Жертва

      Голова трещит от боли, как будто ударили очень тяжёлым предметом с огромной силой. В нос ударил сырой, затхлый запах плесени. Разлепив веки, сфокусировала взгляд на серых бетонных стенах. Запястья зафиксированы над головой толстой верёвкой с вкраплениями проволоки, которая была прикреплена к потолку. Руки затекли, как и всё тело. Пытаюсь пошевелиться, но в лодыжки тут же впивается что-то острое. Взгляд метнулся к ногам, и тут же замечаю стальные кандалы с шипами на внутренней стороне.       В помещении ни одного окна, ни намёка на солнечный свет, лишь одна свечка горит где-то в углу. Холодно и сыро. Жутко.       Страшно.       Паника сковывает тело. Кожа покрылась мурашками, причём не только от холода. Волосы встали дыбом. Пульс участился, а дышать стало тяжелее. Кажется, только сейчас до меня дошло, что на самом деле происходит. От понимания становится ещё страшнее.       Лихорадочно пытаюсь вспомнить, что происходило до того, как я потеряла сознание, но мысли путаются, а затылок отдаётся тянущей, пульсирующей болью. Зажмуриваю глаза, надеясь, что это всего лишь сон. Сон… Нет, сны не могут быть настолько реалистичными и зябким…       Холодно       Вот бы, как обычно, придти после работы домой, закутаться в плед и пить горячий чай.       Работа! Вспомнила!       Последний месяц вся полиция города только и делала, что пыталась выйти на след маньяка, который держит в заложниках, пытает и убивает жесточайшим образом молодых девушек.       Я видела их изувеченные тела, и в первый раз даже не смогла удержать в желудке свой завтрак. Последующие разы я сдерживалась, но ужас, нагоняемый этим психом, не снижался ни на каплю.       И главное, работал, Гад, без сучка без задоринки. Ни одной улики, ни одного намёка. Жертвами становились ничем несвязанные друг с другом девушки, даже внешность у каждой была разной. Вообще никаких зацепок.       И вот просили же девушек в возрасте от 20 до 25 сидеть дома и не высовываться после захода солнца ради личной безопасности. Но мы же все люди, у нас свои заботы могут быть. Ну и каждый, наверное, думает, что это их не коснется. В итоге, девушки продолжали исчезать живыми, а находились уже мёртвыми, причём каждый раз на новом месте.       Нам только и оставалось патрулировать город и пытаться найти хоть что-то на этого психопата.       Как раз в тот вечер была моя очередь патрулировать район города с напарником. Проходя мимо переулка, заметила подозрительного человека, позвала его. Заметив людей в форме, он кинулся бежать от нас. В попытке преследования напарник отстал от меня, всё же он бегает медленнее. Я забежала в тёмный переулок за мужчиной, не увидев его, собралась возвращаться, но получила удар по голове и потеряла сознание.       Из воспоминаний вырвал ужасный скрип металлической двери. Комнату осветил слабый свет лампочки, но тут же исчез, когда дверь закрылась за спиной вошедшего. Это был мужчина стандартного телосложения. Пытаюсь разглядеть его черты лица, но света слишком мало, ничего не видно. — Очнулась? — наигранно заинтересованным голосом протянул он, приближаясь ко мне. Инстинктивно попыталась отпрянуть, но вспомнила, что закована и привязана так, что не пошевелиться. Он заметил мой порыв и хищно улыбнулся. — Где я? — отстранённо, игнорируя его, пытаясь не показывать ему свой страх. — В моём подвале, — равнодушно отозвался он, пожав плечами, начал обходить меня, разглядывая тело.       Обойдя меня, он подошёл вплотную, заглядывая в глаза. — Почему именно я? — нагло спросила я, заглядывая в его стальные серые холодные глаза. — Мисс полицейская давно мне была интересна как девушка, и, когда её интерес ко мне возрос, я решил действовать, пока она никому не рассказала, — его холодная ладонь коснулась живота, я дёрнулась, в попытке отстраниться, он пропустил смешок, — Я сразу понял, что ты что-то заподозрила, и решил устранить, пока никто ещё об этом не узнал, — шок. Откуда он знает?       