Кто о чем, а лысый о расчёске

Спать. Поскорее домой и сразу спать. Последние полчаса только эта мысль прокручивалась зависающей бегущей строкой в голове Гвардиолы, в которой уже не осталось места ни для гениальных тактических идей, ни для тем для разговоров с ассистентами, ни даже для примитивной мысли о сегодняшнем ужине. Только сон. Как можно более долгий и крепкий. Дверь упрямо не поддавалась толчкам уже вторую минуту, и Хосеп нахмурился, потерянно разглядывая ключ в замочной скважине. На пробу повернул его ещё раз - и дверь открылась, наконец впуская обессиленного тренера внутрь квартиры. «Странно, я точно помню, что закрывал на один оборот», - промелькнуло в голове мужчины, но он тут же отбросил эту мысль как можно дальше. Никаких раздумий, только сон. Кое-как сбросив с себя одежду, оставив ее валяться комком возле ножки кровати, о чем он наверняка пожалеет утром, когда в спешке будет пытаться разложить гладильную доску и обжигаться об раскалённый утюг в попытках придать футболке и ветровке человеческий вид, Гвардиола рухнул на кровать, не потрудившись даже залезть под одеяло. Едва его по ощущениям уже кипящая голова коснулась подушки, он готов был тут же отключиться, словно выдернутый из розетки электроприбор, как вдруг что-то щекотнуло его нос, привлекая внимание и заставляя привстать на локтях и включить лампу на прикроватной тумбочке, чтобы убедиться, что ему не померещилось. На его подушке лежала пара волосков, довольно длинных, слегка поблёскивающих золотистым от света лампы. Хосеп осторожно подобрал их двумя пальцами и задумчиво покрутил перед носом, неосознанно проводя другой ладонью по своей абсолютно лысой голове. Девушки, а уж тем более жены у мужчины не было, и с его работой ни о каких домашних питомцах и речи не шло, кроме, разве что, рыбок, но даже и их в квартире Гвардиолы не наблюдалось. Откуда тогда волосы на подушке? Но мозг гениального тренера, не получая долгожданного отдыха, забил тревогу, расходящуюся волнами мигрени, и Хосеп зажмурился, хватаясь пальцами свободной руки за висок в надежде унять боль. «Черт с этими волосами, с улицы задуло, наверное», - подумал Гвардиола и с чистым сердцем бросил находку на пол, обещая себе завтра пропылесосить спальню и, засыпая, совершенно не обратил внимания на то, что все окна в спальне плотно закрыты. «И какого, извините, черта?» - мысленно возмутился Хосеп, ни с того ни с сего проснувшись и посмотрев на громко тикающие настенные часы. До будильника ещё целый час, а сна ни в одном глазу, выяснил он это путём ни к чему не приведших многочисленных попыток. В конце концов Гвардиола, кряхтя и ворча как старый дед, все таки оторвался от подушки и сел на кровати, недовольно оглядывая спальню. Что-то не так, хоть и на первый взгляд все, вроде, как обычно. Вот его идеально чистая тумбочка, выдвижной ящик которой доверху заполнен утренними газетами, что кладут тренеру в почтовый ящик с рассветом, а пролистать их ему удаётся только ближе к полуночи. Вот подоконник с кактусом, подаренным ему сестрой когда-то очень давно, и лишь одному богу известно, как он до сих пор не пал смертью храбрых, учитывая то, как редко Пепу приходит в голову его полить. Вот шкаф, рядом с ним стол, на котором всегда лежат только ноутбук и пара ручек, а сейчас ещё и расческа... Стоп, какая к черту расчёска?! Гвардиола резко подскочил на ноги и подбежал к столу, хватая в руки тот предмет, который никогда не должен был появиться в этой квартире. – Если это какая-то шуточка Бернарду, то я его до конца дней своих на скамейку усажу! - отчего то вскипел тренер, но тут же выдохнул, мотая головой, - Нет, ладно, это перебор, но пару матчей точно посидит. Товарищеских, разумеется... Недолго размышляя, Хосеп залез в шкаф, вытаскивая оттуда первые попавшиеся джинсы и футболку, оделся и, схватив злополучную расческу и ключи, побежал вверх по лестнице. Бернарду Силва жил этажом выше и, будучи, наверное, первым человеком в