На меня из тоннеля смотрят волчьи твои глаза

      — Дио, здесь твоей мании величия настанет конец! — с размаха бросаю в тебя алые розы, используемые в качестве отвлекающего манёвра, но ты, немедля ни секунды, своими ловкими движениями отражаешь мою «смешную» атаку.       Несчастные цветки тут же покрываются льдом, становятся мёртвыми, холодными и, от сильного столкновения с землёй, разбиваются вдребезги на тысячу маленьких осколков.       Зловещий смех и звук бесславного падения эхом отдаются в голове…       И почему снова розы?       Эрина… она любила жёлтый цвет: жёлтый носовой платок, который лежал в её любимой жёлтой сумке; жёлтую заколку в виде цветка в волосах; жёлтый браслет, красующийся на изящном запястье; жёлтые цветы, в особенности розы.       Помню, как для неё хотел сорвать букет: в поисках «солнечных» цветов я перемахнул через куст кровососущего кустарника, слегка поранив ноги об острые шипы… но даже так ни на шаг не приблизился к цели — жёлтых роз нигде не было. Тогда, со вздохом некоторого разочарования, я направился дальше.       Красная роза умывалась росой, топя свою душу в невесомых слезинках. Рядом с ней, немного правее, оранжевая роза скрывалась под землёй, унося за собой все воспоминания, мечты и надежды, последнее, что связывало с этим миром. Роза белая печально улыбалась и от боли сухой задыхалась. Лишь бордовая себе «вены вскрывала», увядала одиноко, теряя лепестки.       Я осмотрелся, сделал пять шагов вперёд, свернул, попал на полянку, насквозь продуваемую лёгким ветерком.       Кругом были жёлтые розы.       Тысячи роз. Земля утопала в их лепестках, всё вокруг благоухало от их аромата.       Волосы лезли в глаза, шипы царапали ладони и запястья, но я продолжал срывать цветы, восхищаясь их прекрасным цветом. Несколько капель моей крови упали на яркую розу, и из жёлтых лепестки её стали грязно-оранжевыми.       Почему-то тогда я вспомнил Дио… словно он и в самом деле был сделан из острых шипов и стали.       Гордая роза в моей руке, казалось, смотрела на меня своими золотыми глазами, пытаясь сильнее впиться в кожу. И даже находясь на смертном одре, она всё язвительно шептала: «Я заберу тебя с собой».       Её холодная красота завораживала.       Последняя роза мрачно увядала и слёзы лила над своим последним золотистым блеском. Она на окне в упрямой стойке умирала, проклиная «хрустальное стекло».       Я глядел на это с мёртвой тоской: «Всё извечное забывается и умирает, становится забытым осколком души. Это странно, но я понял недавно — страдание похожее, Дио, случится и с тобой. Всё великолепие так незаметно исчезает, что вот ещё вчера живою было красотой».       — Ты умрёшь так же глупо, как та гордая жёлтая роза.