Это правда, буквально за день до похищения у меня были подозрения на некоторых типов, и, точно, среди них был тип с такими же стальными глазами, ещё тогда от одной только фотографии мне уже стало неуютно. Я ещё не успела никому сообщить о своих подозрениях. Тогда откуда он узнал? — Но всё равно, все отчёты, которые я составляла, сохранены на компьютере. Любой сотрудник может прочитать то, что мои подозрения падали и на тебя, — лучшая защита — это нападение. — Я взломал твой компьютер и удалил всё, что связано со мной, — торжествующая ухмылка. — Меня всё равно будут искать, тебя поймают засадят в тюрягу пожизненно или, ещё чего лучше, отправят на смертную казнь, и тогда я буду добровольцем на отсечение тебе головы и… — говорила на тон выше из-за страха и презрения. — Если выживешь, — перебил, я умолкла, уставившись на него, — Если и были жучки на тебе, то они уже не работают, так как раздел тебя ещё там в переулке, а одежду сжёг в дали от своего дома. А насчёт того, что в тебя саму внедрили жучок — маловероятно, да и проверив тебя магнитным лазером, все подозрения улетучились — равнодушно пожал плечами. Чисто работает, подонок. Столько мер предосторожности принимает. Знает ведь, что ему за это будет, но продолжает убивать. Главное, откуда у него столько денег на всё это. Ещё знает, как обхитрить полицию. Да кто он вообще такой? — И что теперь? Убьешь меня? — горько усмехаюсь, смирилась, пытаясь игнорировать холодные пальцы на животе, вызывающие лишь отвращение. — Это будет слишком просто. Сначала я тебя помучаю. Не зря же я тебя сюда привёз. Хотел бы убить — убил бы на месте. Поверь, ты будешь кричать, просить о помощи, но никто не услышит, будешь молить о пощаде, но я даже не подумаю остановиться, — он засмеялся как-то дико и истерично, запрокинув голову, отступая от меня.       Псих — Никогда, — холодно бросила, резко смех прекратился, холодные глаза уставились на меня, тут же потеряла всю решимость, — Знай, ни один звук не вырветься из моих уст, — и тут же пожалела, что сказала это. — Правдааа? Как печааальнооо, — голос был противно сладким, приторным, наигранным, протягивал каждую гласную, хищной походкой приближаясь ко мне. Губы растянуты в маниакальной улыбке.       Вновь подойдя вплотную, он достал нож из-за спины. Острый конец ножа подставил к тыльной стороне левого локтя и медленно, оставляя неглубокие царапины, спускался вниз к ключице, груди, задел сосок, живот, тазовая кость, бедро. Боль была терпимая, но прекрасно понимаю, что это только начало, что дальше будет хуже, и что своё обещание, что не пророню ни слова, не сдержу.       Заметив на лице этого ублюдка предвкушающую ухмылку, напряглась. Ещё сильнее напряглась, когда в ногу воткнулся его нож, не сдержала крика боли, который был настолько громким из-за эхо, что заложило уши, инстинктивно пытаясь согнуться, но не удалось. Невыносимая боль прошлась по всей ноге, из раны, в которой всё ещё был его нож, полилась алая жидкость. Закатились глаза, почти теряю сознание, но тут же открываю их в с очередным криком боли, когда он медленно проворачивает нож в ноге, чудом не задев кости. — Мисс полицейская, а вы оказывается не умеете держать слово, — он прокручивал нож в моей ноге открывая рану больше, причиняя неописуемую боль. Я скулила от боли, срывая голос, когда он сильнее нажимал на нож.       Так покрутив ещё немного, вытащил наконец нож, когда понял, что я уже не чувствую ноги, вытер его тряпочкой, положил на столик на колёсиках, который все это время стоял рядом. Взяв в руки жгут, сел на корточки и как-то бережно стал перетягивать мне ногу. В недоумении смотрю на него, видимо почувствовав мой взгляд, сказал: — Это, чтобы ты не сдохла раньше времени от потери крови — пояснил, закончив с моей ногой.       