silent means consent

      У новенькой — на которую так засматривается Натаниэль — пылающие щеки, округлость милых глаз и прохладные ответственные руки. Это все то, что есть у Ната, и это лишь некоторые вещи, которые терпеть в нем не может Кастиэль.       Натаниэль засматривается на новенькую и переводит взгляд на Каса, — умирает под рубашкой сердцем под аккомпанемент нудного нытья девушкии об издевательствах над ней.       У Кастиэля невероятное море невыплаканных слез по его — якобы — нелюбви, и его море штилем застывает в уголках глаз.       Кас складывает руки: ограждается от внешнего мира; огрызается, скалится даже: краем глаза видит Натаниэля. Он влюблен так, что и подумать не мог, и не давал повода думать, что может быть влюблен настолько сильно: слезливой слизистой глаз, скуренными оправданиями перед собой.       Кас не позволяет никому — принципиально — смотреть на себя едва ли менее уважительно, чем условно он разрешил, но когда Натаниэль улыбается снисходительно на его выходки, ведет неловко плечами, прячет золотистость глаз под белесыми ресницами, то дыхательные пути забиваются влюбленностью нелепой, стандартизированной: хулиган-пай-мальчик, прогульщик-отличник, — разница в необъятную пропасть.

***

      Нат пишет в графах документов, но думает, что вот еще немного-немного, и Кастиэль будет чуть ближе, и писать придется завещание.       У него белоснежная — идеальная, как он сам — рубашка, галстук — на случай, если уходить придется быстро, — и нерезкие-вдумчивые движения.       Нат не умеет плавать, и отдышаться пытается безуспешно, когда с головой его кроет волной внезапной слабости Кастиэля под вечер в школьном дворе, когда остаются тихо вдвоем. Он беспомощно озирается по сторонам, и на помощь никто не приходит, и уходит — убегает — Кас, в ответственный момент — так не в тему — вскакивает с лавочки.       Из двоих радикален Кастиэль, но на радикальные меры идет Натаниэль первым: первый целует новенькую не резко-вдумчиво; думает о том, какая она мягкая-поддатливая, и надеется на грубое-резкое. Но улыбается только девушке, распространяет ей тепло в конечности, когда мерзнет Кастиэль.       Натаниэля не хватает на реакцию Каса, и повторить на немногочисленную публику не решается; новенькая засматривается, нелепо пытаясь в попытки соблазна, но Нат поскользнулся на красивых узловатых пальцах с сигаретой, ударился об желание ощущения пальцев в себе.       Кастиэль тогда смотрит как обычно: искоса, зло, преданно. Он не видел основного для него шоу, он внимательный-проницательный: по шагам выслеживает поверхностность чувств новенькой к Нату, и сгорает от злости к ней, — Кастиэль хочет любить его, растворяясь между неострых концов чужих чувств, впитываясь в кожу век, поцелуями по коже от шеи вниз.       Кастиэль гоняет во рту свое желание к Нату вместе с выцветшей вкусом мятной жвачкой, щеками краснеет по-тупому по-подростковому, и бежит в туалет сразу, как Натаниэль проходит мимо, обдавая нерезким ароматом одеколона, проникая в самые поры, — взглядом искоса скорее.

***

      Кас отдается драке почти так же, как отдался бы сексу с Натаниэлем: в каждый удар свой вкладывает что-то и, получая, стонет — от расцветающей свежим синяком боли, наклоняется близко-близко, чтобы, чувствуя дыхание, почувствовать все костяшки на собственной скуле: по-мазохистски, извращенно, горько-сладко.       Кастиэль заходит далеко, дальше дозволенного общепринятым: бьет по лицу, смазывает кулаками кровь; вцепляется красивыми-узловатыми пальцами в медь волос - не выдирает только что, - и успевает мечтать о поцелуях без драки, о крови без насилия.       Моря его слез откидывают штиль на берег, когда дождь его слез окропляет саднящее и без того лицо Натаниэля. Он прикладывается лбом к чужому лбу, прежде, чем Нат уйдет; прежде, чем Нат пустит слезу в гордом одиночестве своей комнаты в честь их разделенной-невысказанной влюбленности.       Они отдаются не друг другу, а только истерике всеобъемлющей, наэлектризованной, терзаниям боли невысказанной любви где-то в середине трахеи.       Море забирает столько воды, сколько выкинуло на берег; Кастиэль не смотрит в сторону Натаниэля: много чести его молчанию.