Чтобы цветы в твоих глазах всегда оставались живыми. Эль Твит
В поисках комикса с Чудо-Женщиной, я случайно нахожу полку с книгами. Хоп не отличается особыми интересами, потому тут в основном криминалистика и пара бейсбольных вестников. Но мой взгляд падает на небольшую книжонку в твердой, темно-малиновой обложке. Я все еще плохо разбиралась в алфавите, потому не помню уже, что там было написано. Но картинка была красивой. Кажется, это была принцесса и какой-то волшебный замок. Она выглядит слишком интересной, чтоб не открыть её; я поддаюсь и раскрываю пожелтевшие страницы. Вдруг, на пол падает что-то тонкое, маленькое и хрупкое, и я кидаюсь к нему с табуретки, едва не падая с ног. Поднимаю. Выглядит как кусочек тонкой бумаги, вроде той, куда заворачивают подарки. Интерес побеждает предосторожность, и я сломя голову лечу через лес, дороги и дворы к дому, где мне дадут ответ в любом случае, даже если дома Хопа нет. - Эй, юная леди, вам разве можно покидать крепость? - голос миссис Уиллер звучит уже где-то внизу, а я слышу только скрип двери и врываюсь в комнату. - Майк! - вскрикиваю не глянув на то, что происходит за дверью. Майк почему-то в страхе подскакивает с кровати и прикрывается одеялом. - Боже, Оди, почему ты никогда не стучишься? - он испуганно смотрит на меня и краснеет. Мне совершенно неизвестно это чувство. - Что это, Майк? - протягиваю найденный предмет, не дожидаясь того, что он оденется. Он вздыхает, и, продолжая что-то прятать под одеялом, подходит ко мне и берет в руки найденное мною сокровище. Хмурит брови. Прищуривается. Мычит и чешет затылок. - Ну? - нетерпеливо спрашиваю его, дергая за рукав свитера. Майк снова вздыхает. - Это сухой цветок, Оди, - говорит он без интереса и отдает его обратно мне, - где ты его нашла? Не могу понять зачем он это спросил. - У Хопа, - осторожно беру в руки и рассматриваю, - а как он называется? Майк явно не хочет отвечать. Я все еще не могу понять это, он уходит в сторону и прячется за дверцей шкафа, надевая шорты. Лепестки цветка сильно отличаются от стебля. Темно-фиолетовые, и совершенно н и ч е м не пахнут. - Майк? - мне становится не по себе от его молчания. - Давай я тебе кое-что расскажу.-
Мы сидим на старом бревне возле Замка Байерса. Он выглядит таким "реально крутым", но не знаю, подойдут ли тут эти слова. Мне он очень нравится, потому что сделан очень хорошо. Он красивый и в нем можно прятаться. - ..живут с другими людьми, чтоб не испытывать страданий. Ну, в общем, ты поняла меня, - Майк закончил свой рассказ и смял рукав свитера. Я кивнула. - Да, Майк, - продолжаю смотреть на цветок, - а когда они растут, ну, внутри, это больно? Майк пожимает плечами и улыбается. - Не знаю, наверное. Мои цветы никогда не добирались дальше пальцев. Я удивленно смотрю на него. У него уже есть свой... - Да, Оди, у меня уже есть свой, - он будто знает, что я хочу спросить, - и не поверишь никогда, кто это. Я расстроенно и немного печально смотрю на него. Мне вспоминается рыжеволосая девочка, которую я видела только дважды, и каждый раз чувствовала себя ужасно рядом с ней. - Лукас! Ты представляешь, Оди? Знаешь в каком шоке я был, когда узнал об этом? - Шо-ке? - какое удивительное слово. - Да, Оди, это такое чувство, когда ты очень сильно удивляешься, - объясняет Майк, - представь, как я обрадовался! Он же мой лучший друг, понимаешь, Оди? Майк смеется и смотрит на меня, будто ждёт чего-то. Я улыбаюсь ему.не испытывая страданий
-
Сегодня Хоппер разрешил мне пойти к Уиллерам и отпраздновать день рождения младшей сестры Майка. До сих пор не помню, как её зовут. - Хоп, - я стою, надев (или одев?) свою самую красивую рубашку и держу в руке коробку самых вкусных вафель. Он отзывается, не отрываясь от бейсбольного вестника. - Хоп, - повторяюсь и щупаю в кармане засушенное воспоминание, - а в тебе уже росли когда-то цветы? Он хмурится и, кажется, на секунду прекращает читать. Отводит взгляд в сторону от журнала, но тут же улыбается и мотает головой в стороны. - Нет, мелкая, - он снова издает смешок. Я киваю и опускаю глаза. Цветок в моём кармане немного крошится, и я со страхом вынимаю руку и открываю дверь. - Сама подумай, - останавливаюсь в проёме, - зачем мне кто-то свой, когда у меня и так есть самый лучший в мире цветок? Он смотрит на меня и улыбается. Я улыбаюсь в ответ.-
