О соседях и (не) упущенных возможностях

Иногда Дэджуну всерьёз кажется, что они живут втроём. Например, когда Янян врывается в его комнату в восемь утра, плюхается на постель и безжалостно сдёргивает одеяло, громко заявляя, что утро уже наступило и «ты так всю жизнь свою проспишь, неудачник», ловко уворачивается от прицельного удара локтем и убегает, перед этим успев открыть окно. Дэджун только лишь страдальчески морщится, заворачивается в одеяло обратно, теперь уже с головой, и пытается вновь заснуть, да только не выходит, и спустя минут пять он с раздражённым вздохом констатирует, что придётся вставать. Комната уже полна холодного воздуха, и Дэджун зябко перебирает замёрзшими ступнями по полу, пока добирается до сброшенных накануне где-то у двери тапочек (что делать, он их не очень-то любит). Яняна он находит уже на кухне — тот прихлёбывает чай и что-то рассматривает в своём телефоне. Дэджун на мгновение замирает на пороге, пытаясь проморгаться — глаза по-прежнему слипаются нещадно — и думает только одно: как можно вообще быть таким до невозможности бодрым в такую рань, тем более в выходной? — С добрым утром, — возвещает Янян весело, салютует кружкой и снова опускает глаза на экран телефона. Дэджун бурчит недовольное «какое ж оно доброе, когда ты здесь», зевает и бредёт к раковине, чтобы достать оттуда кружку и тоже налить себе чаю. Хотя прямо сейчас разумнее было бы кофе выпить, но варить его совершенно не хочется. Успеется ещё. Кружка приятно согревает ладони, и Дэджун смакует на языке вязкий горьковатый вкус чая — это всё немножко примиряет с неуютной действительностью, настолько, что он даже позволяет себе привалиться к столу возле Яняна и заглянуть тому в телефон. Ничего интересного — очередная гоночная игра, скучно даже, и Дэджун фыркает только, заставляя Яняна повернуть голову и посмотреть на него. При этом чужие пальцы продолжают двигаться, не останавливаясь ни на секунду, и Дэджун не может не почувствовать какой-то доли восхищения, конечно же. Но и досады тоже — в конце концов, он частенько проигрывает Яняну именно поэтому. У Яняна в этой квартире есть собственная кружка, собственные тапочки (забавные и яркие, причём Дэджун даже не помнит, когда именно они тут появились), давным-давно висящая на вешалке в коридоре худи и полнейшее ощущение того, что он тут у себя дома. Вот только — на самом деле это совсем не так. — И как ты вообще сюда попал? — интересуется Дэджун наконец, когда чувствует себя достаточно проснувшимся для разговоров. Янян больше не отвлекается — кажется, у него в игре какой-то особо сложный участок трассы — пожимает плечами просто. — Меня Тэн-гэ впустил. Дэджун хмыкает только — чего и следовало ожидать, конечно, глупо было спрашивать. — Неужели он специально ради этого проснулся и поднялся с кровати? Янян недовольно поджимает губы и разочарованно выдыхает — не справился-таки. Будь Дэджун хоть немного менее сонным, он бы вставил, может, какое-нибудь ехидное замечание по этому поводу, но сейчас не реагирует никак. — Нет, он, как я понял, только спать тогда ложился, — наконец отвечает Янян и блокирует телефон, убирая его в карман. И снова улыбается так ярко, словно случившееся несколько мгновений назад досадное поражение его нисколько не трогает (Дэджун не удивился бы, что так и есть). — Снова его «приступ вдохновения», ну, ты знаешь. Конечно же, Дэджун знает — в конце концов, именно Тэн и есть его настоящий и единственный сосед. — Знаю, — кивает он со вздохом и толикой неодобрения всё-таки. — Снова рисовал всю ночь. Янян фыркает и пихает его локтем в бок. — Только не надо делать такое осуждающее лицо, ладно? Будто ты сам не из таких. Дэджун думает, что да, к сожалению, но настроения всё так же нет, и он не хочет позволить инициатору этого (в очередной раз) почувствовать себя правым. Вместо этого он хмыкает и удаляется в душ в поисках хоть какого-то места для уединения (и, может, ещё средства проснуться окончательно). Он наивно надеется, что за это время Яняну станет скучно и он уйдёт сам. Дэджун прекрасно знает, что не будет этого, пора бы и привыкнуть. Лю Янян, сомнительная личность, появляется в его жизни внезапно и