Поравнявшись со мной, прижался ко мне вплотную, лицом к лицу. Языком провёл по моей щеке, от отвращения я отвернулась от него, язык прошёл по скуле, дунув в ухо, схватил за подбородок разворачивая к себе лицом. — Знаешь, скажи спасибо, что у тебя слишком милая мордашка, и мне не хочется её портить, — скривившись от рвотных позывов, с ненавистью в глазах плюю ему в лицо, тут же незамедлительно в ответ получаю пощёчину, голова от резкого удара разворачивается влево. Почему-то торжествующе ухмыляясь, перекатив голову в его сторону, смотрю исподлобья на него. Стирает мою слюну всё той же тряпочкой, зло зыркает на меня, но при этом довольно ухмыляясь, — Вот не пойму, ты либо дура, либо очень смелая. — Я просто смелая дура, — во все тридцать два улыбаюсь ему. Это правда, с самого детства не была размазнёй, могла постоять за себя. Язык без костей, из-за чего постоянно влипала в какую-нибудь передрягу, из которой сама же и выбиралась. — Так даже интересней…       Взяв снова злосчастный нож он обошёл меня и проделал тот же путь по правой стороне тела, что сделал и с левой стороны.       Опять эта невыносимая боль в ноге из-за которой, срывая голос, кричу, пытаясь хоть как-то заглушить свою боль. Бьюсь в конвульсиях, но мне не позволяет его сильная рука, которая крепко схватила меня за талию, прижимая к себе, второй рукой прокручивая нож.       Вытаскивает нож, обходя, встает перед лицом, нарочито медленно проводит языком по лезвию, слизывая кровь. Зажмуривает глаза, видимо получая неземное удовольствие. Откинув чистый нож, берёт ещё один жгут и перевязывает вторую ногу. — Замечательно, теперь я не чувствую обе ноги и как же мне отсюда свалить? — язвлю, пока он повернулся ко мне спиной - что-то делал у своего железного столика, который похож на больничный. — Думаешь получится? — хмыкает, поворачиваясь ко мне, держа в руках какой-то шприц. — Теперь-то уже нет, — хмыкаю в ответ, покосившись на сомнительный предмет в его руках, — Что это? — интересуюсь. — Анальгетик, — равнодушие, подходит, постукивая по шприцу выгоняя весь воздух. — Зачем? — спрашиваю, пока он вводит мне в вену странную жидкость, не вызывающую доверия. — Не хочу, чтобы ты сдохла от болевого шока, пока я вскрываю тебе живот, — хищная ухмылка, я поёжилась. — И что, на чёрный рынок пойдёшь органами торговать? Половину доли, чур, мне, — дура, блин, тебя тут пытают, а ты шутки свои тупые пускаешь… Наверно, чтобы хоть как-то себя успокоить… — Нет, — усмехается, — На данный момент не имеется специального оборудования для хранения органов. Я просто на твоих глазах выпотрошу тебя и съем твою печень, поджарив на гриле, — пускай он и говорит это с ухмылкой, но видно, что он говорит правду, я скривилась от отвращения. Он что, людей ест? Каннибал что ли? — И через сколько этот анальгетик подействует? — почему мне стало жутко именно тогда, когда он сказал что будет меня есть?  — Минут через 5-6, в зависимости от организма, — ответил, замечая на часах время, присаживаясь на какой-то стул в углу.       Минуты две стоит тишина. Постепенно чувствовала, как по телу распространяется какая-то слабость, немного даже клонило в сон, а засыпать мне совсем не хотелось. Ужасно осознавать, что тебя сейчас будут резать, страшно понимать, что это твои последние минуты жизни, а ты даже не попрощался с родными. Да чёрт возьми, как же не хочется умирать, так ещё и в таких муках… — Почему ты стал таким? — голос дрожит, к глазам подкатывают слёзы, — Зачем ты это делаешь? Что в этом привлекательного? Кто тебя таким сделал? — реву, не сдерживая слёзы, всхлипывая, не скрывая своей истерики, — Чего молчишь, а? Давай расскажи, всё равно я уже никому не расскажу, — горько усмехаюсь, продолжая плакать. — Сам не знаю, — шепчет, — С подросткового возраста меня привлекал вид крови, её вкус, я даже себе вены вскрывал и пил кровь, но мне не очень нравилось делать себе больно, но жить без этого вкуса я не мог, — он выдохнул, как будто с его души, если она у него есть, упал камень, — В восемнадцать я впервые убил. Это был мой школьный друг, тогда мы сильно поссорились. Не сдержавшись, я схватил кухонный нож и вскрыл ему горло. Увидев кровь сначала испугался, потом решил попробывать, а после и вовсе как чокнутый начал жадно пить её, высасывая из его раны на шее, но потом до меня дошло, что я наделал, в испуге я начал думать что делать с трупом, нашёл спортивную сумку, чтобы он поместился в неё, мне пришлось его расчленить. Пока это делал, я снова потерял