальню, Дима был уже практически никакой, но приход его заметил и слабо болезненно улыбнулся, в такие моменты он был ещё больше рад видеть своего парня, своего любимого, с ним было как-то спокойнее и даже немного легче. Не теряя времени, Шаляпин запер за собой дверь, за минуту вновь оказался рядом с Колдуном, с трудом смог вытянуть из него какую-то информацию о таблетках, нашёл их, обхватил его за плечи вновь, в этот раз осторожно усаживая, помог нормально выпить их, снова вернул юношу в кровать и, через несколько минут тишины, заметив, что выглядит тот уже немного живее, решил вновь начать беседу, хоть и в этот раз очень осторожно. — На твой вопрос о нашей номинации я отвечу позже, когда ты будешь в состоянии говорить о таком. А пока слушай меня внимательно. Тебе нельзя нагружать себя так, как ты это делаешь уже очень долго. Беговая дорожка, гантели, гири, ещё и по дому вечно носишься, творишь, что придётся. Дим, ты понимаешь хоть, что это правда очень для тебя опасно? — этот голос казался другим отчуждённым, холодным и равнодушным, но только Дима знал, сколько сейчас в нём заботы, любви и нежности, и чувствовал всё это, а больше ему от Легенды ничего и не надо было, сейчас уж точно, а дальше жизнь покажет. — Понимаю. Но Проша, я же... — ему до сих пор было нелегко говорить, но парень никогда не сдавался из-за какой-то там слабости, хорошая черта. — Я не хочу, чтобы это хоть кто-то видел. Другие, они.. Могут не понять. — Не понять, ну да. Хорошо, тогда мы ничего никому не скажем, а ты должен сейчас как следует отдохнуть. И только рыпнись куда-нибудь, я всё увижу. Доброго вечера. — Прохор мягко, почти ласково улыбнулся и почти так же коснулся губами его лба и, дождавшись, пока совсем рядом не раздастся его милое сопение сквозь сон, мягко потёрся лбом о его плечо с тяжёлым вздохом и понял, что впереди ещё много трудностей, но они справятся, обязательно, не зря ведь они решили стать парой. Несколько дней спустя состояние Колдуна совсем наладилось, он снова носился по дому, как метеор и успевал абсолютно всё, но немного тормозил себя после остерегающее-предупреждающих взглядов Шаляпина, тот теперь не спускал с него глаз и правильно делал. Он учился видеть, угадывать, когда Диме нужен покой, когда его лучше вообще не трогать, а когда о нём нужно позаботиться, как бы он против этого ни возражал, а обычно возражал он довольно активно. Это умение было очень ценно, особенно в их отношениях, особенно теперь. Время не стояло на месте и Прохор, наконец-то, решился поговорить со своим любимым, ответить на вопрос, что тот ему задал ещё несколько дней назад, поэтому мягко, но властно остановил Диму, когда он собирался встать с дивана, сам сел рядом и даже рот открыть не успел, как его пара дала ему понять, что за время их отношений переняла некоторые черты его характера, например наглость и даже в какой-то степени заносчивость: — Ну что, Легенда, наконец-то счёл нужным дать ответ простому смертному? — усмешка его была горькая до боли, он считал, что всё понимает и не хотел, чтобы наставал день отчётного концерта, в первый раз так его боялся, был готов сию же минуту собрать вещи и уйти отсюда, конечно же, вместе с Прохором, иначе не хотелось, только бы не жить в таком ужасе ещё четыре дня. — Представь себе, я всё-таки решил снизойти до тебя, ты радоваться этому должен! — привычными играми Шаляпин попытался отвлечь внимание окружающих, да и хоть немного успокоить Диму, это удалось, на губах его заблистала благодарная слабая улыбка, а в глазах даже скромно затлела искорка смеха и огня, для всех такая обыкновенная, но для них обоих такая ценная, особенно теперь. — А теперь слушай меня внимательно, дорогой мой смертный: отсюда мы уйдём только вместе, иначе нельзя. Нас не разлучит эта номинация, тем более теперь, тебя же нельзя оставлять одного в таком состоянии. Я прошу тебя, запомни, если тебе надо будет уйти, я