поселяется в ней уверенно. Отчасти даже против воли самого Дэджуна (поначалу так точно). Внезапно — потому, что они, хоть и в одном универе учатся, но всё же на разных специальностях, да и к тому же Дэджун на год его старше. Уверенно — потому, что знакомятся они при максимально глупых обстоятельствах, и Дэджун после этого очень надеется, что они больше никогда не встретятся, но если бы: уже на следующий день Янян, издали завидев его в холле университета, радостно машет рукой. И после этого уже всё, о тишине и покое можно было забыть. Не то чтобы Дэджуну не нравится Янян. Не то чтобы он не хочет с ним дружить. Просто… — Эй, ты там не утонул ещё? — барабанит Янян в дверь ванной и кажется, что если он захочет, то легко может эту самую дверь вынести и зайти внутрь. Дэджун только лишь вздыхает и убирает со лба мокрые пряди: можно было даже не надеяться на неторопливое принятие душа. — Мне скучно. Яняна слишком много — в жизни Дэджуна, вокруг него, во множестве бытовых вещей и привычных занятий, да кажется, что и в воздухе даже. Дэджуну кажется, что он Яняном задыхается. Дело не в том, что у него много друзей — как раз-таки наоборот, своим другом он может назвать только Гуаньхэна, но видятся они нечасто, только переписываются… точнее, Дэджун в основном читает тот поток (частенько бессвязной) информации, которую на него обрушивает Гуаньхэн. Дело даже не в том, что Дэджун какой-то необщительный или людям не нравится, вовсе нет, просто, наверное, ему больше и не надо, он всегда считал себя спокойным и самодостаточным человеком. Считал спокойным, да, теперь уже вот совсем не уверен. — Я выйду через десять минут, — кричит он, потому что отвечать всё равно придётся. — И пожалуйста, не разнеси за это время квартиру! Янян там, за дверью, смеётся, и Дэджун думает, что смех этот он узнает из тысячи, с закрытыми глазами. Столько раз ведь слышал его. Похожие ситуации повторяются раз за разом — и в будни, и в выходные. Хорошо, что хоть на праздники и каникулы Янян обычно уезжает, то к родителям на Тайвань, то к бабушке в Германию (как только Дэджун узнаёт тот факт, что его новоиспечённый друг много лет прожил за границей, он сразу перестаёт удивляться незнакомым словечкам, то и дело вплетающимся в бойкую речь Яняна), то к каким-нибудь из своих явно многочисленных приятелей (он потом всегда показывает фотографии и наперебой трещит об их всегда очень активном отдыхе). И Дэджун наконец-то может позволить себе просто бесцельно проваляться на кровати несколько дней в компании пачки чипсов и ноутбука с фильмами, иногда вместе с соседом, иногда один. — Я, конечно, очень уважаю Тэна-гэ, — заявляет Янян как-то раз, вернувшись из очередной поездки и выпытав из Дэджуна, как тот праздники встретил. — Но по-моему, он плохо за тобой присматривает. В следующий раз я останусь с тобой, чтобы ты узнал, как по-настоящему веселиться надо. Дэджун в ответ только лишь закатывает глаза и пихает его локтем, возмущённо ворча о том, что если «настоящее веселье» это втихую съедать любимые снэки своих друзей, то спасибо, он как-нибудь обойдётся без этого. — И вообще, это не Тэн-гэ присматривает за мной, — возражает он с опозданием. — А я за ним. И это, пожалуй, чистая правда. По крайней мере, с точки зрения Дэджуна. Тэна на самом деле зовут вовсе не Тэном, потому что он не китаец (по крайней мере, как минимум наполовину), а таец, и его настоящее имя похоже на мантру для вызова дьявола (или вызова Тэна, ибо, услышав его, точно трудно подумать, что зовут кого-то другого). А ещё он старше на три года и выпускник художественного отделения, и, в общем, именно на его примере Дэджун начинает верить в то, что человеком искусства нельзя стать, им нужно просто родиться. Тэну это самое слово «искусство» не просто на лбу написали, о нет. Скорее уж, буквально вывели золотой нитью, о чём он порой любит шутить, когда напьётся (а иногда и на трезвую голову тоже). Он умеет красиво петь, он танцует так же легко, как дышит, да и по актёрскому мастерству у него наверняка были бы только высшие баллы, но Тэн решил стать художником, за что его, впрочем, мало кто мог бы упрекнуть. Дэджун прекрасно помнит, как он, тогда ещё