рассудок, но отрезвил меня звонок телефона - звонила его мама. Мне стало так страшно, что меня поймают. Я поднял трубку и сказал, что друг пошёл домой, а телефон забыл у меня. Она поверила, а я в испуге быстро сложил его тело в сумку, отмыл кровь от одежды и пола и отнёс сумку на мусорку. Нашли его тело только через неделю, когда бомж копался в том мусорном баке. Тогда полиция меня долго допрашивала, так как я был последним, кто его видел, а я бессовестно врал, говоря то же самое, что и его маме, которая на тот момент пребывала в ужасном горе. Опасаясь, что меня заподозрят, я переехал в другой город, поступил в медицинский университет, обещая, что больше никого никогда не убью, — он горько усмехается. На протяжение всего рассказа я слушала его крайне внимательно. — Но ты убил… — прошептала, истерика исчезла — Убил, и не один раз, Первой стала она, однокурсница с прекрасной молочной кожей, слишком красивая, чтобы обратить своё внимание на меня. Мне надоело за ней бегать, и тогда я подкараулил её у подъезда, затащил в машину, усыпил, привёз сюда и убил, — воспоминания ему явно доставили удовольствия, — Почему я убиваю именно девушек? Знаешь, как по мне, у слабого пола кровь вкуснее, и эмоции более красивые и интересные, — с хищной улыбкой он поднялся со стула, подошёл, и прошептал мне в губы, — А у тебя кровь самая вкусная из всех, кого я убил. И эмоции какие-то странные, ты вроде боишься, а вроде и нет, — ухмыльнулся шире, поднимая со стола скальпель, — Готова к боли, мисс полицейская? — да уж, минутка откровенности закончилась…       Первые несколько минут боль чувствовалась слабо, однако сильное обезболивающее он ввёл. Но видимо, слишком долго мы сним болтали, действие анальгетика подходило к концу к тому моменту, когда он уже почти вырезал мне печень. Вся боль ударила организму в троекратном размере, началась конвульсия. Я кричала, дёргалась, плакала, было невыносимо больно. Сама не понимаю, как я уже не сдохла от болевого шока, а так хочется.       Господи, как же больно! Боже, за что мне всё это? В чём я провинилась? Что я сделала такого плохого, что ты меня так наказываешь. Боже, спаси меня! Или убей, только избавь меня от этой ужасной боли! — Даже не пытайся, — холодно отчеканил он, заканчивая с моей печенью, — Бога нет. Никто тебе не поможет. Незачем верить в того, кого ты никогда не видела, жизнь нужно проходить самим, без какой-либо веры. Смирись со своей судьбой! — он поднялся с корточек, встал вновь лицом к лицу, покрутил передо мной моей же печенью, с удовлетворённой улыбкой истинного маньяка. — Псих, — выплюнула эти слова, находясь на грани сознания, — Конченый аморальный урод, и как таких земля держит? — он положил мой орган в мини холодильник, который стоял около стола, слизал со скальпеля кровь, вытер руки, — Псих, ненавижу таких как ты. Сумасшедший, гореть тебе в аду! — он спокойно пододвинул стул и сел напротив меня, и стал наблюдать за моими жалкими попытками оскорбить его. Ему явно доставляло удовольствие смотреть на окровавленных людей, его взгляд скользил по моему вспоротому животу, по крови, которая лилась на пол, образовывая лужу, по моим слезам, которые текли не переставая, пока я незатихла.       Что ж, видимо это конец. Так я и умру, в слезах и крови, пока человек, за которым я, старший лейтенант полиции, гонялась, в попытках прекратить убийства, сидит и смотрит на то, как я умираю. Я проиграла в этой опасной игре. Надеюсь, когда меня найдут уже мёртвой, моим родителям покажут только моё лицо, потому что увидеть то, что твориться ниже, просто невыносимо, как родителям. Жаль, я так и не успела им сказать, как сильно я их люблю, не успела подарить моему младшему брату столько игрушек, сколько он захочет. Надеюсь, он не станет таким же, как он, не будет никого убивать, а будет жить тихо и смирно. Ещё больше надеюсь, что он не попадёт в лапы такому как этот Псих, и не умрёт такой же мучительной смертью, и холодные глаза цвета стали не будет последним, что он увидеть в своей жизни.       Такие холодные, ничего не выражающие глаза дьявола!