Завтра

Время – ценнейший человеческий ресурс, который никто из представителей «высшей расы», а если быть точнее, величайших глупцов никакими силами не бережет. Мы пропускаем время сквозь пальцы, словно песок, а оно в свою очередь отбирает у нас нечто большее, чем просто годы. Хотя отчасти это ложь. Настолько отчасти, что это чистое вранье во всей его красе. Время дарует нам то, что является бичом всего человечества, главной болезнью, проедающей корку мозга, не хуже любой страшной опухоли. Вот только последняя убивает, а эта особая дрянь дает попытки и забирает жизненные силы слишком медленно, чтобы мы могли обратить хоть каплю своего внимания на такую бессмыслицу. Это так по-человечески не замечать самой сути под собственным носом. Глупцы, не так ли? Мы акцентируем свое внимание на вещах совершенно неважных, убеждая себя в том, что нужнее их ничего быть не может. От этого не спастись. Не помогут ни таблетки, ни зелья, ни молитвы. Мы все больны. Поголовно. Отравлены целиком и полностью, потому что все ждут и верят в «завтра». Оно течёт по венам каждой жалкой души в этом мире, расползается витиеватыми капиллярами по глазным яблокам. Мы слишком слепы, чтобы видеть правду, и чрезмерно трусливы, чтобы её принять. «Завтра» заполняет нас до последней живой клетки. Оно опьяняет как партия огневиски, заставляет выть от боли, врезающейся во всё тело тысячами кинжалов, от пущенного круциатуса. Оно не убивает подобно Аваде. «Завтра» – садистское нечто. Ты умираешь и рождаешься заново. И так по кругу. Могу поспорить, десятому кругу ада. «Завтра» близко, но его никогда нет рядом. Оно – мечта воспаленного надеждой мозга. «Завтра» недостижимо. Оно – невероятная страна из глупых детских книг и фантастических романов. В «завтра» каждый из нас, независимо от возраста, пола и достатка, становится лучше, любой обретает новый смысл существования или избавляется от скелета в шкафу своей души. «Завтра» беспощадно. Оно – петля, в которую ты с упоением засовываешь голову. Яд, который ты охотно пьешь до дна. «Завтра» - наш единственный истинный выбор, не омраченный основой человеческой природы: ложью и эгоизмом. Бессмертие – его характерная черта. Оно – первозданное создание Бога или еще какого-нибудь чокнутого. «Завтра» слишком жестоко, слишком невозможно, слишком необходимо, слишком очевидно. Так много этих «слишком». Сегодня ты узнаешь о смерти отца в Азкабане и молишься, сам не зная кому, чтобы всё кончилось завтра, а на следующий день созерцаешь, наложившую на себя руки, мать. И единственное, что остается тебе – выть, захлебываясь слезами, внутри, а на деле пялиться в одну точку, кажется, не моргая, проклинать это херово «завтра», что бьет тебя ногами прямо по лицу. И так проходят дни. Утекает твое время, которое никогда тебе на самом-то деле и не принадлежало. Ты думаешь, что «завтра» - непостижимо, но ошибаешься. Потому что волнистые каштановые волосы, совсем-совсем не похожие на гнездо, сверкают на солнце, будто загораются пламенем обжигающим и тёплым. Тонкая, словно виноградная лоза, хрупкая девушка, разжигающая огонь, в котором горят твои убеждения, а тебе отчего-то плевать, лишь бы видеть её невероятную улыбку, а не слёзы, стоящие в глазах, и её искалеченное твоей тёткой тело на полу собственного дома. Видеть. Видеть. Видеть. И дохнуть. Слышать этот смех, звучащий как битый хрусталь твоей стены одиночества, которая казалась каменной. Большие карие глаза, подобно горячему шоколаду, что ты так любишь. В них золотые вкрапления, переплетающиеся между собой и освещающие путь. Туда. К ней. И вот тогда осознание накрывает тебя с головой. В этот раз бьют куда-то в районе ребер, выбивая воздух из груди. Дышать не можешь. Не хочешь. Потому что твоё собственное «завтра» на следующий день планирует выйти замуж и навсегда оставить тебя жалким «никогда». Тут-то и понимаешь, что все твои попытки – пыль, впрочем как и ты сам. Потому что заклеймиться поганым «вчера» тебе удалось еще много лет назад, а стать чьим-то «завтра», её «завтра» отныне невозможно. Все те годы, пока ты усердно прятал эти чувства в себе, была возможность перестать быть одним из этих идиотов. Стать чем-то большим, чем чистокровное «ничто». «Завтра» останется эфемерным до боли в прокушенной губе, до гематом где-то на уровне сердца, что уже давно засохло в своей собственной пустыне отчаяния, до сотен глубоких порезов на твоей аристократической коже, до спокойно вытекающей крови. А ты вдруг, так просто, окажешься самым большим глупцом из всех, потому что это всё – одна херова зависимость и, пожалуй, самоубийство, совершенное по причине отсутствия дозы - то, что необходимо. Необходимо? Я бы никогда и подумать не мог, что моим «завтра» станешь ты, Грейнджер.

Твой Драко Малфой

Гермиона моргнула, избавляясь от заново подступивших слез, и вытерла мокрые щеки. Проглотить ком в горле, который казался свинцовым, не удалось. Запах медикаментов, стоящий во всем Мунго, вновь до ужаса неприятно врезается в нос, вызывая рвотный позыв.       Она убирает предсмертное письмо на рядом стоящую тумбу, пальцем ласково проводит по пергаменту, задерживая руку на пару секунд. Сжимается от холода, кутаясь в наспех натянутый часом ранее кардиган. Слишком быстро всё произошло. Смертельно. Смотрит на него, лежащего на больничной койке, вглядывается. Кажется, она может дышать впервые за последние пять лет, находясь так близко к нему и наблюдая, как размеренно двигается его грудная клетка. Вместе дышать. Берёт за руку, переплетая их пальцы. Тепло. Холод отступает. - Драко, я рядом, - шепчет, наконец выпуская свои спрятанные за семью печатями чувства к нему. Такому живому. Настоящему. Вдох. Выдох. Смотрит. Ей, определенно, следует сообщить Рону об отмене свадьбы, о её твердом «нет». Несомненно, она должна извиниться, не надеясь на прощение, которое она не получит. Кажется, надо научиться терпеть косые взгляды. Стоит начать жить. И ей абсолютно точно нужно остаться с ним. Навсегда. Но это подождет, верно? На часах 23:58. Завтра уже близко.