первокурсник, впервые увидел картины Тэна на университетском культурном фестивале: стоял, как дурак, с открытым ртом перед одной из них, хотя до этого не чувствовал в себе какой-то особой любви к живописи. Он и не разбирался особо в этом всём — как не разбирается и до сих пор — но есть в картинах Тэна что-то такое, эмоциональное, трогающее, сильное. Он думает об этом тогда, узнавая и зачем-то запоминая странный псевдоним автора, и сразу же вспоминает его потом, когда Гуаньхэн вскользь упоминает, что "один из моих знакомых ищет соседа по съему квартиры, а тебе вроде как новое жильё было нужно". Дэджун Тэном искренне восхищается до сих пор, вот только спустя два года совместного проживания восхищения поубавилось, ибо жить с человеком искусства — это то ещё испытание, как оказывается. — Я и правда думал, что ты утонул там, — зубоскалит Янян, когда Дэджуну приходится, в конце концов, покинуть безопасную ванную и присоединиться к нему на диване в гостиной. — Ну что, сыграем? Дэджун думает: Янян приходит к нему исключительно по двум причинам, поесть и поиграть. — Вообще-то, у меня другие планы были, — недовольно хмурится он. — Мне нужно над песней поработать и закончить эссе по… — Ты зануда, — перебивает его Янян и недовольно хлопает по плечу. — На вокальном отделении все зануды. Ты прямо как Кун-гэ. Янян учится на хореографическом, Дэджун на вокальном, но, кажется, Янян знает в их академии искусств буквально всех и вся. Кун самый молодой из их преподавателей, он чуткий, заботливый и очень положительный человек, Дэджун искренне ему симпатизирует, поэтому и фыркает только, давая понять, что реплика Яняна его ничуть не задевает. — Спасибо за комплимент. И вообще, меня всегда интересовало, когда ты сам успеваешь с учёбой? Янян только плечами пожимает и хватает приставку со столика возле дивана. — Я просто гений. Проигравший заказывает пиццу, окей? Дэджун только лишь закатывает глаза, потому что Янян как тот парень из анекдота, которому проще дать, чем объяснить, почему нет. Янян очень тактильный — хватает за руки, обнимает за плечи, взъерошивает волосы, а то и руку на колено положить может вполне свободно. Не то чтобы у Дэджуна с этим такие уж проблемы, он нормально относится к прикосновениям, но не в таких количествах. И не с такой уверенностью. А ещё Янян умеет быть очень миленьким, когда проигрывает и пытается выклянчить для себя какое-нибудь послабление. — Пожалуйста, что угодно, но не твои странные кантонские вкусы, — хнычет он, надувая губы и глядя на Дэджуна кристально невинными глазами. — Знаешь, порой я смотрю, что именно ты смешиваешь, и мне страшно, что когда-нибудь ты съешь Тэна-гэ, а потом и меня. Дэджун только лишь улыбается в ответ максимально вредно, потому что ладно, вот уж по части еды он точно ни за что не уступит (хотя это, конечно, более чем сомнительное достоинство). — Я не буду вас есть, потому что ты слишком тощий, а Тэн-гэ как одна большая тайская специя. Хотя если вас смешать, то… Янян шутливо вопит и толкает его, а Дэджун не может сдержать смех и вяло отбивается, напоминая о том, что Тэн в соседней комнате, вообще-то, спать пытается. Янян пытается быть тише, только у него это не особенно-то получается, может потому, что он в принципе сам по себе — громкий. И он всё же уходит после того, как пицца съедена — потому, что у него тренировка в зале, а Дэджун наконец-то может дышать вновь. И не признавать, что без Лю Яняна в их квартире всегда становится как-то пустовато, что ли. Хотя, может быть, это только в гостиной и на кухне так, потому что именно эти комнаты даже Дэджуну кажутся какими-то безликими. По крайней мере, по сравнению с их личными. Как не похожи Дэджун и Тэн, так непохожи и их комнаты. Светлые, пастельные тона, парочка мягких игрушек, одинокий суккулент на окне, розовый мягкий коврик на полу (самый странный подарок, который когда-либо ему дарили на день рождения — и это от Гуаньхэна), стопка исписанных нотных тетрадей на столе, синтезатор и гитара у одного и яркие стены, множество жестяных коробок с карандашами и кисточками на полках и на столе, мольберт, вечный сквозняк и запах краски, безнадёжно не оттирающиеся пятна её