Удушье

      Их тени тянут к тебе свои руки. Их пасти уродливо раззяваются в истеричном плаксивом вое. И ты сжимаешься все больше, пытаешься исчезнуть, скрыться от кошмара, потому что их длинные пальцы обжигают холодом твою спину. Прямо там, где еще бьется загнанно и бесспокойно сердце. «Это ты виноват, » — шепчут призраки.       Их голоса скрипят и свистят. Их визгливые вдохи раздаются скрежетом у тебя над ухом. И мерзкое, затхлое дыхание ползет, перебирая члениками, по ушной раковине. И ты лезешь пальцами в ухо, пытаясь вытащить оттуда мерзкую фантомную тварь, но задыхаешься от желчи, булькающей в глотке.       Ты грешен. Тени пробираются липкими щупальцами под твою рубашку и мучительно медленно карабкаются по животу. Тебя скручивает, кислота подступает ближе. Ты смотришь в глаза темноте. Они безумные и кровожадные. Они пустые и бессознательные. Ты смотришь прямо в бездну.       Ты убийца. Их смерти лежат на твоих руках. Твои локти утопают в хлюпающей вязкой крови. Твои пальцы погружаются в мессиво из плоти, и ты слышишь, как ткани податливо трещат и лопаются под твоими руками. Кусочки мяса застревают под ногтями. Ты бешено трясешь головой и царапаешь глаза, лишь бы не видеть. Сглатываешь. И блюешь.       Ты не спас их. «Ты дал нам надежду, » — верещат призраки. Они задушенно плачут и льнут к твоему дрожащему телу. Ты впиваешься в плечи ногтями, сжимая те до боли в костях и суставах. Почти до хруста. И, словно подражая фантомам, ты качаешься из стороны в сторону и скулишь. Скулишь, как побитая псина.       Змеей пальцы пробираются тебе в рот и проталкиваются в горло, навязчиво пытаясь заползти внутрь, еще глубже. Ты захлебываешься и кашляешь, и из горла вырываются стоны боли вперемешку с булькающими звуками и скрежетом твоих связок. Ты не можешь вдохнуть, и ты не можешь закричать. И твои глаза наливаются кровью. Ты бьешься в конвульсиях.       Твое тело горит. По лицу крупными маслянистыми каплями стекает холодный пот. Твои волосы сальные, они слипаются, а ты даже не можешь понять, действительно ли пот на них может быть таким тяжелым и густым. Но ты отчаяно, остервенело дергаешь себя за влажные патлы, вырывая клоки волос. Но все еще не можешь кричать: что-то внутри перегрызло твои связки. Из глотки лезет лишь истеричный свист.       Лжец.       Дверь визгливо скрипит в звенящей тишине (ты не кричал). Ты слышишь чьи-то робкие, осторожные шаги. Поворачиваешь голову, хотя тебе кажется, что кожа на шее сейчас лопнет от напряжения. Он замирает. Он смотрит. Смотрит неуверенно, взволнованно. Его глаза заискивающе вглядываются в твой тощий, замореный силуэт, а ты в который раз отмечаешь, что зрачок голубого глаза бледный, не реагирует ни на что. Он выдыхает, печально и измученно, и беззвучно опускается рядом. Только скрип кровати нарушает молчание. — Всех не спасти, Мидория, — изломанным голосом шепчет он.       Ты поднимаешь глаза. Ты видишь, как в уставшем, тоскливом взгляде плещется боль. Не издавая ни звука, ты роняешь голову на теплую грудь и отчаянно сжимаешь в руках его рубашку, прижимая безвольное тело к себе. И ты не знаешь, сколько ты так сидишь, насколько долго забываешься в спасительных объятиях. Пока не обнаруживаешь, как снова сжимаешь свои плечи до черных гематом.       А потом ты громко и нечеловечески воешь.