уйду следом за тобой, ты же не сможешь так, один, в чужом городе, с твоим здоровьем. Ну а если мне придётся уйти, если меня не спасут ни зрители, ни команда... Прохор умолк с немного потерянным видом, он правда не знал, что сказать сейчас, чтобы ещё больше не расстроить любимого. Он был совсем не глупым и понимал, что если его насильно никто держать не будет, то Колдуна отсюда так легко не отпустят, куда более ценный товар. А если он останется в этом месте один... Руководство утянет парня в свои покои, всё из него вытянет и точно доведёт. Как минимум до приступа доведёт, в этом сомневаться не приходилось ни минуты. Шаляпин всё понимал, знал, что не властен что-то решать, но точно не собирался так легко отдавать свою любовь и его жизнь, совсем не был к этому готов. Он совсем ушёл в мрачные мысли и немного вздрогнул, подняв глаза, когда Дима опустил руку на его плечо и раздался его тихий, слабый и немного дрожащий голос, будто парень до этого долго плакал и потом хорошо умылся, чтобы по глазам ничего не было видно, а вот голос выровнять как-то не вышло: — Если тебе придётся уйти, я пойду вслед за тобой. Что бы ни случилось. Я знаю, о чём ты думаешь и, странно, но с тобой согласен. Ты прав, я не смогу один. Я тебя не оставлю и не отпущу, верь мне. Мы будем рядом. Прохор внимательно слушал свою пару и... Наконец-то устал сдерживаться, в одну секунду сгрёб Колдуна в довольно нежные объятия, гладил его по плечам и быстро бормотал какой-то милый бред, заметил, что от нервов ему снова становится плохо и очень хотел помочь, это получилось, понемногу Дима расслабился, тоже что-то шептал и понемногу засыпал, ему стало легче, они рядом, а это пока главное. До отчётного концерта оставался всего один день, всё было давно готово, сольные песни исполнялись практически идеально, но Колдун, как всегда, не видел предела совершенству и решил сегодня спеть ещё пару раз, хотя с самого утра не очень хорошо себя чувствовал, совсем не слушал советов и предостережений Шаляпина и после привычной утренней зарядки пошёл петь. Сделал он это как всегда прекрасно, но на середине песни пришлось прерваться, резко закружилась голова, перед глазами пошли красивые круги, равновесие стало медленно исчезать и голос оборвался, стойка для микрофона стала своеобразной опорой, но лишь на секунды, не самая надёжная для этого вещь. Встреча с полом была совсем близко, когда его кто-то подхватил под руки и с тихими ругательствами потянул к дивану. И это был не только Прохор, к нему присоединился ещё и Арсений, случайно проходивший мимо и увидевший, в какой непростой ситуации оказались его друзья, выполнял своё обещание и помогал, хоть его об этом пока никто и не просил. Когда Дима немного оклемался от пары лёгких ударов по щекам, его взгляду предстал взбешённый Прохор с горящими адским огнём глазами, и слегка встревоженный Сеня, который был готов помочь всем, что в его силах, только не спасти незадачливого брюнета от его пары, Легенда была совершенно неумолима и сейчас не собиралась щадить никого, подходить к ней ближе, чем на пушечный выстрел, пока было как минимум опасно: — Дима, какого хрена?! Ты что здесь делал? Что я тебе говорил всё утро! Тебе нельзя, нельзя пока! Хочешь завтра в Олимпийском так рухнуть? Пожалуйста, вперёд! Я не буду тебя удерживать, вперёд! — казалось, ещё немного и он начнёт дышать огнём, так парень был зол и это было не удивительно, вам тоже не понравилось бы, если бы вы искренне желали любимому только лучшего, а вас в упор не слышали бы и делали бы этим только хуже. — А что ты мне предлагаешь? Не ехать туда вовсе? — Дима поднял мутный, но чуть насмешливый взгляд и слегка передёрнул плечами, из последних сил пытался показать, что ещё чего-то стоит, совершенно глупо и не осмотрительно, так обычно ведут себя совсем маленькие дети. — Я тебе предлагаю перестать валять дурака, понять, что у тебя всё готово, — Шаляпин