The Sun — Soap&Skin
Мы — не особенные. Но мы не дерьмо и не мусор. Мы — это мы. Мы — это мы, и что случается, то случается.
Самое страшное — это рассвет, когда в призрачном лунном тумане вдруг начинают перекликаться птицы. Свет медленно наполняет улицы и воздух, обнажая всю боль и пустоту души, пока сигарета между тонкими пальцами быстро догорает от холодного ветра. Беллатрикс была права. В тот момент она ненавидела всё. Саму себя, весь мир, стул рядом с собой на балконе, всех людей — и хороших, и преступников. Все они были одинаковы, как и говорила Белла. Она находилась в одном из убежищ Блэков у моря и могла позволить себе чувствовать то, что люди обычно скрывают даже от самих себя, ведь всех нас учат только любить, принимать, идти на компромисс, избегать конфликтов. Белла показала ей настоящую жизнь. Жизнь, которая достойна жизни. Гермиона ненавидела всё, но в первую очередь ненавидела то, как она проживала свою жизнь, обращая внимание на совершенно ложные идеалы и не замечая то, что всегда было перед ней. Она обнаружила, что испытывает сейчас ненависть даже к людям, которых любила больше всех на свете, — к своим родителям. Замечательным людям, которые днем усердно работали, а вечером проводили время с юной Гермионой, жертвуя всем в своей жизни, чтобы их дочь получила нужное ей образование в Хогвартсе, окруженная похожими на себя. — Как это может быть, что я ненавижу собственных родителей — тех, от кого я всегда получала одну лишь любовь? — растерянно думала Гермиона. Ей искренне хотелось испытывать совсем другие чувства. Но было поздно: ненависть уже вырвалась на волю через врата личного ада, настежь распахнутые Беллатрикс. Она ненавидела дарованную ей родителями любовь — именно потому, что такая любовь бескорыстна, а это противоречит естественному порядку вещей. Такая любовь, ничего не требовавшая взамен, наполняла девушку гневом. Это была любовь, годами пытавшиеся скрыть от Гермионы соблазны и развращенность этого мира. Так делал и Гарри, и Рон, да даже покойный Дамблдор делал это. Внушал им эти глупые мысли, направляя их по ложной дороге. Она была рада, что этот глупец мертв. Она была рада. — Ты слишком много думаешь, питомец. Сегодня нам предстоит покончить со всем этим. Сегодня Темный Лорд взойдет на трон, убирая этих мелких вредителей, — промурлыкала Беллатрикс, опуская руки на расслабленные плечи девушки. Гермиона улыбнулась. Она была рада. Она хотела этого.***
— Ты сломаешься, грязнокровка. Я разрушу каждый твой принцип и выстрою новые. Я заставлю тебя забыть всех, кто был тебе дорог, уничтожая любой намек на любовь. И скоро не останется этой глупой надежды в твоем маленьком гриффиндорском сердце, а будет лишь всепоглощающая пустота. Я сломаю тебя и соберу заново, — прошептала Беллатрикс, притворно ласково убирая мокрые волосы с лица девушки под ней. Прошли ровно сутки с того момента, как их поймали. Прошло ровно десять часов с момента исчезновения Гарри, Рона и Луны. Они ушли, оставляя ее здесь. Ушли, слыша, как Беллатрикс развлекается наверху со своим любимым круцио. Они слышали крики Гермионы, которые по-настоящему могли напугать даже Пожирателя Смерти, но все равно ушли. Гермиона снова всхлипнула, пытаясь уйти от вынужденной ласки. Беллатрикс лишь усмехнулась, качая головой на непонятную упертость девушки.***
— Они ушли. Ушли, бросая тебя в этом темном месте. Ушли, не обращая внимания на твои крики о помощи. Разве так поступают друзья? — усмехнулась ведьма, ведя ножом по телу жертвы, будто размышляя где сделать новый надрез. Гермиона безжизненно лежала на мокром полу, пропитанном ее собственной кровью и слезами. Но она больше не плакала, кажется, выплакав все, что можно было. Девушка дернулась, чувствуя, как проклятое лезвие неторопливо входит под кожу, разрезая плоть и доходя до кости. После он также неторопливо выскользнул из раны, будто рисуя новую картину. Из пореза сразу же начала выливаться кровь, окрашивая грязный пол новыми красками. Прошло три дня. Три дня под пытками Беллатрикс Лестрейндж. Все это время Гермионе не позволялось ни спать, ни есть, ни пить. Хотя, даже если бы ее и накормили небольшим количеством еды, она бы немедленно оказалась на полу среди крови. Заклятие круциатуса беспощадно использовалось каждый раз, когда глаза Гермионы угрожали закрыться, а сознание погрузиться в небытие от недостатка сна, или же, от непрекращающейся боли. Оно каждый раз выворачивало кости наизнанку, вынуждая биться в агонии и задыхаться воздухом. К этому было невозможно привыкнуть. Перед глазами постоянно плыло, заменяя мир темными точками. И Гермиона даже не знала, закрыты ли ее глаза, или открыты. Однако улыбка