истории, сумевшим за столь короткое время очень хорошо сдружиться с Гвардиолой, частенько то ходил в гости к тренеру, то сам Пеп наведывался к нему, всегда принося с собой что-нибудь не совсем полезное к чаю. И Гвардиола был уверен, что расческа его. Иначе кто ещё мог ее там оставить? После трёх протяжных гудков дверного звонка в проеме наконец показался растрёпанный и сонный Силва. – Пеп, время пять утра, вы в своём уме? - безбожно зевая, спросил парень, - Я мог ещё целый час спокойно спать, что стряслось? На секунду Хосепу даже стало стыдно, глядя на потревоженного совершенно варварским способом Силву. Тренер сам терпеть не мог, когда кто-то будил его раньше положенного, так что скорее всего, будь он на месте Бернарду, он бы сперва вмазал пару раз по челюсти незваному гостю, а потом уже задавал вопросы. Но этому парню не позволяли манеры, за что Гвардиола мысленно поблагодарил всевышнего и родителей португальца за прекрасное воспитание. – Я лишь хотел узнать одну вещь. что это делает в моей спальне? - с этими словами он извлёк из заднего кармана штанов расческу, брезгливо держа ее двумя пальцами. От этой картины Силва не удержался и все таки тихонько прыснул от смеха, но тут же взял себя в руки и помотал головой. – Это не моя. – А чья тогда? Не моя же! - воскликнул Пеп. – Она правда не моя. Смотрите, - парень выхватил расческу из рук испанца и достал один запутавшийся в зубчиках волосок, - Цвет не такой, как у меня, плюс они гораздо длиннее, а я в последнее время волосы не крашу и не отращиваю. Гвардиола недоверчиво рассматривал волосок на ладони футболиста, понимая, что где-то он его уже видел. – Такие же были на моей подушке, - пробормотал Хосеп себе под нос и забрал расческу у парня. Отлично, кто-то пробрался к нему в дом, расчесался и повалялся на его кровати. – Пеп... Все хорошо? - заметив абсолютно потерянное выражение лица старшего, спросил Бернарду, осторожно кладя руку тому на плечо и легонько встряхивая. – Да... Да, Берни, все в порядке, не парься об этом, - поспешил успокоить парня Гвардиола и, вздыхая, сделал шаг назад от двери, - Ладно, я пойду. Спасибо за помощь, ляг поспи ещё немного, хорошо? – Х-хорошо. До встречи? - ответил Силва уже в спину быстро спускающемуся по лестнице мужчине. Вернувшись в свою квартиру, Хосеп грузно упал на кровать и прикрыл лицо руками. В голове роились тысячи предположений об этом таинственном человеке, но ни одно из них не задерживалось чётко в мыслях, тут же сменяясь следующим и следующим. – Так, надо думать логически, - громко заявил самому себе Гвардиола. Он вскочил на ноги и принялся мерить шагами комнату, рассуждая вслух. – Следов взлома на двери нет, окна все закрыты и целы. Сигнализация тоже не сработала, значит внутрь попали через дверь и с ключами. Так? Так, - спросил и ответил самостоятельно Хосеп и, мысленно похвалив себя за потрясающую логику мышления, продолжил, - Вещи не тронуты, значит это не грабители, следовательно это кто-то из тех людей, кому я лично дал ключ от своей квартиры. Вот только кто..? От таких напряжённых рассуждений в желудке тренера гулко заурчало, и он отправился на кухню, не прекращая перебирать все возможные варианты. – Это точно не отец, он лысый, - вещал он, медленно пережёвывая найдённый в холодильнике бутерброд, - И вообще вряд ли кто-то из семьи, они бы сообщили о приезде. Бернарду самоустранился из списка подозреваемых. У кого ещё есть ключи от моей квартиры?! Может это... Хотя нет, исключено, хоть и волосы с расчески по цвету и длине походят на его вечно растрепанные пряди, в которые Хосеп так любил раньше зарываться пальцами, носом, оттягивать и сжимать в кулаках. Но он сам ушёл, сам сказал, что эта игра не стоит свеч, зачем бы ему возвращаться? Он ясно дал понять, что это все не в его интересах. Сердце неприятно дернулось, но испанец не обратил на это внимания. Его чувства не имеют смысла, они невзаимны, а значит нужно забывать о них. И ещё с одного человека можно