же на полу, переполненная скомканной бумагой мусорная корзина и ярко-красная пластиковая доска на стене, обвешанная разноцветными клейкими листочками и фотографиями — у другого. Дэджун помнит, как впервые разглядывал эти фотографии, осознавая, что вообще никого, кроме самого Тэна, на них не знает — только Куна, который, по небрежному замечанию Тэна, был его соседом до выпуска, и думал, что, наверное, это здорово — иметь вот такой вот уголок с воспоминаниями. Но когда он говорит об этом вслух, Тэн только лишь усмехается неопределённо. — Это палка о двух концах, знаешь ли. Он не уточняет, а Дэджун не переспрашивает, хоть ему и интересно аж до сих пор, что это означает. Но, может, он это делает специально для того, чтобы лишний раз помнить: Тэн старший, он взрослей, умнее и опытней. Потому, что когда Тэн ходит по дому в возмутительно коротких шортах и растянутой до безнадёжности футболке с мишкой, сонный и со стоящей дыбом прядкой на макушке, повсюду оставляя пакеты от снэков и кружки с остатками кофе на дне, строит милые мордашки и говорит голоском с придыханием, забыть об этом проще простого. Тэн сложный и непредсказуемый, и порой Дэджуну кажется, что он не понимает его даже больше, чем не понимает Яняна. Тэн живёт в своём собственном ритме: рисует целыми сутками и потом столько же времени отсыпается после (не ложится, пока не закончит, а выспавшись, может просто взять и выбросить получившийся рисунок, потому что переспал с мыслью и понял, что хотел совсем другого); пропадает на вечеринках со своими взрослыми друзьями по нескольку дней, а потом целую неделю не выходит из дома; чуть не разносит кухню в попытке приготовить чрезмерно сильно пахнущее и адски острое тайское блюдо, а в итоге всё равно заказывает какой-нибудь фастфуд; находит миллион подработок и так же легко бросает их все, занимая у Дэджуна денег на метро; то ведёт себя как безбожная кокетка (Дэджуну искренне неловко рядом с ним в такие моменты), а то резко вдруг становится серьёзным и говорит важные вещи. Как непротиворечиво уместить это всё в один образ, Дэджун понятия не имеет и, наверное, поэтому ему до сих пор кажется, что они с Тэном не стали ближе. — Это всё потому, что ты сам эту границу провёл, — говорит ему Янян как-то раз, и Дэджуну становится стыдно, когда он осознаёт, что, видимо, пожаловался вслух. — Потому, что ты зациклен на том, что он старше, что он талантливее и поэтому выше тебя. Кхм, возможно даже в прямом смысле выше. Он подмигивает, разрушая всю серьёзность, и вечно страдающий комплексами по поводу маленького роста Дэджун возмущённо сжимает кулаки. — И я боюсь, что это единственная причина, потому что Тэн-гэ с каждым может вести себя как с ровесником, — заканчивает Янян после их возни. Дэджун знает, что это так: в конце концов, Тэн дружит с Гуаньхэном и с самим Яняном болтает удивительно легко. Дэджуну не нравится, что он в такие моменты всегда чувствует себя лишним. Что он, кажется, ревнует, причём непонятно, кого к кому именно. А ещё ему действительно не нравится, когда Янян оказывается прав. Тем не менее, наверное, ему всё же нравится жить вместе с Тэном. Несмотря на мусор и грязные кружки; несмотря на пьяные объятия, которые Тэн обрушивает на него с порога, когда возвращается после вечеринок, и двусмысленные фразочки; несмотря на то, что Тэн любит иногда заваливается к нему в комнату без стука и брать из холодильника купленную им еду; несмотря на то, что его друзья, кажется, любят Тэна куда больше, чем Дэджуна. Но Тэн не пытается влезть в жизнь Дэджуна и учить его жизни; Тэн первый слушает его песни, давая ценные советы, и любит петь под его гитару (хоть это и случается нечасто); Тэн подарил ему одну из своих картин и нарисовал потрясающе красивую открытку на день рождения, и это при том, что тогда они были едва знакомы. — Да просто ты фанючка, вот и всё, — смеются над ним Гуаньхэн и Янян, оба, но Дэджун на них даже не обижается, наверное. Потому, что отчасти так и есть. Тэн по-своему заботится о нём, и Дэджун старается отвечать тем же. Точнее, старается быть даже лучше, и надеется, что у него хоть как-то получается. Янян возвращается поздно вечером с пакетом