малиновый свет

— гу цзы, — тонким голосом и совсем тихо скулит он и чувствует, как вместе с болью от холодного острого камня горячие руки касаются обнаженной груди, чуть царапая кожу, — блядь. ци жун покорно стоит на коленях перед самым прекрасным в его жизни юношей — откуси кусочек, отдайся, откуси второй, припади к его ногам и покорись. рельефный черный камень оставляет на коже глубокие кровоточащие царапины, которых гу цзы бережно касается тонкими длинными пальцами, а после окровавленную ладонь подносит к своим губам, так, чтобы ци жун видел, смотри, смотри, смотри во все глаза, что же я делаю. — папочка, — сладко тянет он, рукой проводит по голому плечу ци жуна, касается уродливых неровных ожогов, состроив жалостливое выражение лица, — такой послушный. и улыбается так гадко; нет, скалится так отвратительно, что ци жун физически чувствует свое желание и во весь голос воет, когда гу цзы медленно проводит рукой выше, невесомым касанием лишь задевает губы — щекочет и дразнит — ладонью почти с нежностью прикрыв чужие глаза: — доверься мне. ци жун не доверяет ему от слово нихуя, но покорно плотно прикрывает веки, чуть подавшись вперед, носом едва задевает его теплое бедро, слышит «рано» произнесенное чуть слышным шепотом. чувствует, как вокруг глаз несколько раз оборачивают воняющую кровью ткань, от чего по телу снова проходит разряд тока, до самых кончиков пальцев прошибает холод вперемешку с горячим желанием. ци жун не видит его лицо, но точно представляет все: взмах длинных ресниц, отбрасывающих длинные тени на точеные скулы, о которые хочется резаться-резаться-резаться, пока места живого не останется, широкая улыбка, обнажающая ряд ровных зубов, откуси кусочек, гу цзы, я, блядь, умоляю. как канарейка в клетке в голове бьется: «идеальный, идеальный, идеальный, просто ебаный пиздец». ледяными руками гу цзы припадает к шее ци жуна, больно давит большим пальцем, ведет ниже — к ключицам — там останавливается, оставляя легкие царапины всеми пятью ногтями. он сам того не слышит, но сквозь бесконечное «блядь, блядь, блядь» ци жуна, словно чистым ключом льется еще одно слово. — что? — гу цзы замирает, наклоняется ниже и дышит ци жуну прямо на ухо, понизив тон, — ты что-то сказал, папочка? — пожалуйста, — с громким стоном просит он, схватив гу цзы за руки, пока он снова не начал мучить, отстранившись и не дав возможности схватить самому. гу цзы мягко хищно смеется, подносит руки ци жуна ближе к себе, обдает горячим дыханием, а затем мягко целует, но вмиг больно и, кажется, до крови, кусает фалангу его пальца, языком осторожно тут же пробует кровь на вкус. ци жун дергается из стороны в сторону, спиной задевает острые камни пещеры, оставляет синяки и глубокие кровоточащие раны, но знает теперь, кто поможет ему с ними справиться.