цедил это сквозь зубы, так тихо, что звучали обычные слова даже немного пугающе, — наконец-то дать себе отдохнуть и этим оградить себя от подобной ситуации завтра. Пока ты не поймёшь, что тебе нужен отдых, ничего не изменится, ясно? Колдун только немного обречённо кивнул, мысленно соглашаясь лишь с тем, что он действительно дурак, хотя, они оба, а Шаляпин немного успокоился, недовольно фыркнул и правильно решил вернуть любимого в спальню, конечно, не в одиночку. Словив несколько косых взглядов, вдвоём с Сеней он довёл Диму до спальни, уложил на их сдвинутые кровати и сам прилёг рядом, укрывая их обоих одеялом, лучшее прикрытие для их тайного общения. Сеня на это только усмехнулся и занял свою кровать, увлекаясь разговором с Дэном Петровым, скоро к ним присоединились и Лёша Корзин с Романом Архиповым, им всегда было о чём поговорить, всё-таки, один коллектив. А тем временем под одеялом тоже происходило общение, хоть и почти беззвучным шёпотом, чтобы никто не заметил: — Вижу, тебе уже полегче. Ну и напугал же ты меня. — Прохор мягко погладил Колдуна по лбу, прикрытому густой чёлкой, медленно прошёлся пальцами по его щеке и немного рассеянно улыбнулся, увидев слабую благодарную улыбку, в которой было так много спрятано и об этом знали только они вдвоём. — Я наверное и правда дурак последний. И ты тоже. Мы оба дураки и это неоспоримо. — Дима уже блаженно улыбался и едва не мурлыкал, но взгляд был такой же хитрый и коварный, как всегда, даже сейчас от него можно было ожидать чего угодно. — Ну ты то ладно, а Легенду так за что? — и снова такие привычные, такие нужные им обоим для покоя шутки, Шаляпин прекрасно знал, почему они оба последние дураки, но хотел, чтобы его любимый сам это сказал. — А Легенда как-то очень глупа, раз в такое вляпалась. — с тихим фырканьем Колдун повернулся на бок и обнял Легенду, как любимую подушку, даже в не лучшем состоянии привык быть главным, быть своеобразной защитой, хоть и не от чего пока было защищаться или, скорее, защищать. — Мы с тобой полные дураки, потому что полюбили друг друга. И эту фразу парни произнесли вместе, тем же тёплым нежным шёпотом, только крепче обнимая друг друга, Прохор прижался к груди любимого и сам не заметил, как Дима задремал в таком тепле, а он сам стал слушать пока немного нервное глухое сердцебиение, слушал и улыбался, лишний раз мысленно соглашаясь с тем, что они оба полные идиоты, но в такой глупости есть своя, многим непонятная прелесть... И настал день отчётного концерта. И перед началом мероприятия будущие звёзды готовились, кто как мог, одеты все, конечно же, были идеально, оставались только моральные приготовления, ими и занимался Шаляпин, оттянув Колдуна в какой-то закуток, подальше от посторонних глаз, крепко сжав его руки и тихо мягко зашептав, снова опасался, что их кто-то заметит: — Дима, слушай меня внимательно: ни о чём не переживай и ничего не бойся, ты мне после этого концерта нужен живой и в сознании. Мы всё равно с тобой будем вдвоём, что бы ни случилось, ясно тебе? — Прохор сам неплохо нервничал, это было заметно по тому, как он вцепился в руки любимого и ведь ему действительно было, чего так бояться. — Да, я помню. Всё равно вдвоём. Что бы ни случилось. Не волнуйся, Легенда, смертный переживёт этот концерт и никого не бросит, даже такую строптивую особу, как некоторые. — Дима, конечно, всё ещё боялся, но хотел успокоить свою пару и снова язвил, старая привычка у них обоих, обидные, иногда несколько жестокие слова, но со смехом и тёплым взглядом, лучше и придумать ничего нельзя было. Легенда на это, слегка толкнув его в плечо, просто засмеялась, хоть и вышло это как-то совсем фальшиво, но времени разбираться в этом уже не было, концерт начинался и оберегом на удачу им обоим послужил тоже уже привычный, лёгкий поцелуй в щёку, не много и не мало, ещё не наказание, но пока и не награда. Концерт, как всегда, не