смело снимать все подозрения. Однако сколько Гвардиола ни вспоминал, больше ни одно имя на ум не приходило. Хосеп уже начинал нервничать и злиться на самого себя. Как он мог забыть кому дал ключ? Старость не радость, хоть начинай все в блокнот записывать. Он готов был рвать на себе волосы от отчаяния, как бы иронично это не звучало в его ситуации, но на помощь вовремя пришёл громко и противно задребезжавший в спальне будильник, оповещающий испанца о том, что ещё немного, и он опоздает на работу. Поэтому, не теряя времени зря, Гвардиола быстро собрался и выскочил из квартиры. «Подумаю об этом потом», - решил он. Потом, конечно. Хосеп Гвардиола не был бы Хосепом Гвардиолой, если бы не доводил любое, даже самое пустяковое начатое дело до конца. Именно поэтому всю тренировку мужчина то и дело отвлекался на ситуацию с расчёской, распространяя вокруг негатив от злости на свою дырявую память и совершенно забывая про данное себе обещание не думать на футбольном поле ни о чем, кроме футбола. Его коллеги из тренерского штаба, как впрочем и футболисты, сразу же заметили отстранённость и задумчивость тренера, но единогласно решили его не трогать и дать разобраться со всем самому. Да и на его гнев никому напороться не хочется, все таки лавку задом протирать - не самое приятное занятие. Поэтому никто и ничто не мешало Гвардиоле судорожно перебирать все знакомства в своей жизни в попытках найти нужного человека. – Э-э... Пеп? Все точно в порядке? - под конец тренировки, когда вся команда уже скрылась за дверями раздевалки, Бернарду таки рискнул подойти к мужчине мелкими боязливыми шажками едва ли не боком, чтобы в любой момент сорваться и убежать как можно дальше от тренировочной базы. А лучше вообще из Манчестера. И из Англии, для верности. Хосеп был настолько погружён в свои мысли, что не с первого раза услышал Силву, а когда тому наконец удалось выдернуть испанца из чертог разума, Гвардиола лишь устало вздохнул в ответ. – Не волнуйся, это ерунда. Бытовые мелочи, - и только чудом Хосеп удержался от горького хмыкания. Бернарду, естественно, не поверил - их тренер никогда не умел скрывать эмоции, не надо быть экспертом, чтобы понять, что он просто увиливает от ответа, - но приставать не стал, только посоветовал не задерживаться на базе и, попрощавшись, ушёл. Гвардиола лишь рассеянно кивнул ему вслед и опустил голову вниз, на перепаханное шипами бутс поле после тренировки. Пожалуй, Силва прав, стоит поехать домой, толку от того, что он стоит, оперевшись спиной на штангу ворот и смотрит в багровеющее небо Манчестера, то и дело уплывая мыслями куда-то не туда, не много. Кое-как согнав разбросанные в штрафной площади мячи в один угол, Хосеп направился в тренерскую, где решил не переодеваться, чтобы сэкономить время и поскорее оказаться дома. Заводя машину, Гвардиола внезапно осознал, что абсолютно не устал на сегодняшней тренировке, да и на часах далеко не полночь, а он уже едет домой. Это было что-то новенькое: обычно мужчина с божьей помощью выползал с базы, еле волоча ноги, и по кромешной темноте ночного Манчестера с горем пополам добирался до кровати, едва соприкоснувшись с которой мигом засыпал. Сегодня же у него осталась уйма неизрасходованной энергии, да и пара свободных часов как минимум. Интересный расклад. Уже паркуясь около дома Хосеп решил отправиться на вечернюю пробежку, все таки лишней никакая физподготовка не бывает, даже если ты уже много лет как не футболист и можешь позволить себе обрасти жирком и вести не самый здоровый образ жизни. А то, что во время бега под ненапряжную музыку в наушниках в его голове мог случайно всплыть напрочь забытый отрывок его жизни с передачей ключей некоторому человеку, любящему валяться на чужих постелях и сорить волосами, являлось приятным дополнением к ситуации. Широко распахнув дверь машины, Гвардиола вытащил из спортивной сумки кроссовки, бросил их на землю рядом с собой и принялся расшнуровывать свои ботинки, как