Я чувствую себя очень странно. На меня будто давит что-то, прямо на грудь, и очень тяжело становится спать с каждым днём. Может быть, это все просто придумано? Может, нет никаких цветов внутри, и нет своих, и всё это -- выдумка Майка и всех остальных? Может эти цветы -- как волшебный Санта, или как феи из сказок: их нет, но кто-то в них верит. Мне так тяжело дышать по ночам. Иногда.-
Сегодня я смогла оказаться на подготовке к Рождеству, так как время моей жизни взаперти подходило к концу и теперь можно было не прятаться. Джойс попросила меня помочь ей со светящимися гирляндами, и я смогла достать их с полки и даже распутать с помощью способностей, но вешать уже пришлось самой (Джойс сказала, что если все так легко, то неинтересно). Я согласилась. Я не знаю, как по-другому. - Джойс, - она обернулась, не отвлекаясь от крепления фонариков прищепками. - Да, детка? Я засомневалась. Вдруг она подумает, что я тоже верю во все эти сказки и будет считать дурой, когда я совсем не дура? - Хоппер сказал, что в нём никогда не росли цветы, но я нашла дома вот это, - я протянула ей уже сильно смятое сухое сокровище. Мисс Байерс нахмурилась и уголки ее губ дрогнули. Хоппер называет это "грустной улыбкой". Она вздохнула и подняла на меня глаза. Мне стало вдруг так плохо, что я просто отвернулась и продолжила молча вешать гирлянды. - Ты не глупая, Оди. Она поняла о чём я думаю? - У нас у всех есть свой, милая, - со вздохом сказала Джойс и снова посмотрела на цветок в ее руках. Я сглотнула и начала смотреть на нее так внимательно, как могла. Я ждала, что она расскажет дальше. - Когда встречаешь своего -- понимаешь это почти сразу, - сказала она, - чувствуешь как вот тут, внутри (она показала на грудь), что-то ёкает и... - Ё-ка-ет? - какое странное слово. Джойс вздохнула. - Да, это как маленький укол вот тут, здесь. И ты смотришь, и подходишь ближе, и понимаешь, что пути назад нет, - она посмотрела куда-то вверх, над окном, - ты говоришь с ним, говоришь самое невинное "привет", а эти цветы, они...они уже предательски лезут из рук, из пальцев, щёк...Это больно, Оди. Это как будто тысячи веревок ползут внутри твоих рук, адски и мучительно больно прорываясь наружу, делая дыры в мышцах, в коже. Это больно, милая, но когда любишь, то готов терпеть это всегда. Я смотрю на нее, и почти чувствую всё, что она рассказывает. У меня скручивается всё внутри, и мне становится так нехорошо. И глаза какие-то мокрые. Джойс снова "грустно улыбается" (как это вообще?) и поднимает рукава своего свитера. И я вижу. Вижу шрамы. Маленькие точки, издали похожие на веснушки, но прикасаясь, понимаешь, что тут когда-то давно, шла кровь. Как ранения от пуль. Но цветы...так много боли от... - Милая, - Джойс гладит меня по голове, и я чувствую какие-то капли на своем лице. Они из моих глаз. Почему я плачу? - Все это -- чистая правда, крошка, - она гладит меня по голове, а слезы текут из моих глаз, - у всех нас свои шрамы, и у Джима тоже. Но мы все их прячем. Я поднимаю голову и смотрю в ее глаза. Вытираю лицо. - А кто у тебя свой? - мой голос дрожит почему-то. Джойс вздыхает и закрывает глаза. - Боб. И его альстры.-
Мы праздновали Рождество в своих домах, но на следующий день Хоппер привел меня к Уиллерам, чтобы обменяться подарками. Я помню, как была рада, что наконец могу подарить Майку то, что сделала сама. Я всё ещё не решалась спрашивать у кого-либо о цветах, и поэтому когда пришла, просто радовалась и смеялась вместе со всеми. Меня немного смущало отсутствие Уилла, но партия успокоила меня насчёт этого тем, что у него просто остались дома дела. Всё было замечательно, и эта самая связь между Майком и Лукасом была совершенно не видна, только иногда, когда они пожимали друг другу руки или тормошили головы, из их пальцев выскакивали маленькие желтые цветки календулы. яркие и тёплые, как летнее солнце, такие красивые, что я невольно забыла о всех своих тревогах и волнениях на это время, и наконец просто была счастлива. Все изменилось, когда пришла она. Вручила мне подарок. Я вижу ее глаза и руки, и её всю. Её волосы будто обжигали своим горячим огнём, и она вся была, как раскалённая вулканическая лава. Я смотрела на нее минуту. Она смотрела на меня. Все смотрели на нас. Я помню, как что-то адски прожгло мне ладонь и я вскрикнула. Фиолетовый цветок, с парой капель крови на лепестках. Нет. нет. н е т-