прошёл, а отгремел и всё сложилось вполне благополучно, действительно все это пережили и настало время узнать, кто же из номинантов останется на проекте, а кто покинет его навсегда. Уже прозвучало, что приз зрительских симпатий снова получает Дмитрий Колдун, он сам смутно догадывался, что зрители его спасут, оставался один вопрос, кого же спасёт команда, Согдиану или Прохора. Пока фабриканты ходили и раздавали звёздочки, Диме было до безобразия неспокойно на душе, будто пришло не очень то знакомое предчувствие беды, но он всё так же держал максимально искреннюю улыбку и работал на камеру, такая уж его судьба, большинства из них. И вот, голосование окончено... И на весь зал раздались самые главные слова этого вечера: — Прохор Шаляпин выбывает из проекта. Больше Колдун ничего не слышал несколько секунд точно, застыл, как статуя, очень пытаясь не показывать, как сильно и резко закололо сердце, хоть перед глазами уже и была нехорошая дымка, пока это ему удавалось вполне. Как и полагается, Прохор говорил какие-то слова о шестой фабрике, о продюсере, о преподавателях, но это было уже совсем неважно, он это почти не слышал. В голове осталась одна мысль. Прохор уйдёт. Всё вышло так, как они оба боялись с самого начала и что делать теперь, непонятно. Если бы не чёртовы камеры, Дима наплевал бы на тучу зрителей и вцепился бы в свою любовь мёртвой хваткой, не выпустил бы из объятий и не отпустил бы с проекта, но что он может сейчас... Хотя бы держаться на ногах, что уже несколько трудно, но он даже не понял бы этого, если бы не стоявший рядом Арсений, который всё понял и в самом прямом смысле подставил парню своё плечо, предоставил хоть какую-то точку опоры, в такой момент это было совершено бесценно. Сам же Шаляпин закончил с превознесением руководства, обернулся к участникам... И в глазах его за секунду пронеслись ужас, чувство вины и даже отчаяние, он потерял страх с совестью, когда увидел, что его любимому опять так плохо, из-за него, это было ещё хуже. Он действительно забыл обо всём и в пару широких шагов оказался рядом, там, где и был нужен всё это время. Наплевав с высокой колокольни на все правила, Прохор крепко сжал испуганного и расстроенного Диму в объятиях, фактически, удерживал его на ногах и быстро что-то шептал, вероятно, из желания успокоить, не очень выходило, он уже почти плакал и в зале вдруг повисла оглушительная тишина, Дробыш поднялся со своего места и наконец-то взял в свои руки микрофон: — Молодые люди, браво. Шоу на славу. И это так интересно выглядит, что я, пожалуй, дам тебе, Прохор, шанс остаться. Только назови мне хоть одну убедительную причину, по которой мне стоит это сделать. — Виктор Яковлевич, я правда очень вас уважаю, но неужели вы действительно ничего не видите? Вы хотите лишиться, возможно будущего победителя шестой фабрики звёзд? Мне кажется, вам явно это не нужно. Я должен быть рядом с ним, только я. — и больше он ничего не сказал, это и не было нужно, точки над "i" расставлены, осталось только ждать развязки и она сейчас явно свершится. — Ого. Удивительно. И довольно убедительно, обоснованно. — на пару минут зависла тишина, Дробыш думал и, видимо, наконец-то пришёл к решению. — Ладно, один раз живём, будь по вашему. Сегодня в звёздный дом полноправно вернутся все три номинанта. Зал одобрительно гудел, ликовали участники, но наша пара уже будто не слышала этого, оба они думали лишь о том, что ещё долго будут рядом, и от этого мир вокруг засиял более яркими красками и, в кои то веки поддаваясь минутному порыву, парни потянулись друг к другу... И свершился их первый серьёзный поцелуй. И даже в нём Прохор был жестковатым, требовательным, но нежным, Дима был всё таким же мягким и тёплым, но немного властным, и оба они на секунды забыли о боли и тревоге, о том, сколько ещё трудностей им обоим предстоит, и, наконец-то, хоть ненадолго, были так нежно и трепетно счастливы...