вдруг сбоку послышался такой знакомый голос, абсолютно не вписывающийся в атмосферу Манчестера еле уловимым твёрдым немецким акцентом. – Заглушаешь мысли физическими упражнениями? Очень в твоём стиле, Пеп, - всегда немного насмешливый, раскатистый бас, Хосеп узнает его из тысячи. Но почему он здесь? Испанец замер, вцепившись пальцами в шнурки, в попытках осознать происходящее. Этого же просто не может быть, это неправда, это... Со стороны, откуда звучал голос, раздались тяжелые приближающиеся шаги. Гвардиола гулко сглотнул набежавшую слюну и рывками выпрямился, так и не решаясь повернуть голову к говорившему. – Зачем ты приехал, Юрген? - его голос так жутко хрипел, что казался незнакомым даже ему самому. Клопп мягко улыбнулся одними уголками губ, Хосеп мог поклясться в этом, даже не видя его лица. – Думаю, ты обнаружил у себя дома мою вещицу, - продолжил немец, игнорируя заданный вопрос, - Конечно обнаружил, ты слишком любишь порядок вокруг себя, чтобы не заметить ее. Это вышло случайно, хоть и выглядит как глупая шутка. – Это твоя? - прозвучало не вопросом, а констатацией факта. – Поэтому я и приехал. Чтобы ты не мучил свой гениальный мозг догадками о том, кто бы мог это быть. – Зачем ты вообще заходил в мою квартиру? Мне казалось.., - Гвардиола уже начинал нервничать. Или злиться. Или все вместе, или ничего из этого, спектр эмоций, которые он испытал, был настолько широк, что не хватит одного слова для достаточно емкого описания. – Когда кажется креститься надо, - неуверенно подметил Юрген, - Всё тебе расскажи. Пересилив одолевающие эмоции, Хосеп всё-таки расслышал интонацию мужчины и слабо ухмыльнулся. Не он один чувствует себя неловко, это отличная новость. Значит, им предстоит долгий разговор. Гвардиола медленно повернулся к Юргену, глядя на него через лобовое стекло. Он совсем не изменился за время, проведённое порознь, разве что на макушке, в кои то веки не спрятанной под чёрной кепкой, прибавилось седых волос. Хорошо, что самому испанцу это не грозит. – Нам надо поговорить, - отрезал Хосеп и, закинув не пригодившиеся кроссовки обратно в машину и захлопнув ее, направился мимо Юргена к подъездной двери. Клопп, не возражая, последовал за ним. Две неловкие минуты в лифте, в течение которых каждый усиленно делал вид, что в жизни не видал ничего интереснее, чем сменяющие друг друга номера этажей на электронном табло на противоположной от них стенке, и вот они в квартире. Гвардиола с интересом наблюдал за тем, как Юрген совершенно по хозяйски повесил куртку на вешалке в шкаф, поставил кроссовки на полочку для обуви, достал тапочки из тумбочки. – Сколько раз ты был в этой квартире без моего ведома? - вертевшийся на уме испанца вопрос все таки сорвался с языка, заставляя Клоппа на секунду замереть, словно его поймали за чем то незаконным или, по меньшей мере, неприличным. – После..? - фраза так и повисла в воздухе незаконченной, но оба мужчины поняли, о чем речь, и Гвардиола кивнул. Договорить фразу словом расставания не хватило духу ни одному из них. – Больше, чем количество имеющихся у меня вариантов оправданий этому, - опустив голову, тихо выдохнул Юрген. – Откуда мне знать, сколько у тебя оправданий, может одно, а может сто одно, - Хосеп почувствовал себя хозяином положения, стараясь не обращать внимания на то, как предательски дрогнуло сердце при виде поникшего Клоппа. Как же сильно он скучал, даже не осознавал насколько. Спрятанные через боль глубоко-глубоко в сердце чувства медленно просачивались наружу, заполняя все тело и разум Гвардиолы, и он уже не мог с этим бороться. Не тогда, когда он рядом. – Я не считал. Много, - так и не сдвинувшись с места отрывисто ответил немец. Его акцент звучал все сильнее, что выдавало с потрохами все, что он чувствует, и если бы Пеп его не знал, то подумал бы, что он сейчас заплачет. Но Пеп знает его очень хорошо. И он все ещё думает, что тот сейчас заплачет. – Ладно, допустим. В этом нет ничего плохого, просто, ты