курочки, и Тэн, кажется, чувствует её запах прямо через дверь своей комнаты, потому что почти сразу же выходит, такой как-то даже до неприличия мягкий в сползшей с плеча футболке и сонными глазами, бросает вопросительное «который сегодня день? А что на ужин?», после чего, нещадно зевая, шлёпает босыми пятками в ванную. Они устраиваются в гостиной прямо на полу, и Дэджун, кажется, единственный, кто вообще смотрит тот фильм, что они выбрали, ибо Тэн и Янян заняты своей собственной болтовнёй, в которую он сам даже не пытается вникать. Но, может, конкретно в тот раз он не чувствует себя посторонним, потому что Янян сидит к нему максимально близко и сначала рассеянно задевает пальцами по руке то и дело, а потом и вовсе пристраивается головой на плечо. Нет, Дэджун всё ещё не фанат скиншипа, но почему-то ему это всё… приятно. До тех самых пор, пока Тэн не косится на них своими кошачьими лукавыми глазами и не тянет слащавым тоном: — Вы такие милашки. Дэджун чувствует, как его щёки теплеют, и тут же дёргает плечом, стряхивая Яняна. — Ничего милого тут нет. И вообще, хватит вытирать свои жирные губы о мою белую футболку! Янян вредно улыбается, а Тэн хихикает в кулачок, Дэджун же сам не знает, почему он вообще так реагирует на всё это. — Мне нравится Янян, — говорит Тэн как-то раз. — Он, конечно, та ещё мелкая пакость, но вы с ним отлично друг друга уравновешиваете. Как две половинки одного целого. Он произносит последнюю фразу таким тоном, словно это что-то неприличное, и Дэджун невольно вспыхивает, возражает чуть грубее, чем хотелось бы, но Тэн не обижается, у него выражение лица не меняется даже. Хитрое-хитрое, как у лисы. Дэджуну не нравится думать о том, что Тэн не просто шутит дурацки, а действительно видит что-то, происходящее между ними, со стороны. Да нет, конечно. Быть не может. Дэджун считает, что не надо его уравновешивать. Тем более, таким, как Янян, у которого в голове ветер сплошной. У Тэна в комнате на той самой доске много фотографий. Среди них потрясающие пейзажи и совершенно удивительно пойманные моменты («фотографировать — это почти как рисовать, тоже нужно поймать момент, найти вдохновение и вовремя нажать на кнопку». По мнению Дэджуна, у Тэна это получается отлично), фотографии его одного (на фоне ярких южных тайландских пейзажей Тэн смотрится органичней, чем возле какого-то ресторанчика на нанкинской улице), с родными, с собачками, оставшимися на родине, с многочисленными друзьями. Фотографий с Дэджуном там нет, и того, если честно, это немного расстраивает, но он не знает, как спросить (или как попросить). Потому, что это будет выглядеть так, словно он навязывается. Фотографий с Дэджуном там нет, зато много кое-кого другого. Он сам запоминает только троих: по «сольной» фотографии на каждого (один на фоне каких-то совершенно американских пейзажей, другой в окружении цветущих сакур в саду камней, а позади третьего просто расстилаются огни какого-то ночного города), а ещё — парочку фотографий, где все вместе с самим Тэном. Эти трое такие разные, но все очень красивые, Дэджун думает, что они как будто божества из другого мира или модели с обложки популярного модного журнала. Но взгляд цепляет даже не это, а то, насколько Тэн выглядит рядом с ним счастливым. Улыбается солнечно и открыто, как ребёнок. Здесь, в известной ему реальности, Дэджун таким его никогда не видел. — Это мои друзья, — пожимает плечами Тэн, когда замечает интерес Дэджуна. Он кажется абсолютно равнодушным, но всё же что-то подсказывает Дэджуну, что на самом деле это не так. — Я два года прожил в Корее. Мы общались и много времени проводили вместе. А потом разъехались кто куда. У Тэна, когда он взволнован, раздражён или расстроен, появляются ошибки в китайском чаще обычного. А ещё всплывают странные слэнговые английские и не только словечки, которые Дэджун до знакомства с ним и не слышал никогда (сразу невольно вспоминаются те самые совершенно неосознанные немецкие фразы, вырывающиеся у Яняна). Но ещё больше их появляется, когда Тэна вызывает кто-нибудь через видеозвонок, и он, бросив один лишь косой взгляд на экран телефона, поспешно убегает в свою комнату и запирается