Меня лихорадило три дня. Я не помню, когда ещё в жизни мне было так плохо. Хоп бегал по дому, не понимая, что со мной делать и как "эту дрянь лечить", что он говорил постоянно по телефону Джойс. На второй день она сама пришла вечером и села рядом со мной. Пощупала лоб, вдохнула, встала, прошлась по комнате, повторила, взглянула на мою руку. Грустно улыбнулась. А у меня перед глазами - раскалённая лава, и я хочу к ней, к этому солнцу, как слепая бабочка. Хочу обжечь руки, увидеть, захлебнуться. Я слышу шёпот за дверью и мысленно слегка приоткрываю ее, чтобы услышать точно. - это точно цветки, Джим, - Я вижу, как Хоппер закрывает лицо руками и тяжело падает на кресло. Джойс опускается рядом с ним на носки и кладет руки ему на колени. - С ней всё будет в порядке, Хоп. Она сильная девочка. Просто нужно быть дальше от своего... Я не слушала, что она говорила дальше, а злобно захлопнула дверь, и зажмурилась. Я снова вижу её. Раскалённая лава. Летнее солнце. Огонь. Я хочу к ней снова. Я выдернула ещё один цветок со спины.-
Мне всё равно, что скажет Хоп. Может, он даже не заметит, как я уходила, но может я умру сейчас, и он не увидит этого вообще. Полчаса назад я связалась с ней в мыслях и увидела спящей в кровати. Снова в жар, раскалённая лава, палящее солнце, огонь, и я, я касаюсь её руки, и на ней, большими красными пятнами раны от пуль, а в них -- фиолетовые цветы, и на моей руке -- цветы, эти самые, без запаха, с нежными стеблями. И она открывает глаза, и растворяется, как порошок, тень, туман --и я снова в темноте и холодной воде, и бегу к ней, вот, уже, по лесу, по дорогам, дворам, и вижу её дом, и её. На крыльце. Одну. С Лавой, огнём, одну, в каком-то платье. И всюду -- снег, белым-бело, а в центре белого -- огонь, мой вечный огонь. Она бежит ко мне, и я бегу к ней, и мне и холодно, и жарко, и так тепло в сердце. Я вижу её глаза, как два кусочка льда, холод и огонь, снег и лава, все это -- она, и я чувствую острые иглы прямо на руке. От пальца и вверх, фиолетовые цветы, в красных пятнах, а мне больно и всё равно на это. Из её ледяных глаз - брызжут слёзы, её руки - багровые от цветов, красно-фиолетовые руки, и снег -- красный, и я прикасаюсь к её рукам. К белому. Замазываю красным. Она поднимает свои льдинки. Они полны слёз, и я пальцами вытираю её лицо. Штыри искалывают всю спину, от плеч и вниз, добираясь до живота, я вижу, что она кричит от боли, её платье рвётся на спине, и оттуда -- фиолетовые ножи, с красными пятнами, багровое на белом, она кричит, но не отпускает меня, держит руки сквозь фиолетовые лепестки. Мы рыдаем, уткнувшись лбами и глядя друг другу в глаза. Мокрые, прозрачные, но счастливые. Цветы рвут кожу на животе, я вижу, как темнеет всё, я не хочу терять её лицо, её глаза. Кончик носа нежно касается моего, и я держу себя здесь, не падаю. Огонь и холод, и... - Максин! Что с тобой? - какой-то мужчина с усами выскакивает из дома и бежит сюда. Я вижу его и вижу, что он хочет забрать её у меня. Собираю последние кусочки сил, откидываю его в сторону, в снег. Макс оборачивается, ей страшно, но я не хочу терять её глаза-льдинки, поворачиваю лицом к себе. Она напугана, она не понимает, что происходит, и женщина с таким же огнём на голове выскакивает из дома. Я понимаю, что упаду сейчас, но хочу сделать последнее, и прижимаюсь к её губам своими. Два штыря в глаза. У меня нет сил кричать, я падаю на белое, наверное. Всё равно уже вижу только чёрное.-
Я просыпаюсь со странным чувством. Открываю глаза, но картинка не меняется, остаётся черным пустырём. Всё тело болт, будто долго, долго били. Я не могу пошевелиться, и рядом чувствую тёплую руку и что-то на животе. - Майк? горло болит и не дает сказать что-то ещё, и я чувствую, как тёплое на руке сжалось, а с живота ушло. - Да, Оди, я тут, я с тобой, Оди, - тёплое на лице, знакомый голос, и я пытаюсь улыбнуться, но это тоже очень больно. Я пытаюсь нащупать его рукой, и мягкая щека упирается мне в ладонь, немного болит. Но вокруг черно. Ничего. Совершенная чернота. - Где она, Майк? - выдавливаю это из горла и слышу вздох рядом. Он держит меня за руку, и я ничего не вижу. - Где? Вздыхает. Сжимает руку. Я чувствую огромный камень на груди. Вот так ёкает, Джойс? -..эх, Джим, а ведь у неё такие же фиалки, как и у тебя...- слышу где-то за дверью, и сжимаю пересохшие губы. - Где..она? - последнее, что я выдавливаю из горла, и по щекам снова плывут теплые капли. - Её больше нет.больше нет