же знаешь, я не люблю, когда что-то на моей территории происходит без моего непосредственного участия или хотя бы осведомленности. Но зачем? Ты вполне чётко дал понять, что тебе это все ни к чему... – Я ошибся! Чудовищно ошибся, никогда в жизни так не ошибался! - перебил его всегда сдержанный Юрген, срываясь на крик, и, в шаг преодолев расстояние, отделяющее его от Хосепа, упёрся руками по обе стороны от его головы, оставаясь в считанных миллиметрах от соприкосновения с ним телами и лбами, заговорил сбивчиво дрожащим голосом, - Я не люблю жалеть о содеянном, но, боже, я каждый день корю себя за это. Я не могу спать один, не могу нормально жить, не чувствуя тебя рядом. Я упустил момент, когда ты стал важной составляющей моей жизни, а я, идиот, видите ли, устал от расстояния. Господи, от Ливерпуля до Манчестера полчаса на машине, это же смех. Я приезжал сюда, когда тебя не было дома, спал на твоей кровати, дышал тобой, вспоминал все то, что я так бездарно просрал... Боже, почему я не могу вернуться в прошлое и..? Он не договорил, не удержавшись, уткнулся лицом в плечо Хосепа. Руки задрожали, превратившиеся в мягкую вату ноги потихоньку переставали держать тело, и Гвардиола, предчувствуя это, крепко обхватил мужчину руками поперёк живота и легонько коснулся кончиком носа склонившейся и немного подрагивающей макушки Клоппа, вдыхая такой родной, казавшийся забытым запах. По телу словно прошёл электрический разряд, колкими мурашками отзываясь на коже, обжигая и плавя все изнутри. Пеп всегда считал любовь самым дурацким и в то же время самым прекрасным чувством. Необъяснимое и неповторимое, оно пугало и притягивало, часто больно ранило, оставляя на сердце глубокие кровоточащие раны, через время стягивающиеся в некрасивые шрамы, но тех, кому повезло, оно спасало, согревало в трудную минуту, дарило новую жизнь. И сейчас, дрожащими пальцами проводя по крепкой содрогающейся спине, Хосеп чувствует: это оно. То самое, давно забытое и похороненное чувство вновь возрождается, наполняет собой. И в этот раз Гвардиола уверен, что тот, из-за которого любовь вновь связывает все внутренности в крепкий узел, оставляя место тем самым измученным бабочкам, что, расправив тонкие крылышки, запорхали с новой силой, чувствует то же самое. Становилось тяжело держать на себе немаленький вес немца, и Хосеп сделал пару шагов в сторону спальни, нежно, но настойчиво утягивая мужчину за собой. Тот словно очнулся и, поправив съехавшие набок очки, совсем не скрывающие покрасневших глаз, обхватил обеими руками плечи Гвардиолы, позволяя ему усадить себя на кровать, а после и самому сесть рядом. – Юрген, - ласково позвал его испанец, кладя ладони на щёки мужчины и счастливо и глупо улыбаясь от того, как Клопп льнет к прикосновениям, - Знаешь, ты не можешь изменить прошлое. Но ты всегда можешь изменить настоящее, - и встречаясь с блеском в глазах немца, Хосеп нежно притянул его к себе, прикасаясь своими губами к его. Легкий и целомудренный, но наполненный любовью, искрящейся между ними, непродолжительный поцелуй был разорван Юргеном под недоуменный взгляд младшего, вскоре сменившийся легким смешком, когда великий и ужасный Хосеп Гвардиола, оказался утянутым на колени и крепко прижатым к груди Клоппа. – Не отпускай меня больше, ладно? - робко и неуверенно пробормотал Юрген куда-то в висок Гвардиолы, балансируя на грани сна и бодрствования. Испытанные эмоции высосали из мужчин всю энергию, оставив после себя тёплое и мягкое чувство любви, которое, казалось, окутывало обоих, как пуховое мамино одеяло, расслабляя и погружая в сладкую дремоту. – Если пообещаешь больше не разбрасывать свои расчески где не следует. Специально тебе полочку в ванной выделю для них, только с глаз моих подальше, - наигранно проворчал Хосеп, крепче обхватывая немца поперёк груди и прижимая к себе. Конечно, не отпустит. Больше никогда не отпустит. И немного сипловатый смех Клоппа послужил ему лучшим ответом.