Беллатрикс была единственной вещью, которую могла видеть девушка даже с закрытыми глазами. — Поттер и этот грязный Уизли ушли, оставляя тебя мне. Почему, Гермиона? Почему они бросили тебя на верную гибель? На мучительную смерть… — поинтересовалась женщина, сворачиваясь в клубок рядом с девушкой. Можно было назвать это невероятно милым, особенно то, с какой детской улыбкой и невинностью в глазах улыбалась Беллатрикс, если бы не вся эта ситуация. Гермиона вздрогнула, то ли от употребления своего имени, то ли от ужасающего осознания. Орден ее бросил. Ее лучшие друзья бросили ее, наверняка убеждая себя, что это была равносильная цена за победу над Волан-де-Мортом. Скорее всего, сейчас они сидят перед камином, оправдывая себя тем, что Гермиона сама бы хотела этого, а может быть, они даже не думали о ней. Стерли ее из своей памяти, как ненужное воспоминание. Беллатрикс терпеливо наблюдала за всеми эмоциями, мелькающими на лице девушки. Кровь, пот, слезы и грязь смешались, образуя нечто новое и прекрасное в своем несовершенстве. Беллатрикс любила такие моменты. Они значили столько же, сколько и пытки, если не больше. Видеть, как человек меняется изнутри. Что может быть прекрасней? Не было даже необходимости так усердно наблюдать за девушкой. Ведьма с легкостью могла заглянуть в ее разум, не давая даже возможности узнать, что она в ее голове. Беллатрикс была правой рукой Темного Лорда. Она была самой яркой ведьмой своего поколения. Конечно, ей не было равных в легилименции, тем более девчонка была так слаба, что если бы и обладала навыками окклюменцией, то все равно не смогла бы сопротивляться напору Беллатрикс. Честно говоря, Белла была поражена выносливостью девчонки. Взрослые сильные мужчины ломались под ее напором за более короткий срок, а этот маленький и отважный гриффиндорец продолжала держаться за свои идеалы, стараясь убежать как можно дальше в своих мыслях. — Они не ценили тебя, дорогая, Орден даже хуже нас. Как часто они совершали убийства и преступления, оправдывая себя благими намерениями и светлой стороной? — промурлыкала Беллатрикс, привлекая к себе внимание. Девочка скоро сдастся, ей просто нужно надавить сильней. — Это все из-за вас! Вы начали войну! — выплюнула Гермиона, яростно смотря на другую ведьму. Именно этот огонь вызывал в Беллатрикс неподдельный восторг. Именно с таким восторгом дети распаковывают подарки на Рождество, радуясь новым игрушкам. Именно в этих чертах характера Беллатрикс видела себя. Они были похожи намного больше, чем грязнокровка думала, до того, как Темный Лорд сломал ее и воссоздал по своему подобию. И сейчас Белла точно также ломала Гермиону, создавая нечто новое и великое. Это порочный круг насилия. — О, дорогая, война была… она и будет всегда, после первой, всегда есть последующая. Каждая сторона сражается за свои убеждения, ставя на кон все, что можно. И после всего этого, ты, либо получаешь все, либо ничего, — уверенно сказала Беллатрикс, будто впечатывая каждое слово в разум Гермионы. — А посылать людей на войну необученными — значит изначально предавать их. Сколько тебе? Шестнадцать, семнадцать? Вы все всего лишь дети, которых кинули туда, куда взрослые не пожелали идти сами, — усмехнулась женщина, вскакивая на ноги и угрожающе поднимая нож. — Нет, нет, прошу, пожалуйста, — захныкала Гермиона, пытаясь отползти как можно дальше, чувствуя каждую сломанную кость в своем теле. Беллатрикс лишь ободряюще улыбнулась, оттаскивая девушку на место с помощью крепкой хватки на лодыжке.***
— Хочешь воды? — неожиданно спросила Беллатрикс, заботливо потирая спину девушки. Та прохрипела что-то нечленораздельное, пытаясь повернуться. Только что ее вырвало собственной кровью. Вероятно, внутренние органы пострадали больше, чем она думала. Это и к лучшему. Наконец, все это закончится. Она устала. Гермиона была сломлена. Прошла неделя. Прошло семь дней с того самого дня, как ее бросили здесь. Семь дней непрерывных физических и моральных пыток. Гермиона не знала, отключалась ли она вообще. Все начало сливаться в однородную массу мелькающих картинок. Каждый раз, как только ее сознание начинало погружаться в спасительную темноту, Беллатрикс использовала что-то поистине ужасающее, чтобы вернуть ее внимание. Семь дней Бог создавал Землю. Семь дней он творил и созидал. Семь дней… Семь дней Беллатрикс разрушала Гермиону. Семь дней она ломала и собирала ее по-своему. Семь дней… Гермиона кое-как повернулась, переводя пустые глаза на женщину. Едва заметный кивок был знаком, что пришел конец недели. Пришел конец недели, чтобы Бог с Беллатрикс могли с удовлетворением наблюдать за своим детищем. За своим творением…