там, бросая любые дела, даже любимую еду. Когда Тэн взволнован или счастлив, его голос становится громким. Так, что никакая дверь, на самом деле, не спасает — смех и куски непонятных фраз всё же долетают. И иногда Дэджуну хочется увидеть, как именно Тэн в такие моменты улыбается. И, возможно, узнать, от разговора с кем именно из этой троицы он улыбается сильнее всего. — Хммм, хотел бы я увидеть Тэна-гэ влюблённым, — тянет Янян, когда Дэджун делится с ним этим и тут же жалеет, потому что у того язык без костей, а он не хочет показаться сплетником или, что ещё хуже, как-то задеть старшего. — И ты действительно так мило привязан к нему. Дэджун думает, что этот отголосок ревности в голосе Яняна ему наверняка чудится, и решает не придавать этому значения. Как и тому, что после этой фразы младший снова лезет к нему обниматься. Вообще, если подумать, Янян тоже красивый — у него яркие, чёткие черты лица, притягивающие губы, отличная фигура и длинные ноги. На его фоне сам Дэджун кажется себе подростком каким-то — мелкий, тощий, нескладный, с такими острыми скулами и подбородком, что его кожа на них, кажется, вот-вот лопнет. Наверное, ещё и поэтому он стесняется тусоваться с Яняном где-то ещё, помимо их квартиры. Ибо привлекать к себе лишнее внимание подобным способом — такое себе удовольствие. — Малыш Сяо зря так сильно переживает, — фыркает Тэн как-то, заглянув к нему в комнату и застав за мучительным выбором одежды, которая бы одновременно заставляла его выглядеть старше и не таким тощим. — На тебе всё смотрится миленько. Особенно если ты чёлку уберёшь и лоб откроешь. Он всегда так называет Дэджуна — «малыш Сяо», хотя это во-первых, звучит как дурацкий каламбур («СяоСяо» это очень глупо, хотя, пожалуй, «ЦиньЦинь», как просит называть его Тэн иногда, означает звук поцелуя и звучит ещё хуже), а во-вторых, Тэн его всего лишь на пару сантиметров выше. Тэн отпихивает его от шкафа, решительно выуживает оттуда джинсы и старую, но всё ещё в хорошем состоянии чёрную водолазку, пихая их в руки Дэджуна, и сам колдует над его причёской. После чего тот неуверенно косится в зеркало и, пожалуй, где-то глубоко в душе соглашается с тем, что так действительно выглядит намного лучше. Янян ловит его в холле, как и всегда, но в этот раз почему-то не смеётся, не болтает без умолку и не пытается задушить его в небрежных объятиях. Он просто смотрит на Дэджуна пристально в течение пары долгих мгновений, так, что у Дэджуна от этого взгляда внутри что-то переворачивается, во рту пересыхает, а губы начинает предательски покалывать, и он выдыхает чуть охрипшим голосом: — Ты чего? Янян ещё секунду молчит, а потом встряхивает головой и улыбается. Вроде бы как и всегда, а вроде бы — и нет. Что изменилось-то, интересно? — Ничего. Просто ты сегодня какой-то очень красивый, Сяоджун. Янян зовёт его Сяоджуном, да. И это всё же намного приятнее «малыша Сяо». Дэджун не против. — Знаешь, я поспорил с Сюйси на то, что вы, в конце концов, встречаться начнёте, — как-то признаётся Гуаньхэн. У них в тот вечер слишком много пива на двоих, и Дэджун почти не сомневается в том, что это плохая идея. Он даже не сразу соображает, что это за Сюйси такой — потом только вспоминает, что это дылда Вон Юкхэй — а суть спора доходит до него и того дольше. — Ну уж извини, — язвит Дэджун и снова хмурится. — Я даже и не думал никогда об этом. В смысле, и не должен был. Он и я… мы же не… мы совсем друг другу не подходим! Гуаньхэн смотрит на него мутным взглядом, но с какой-то даже толикой сочувствия, но ничего не говорит. Хотя Дэджуну кажется, что он слышит эту неозвученную неодобрительную фразу голосом друга прямо у себя в голове. Дэджун безнадёжно запутывается, но по-прежнему упрямится, отказываясь это признавать. Как и то, что ему нравится так много Лю Яняна в его жизни. Очередной год почти заканчивается, и он погружается в круговорот экзаменов и праздников, в котором ему не до подобной фигни. Дэджун так много времени проводит в своей комнате: за учебниками, конспектами и синтезатором, что уже в днях и числах путаться начинает. Как-то раз он даже прямо за столом и засыпает, и Тэн будит его. — Никому не пойдёт на пользу, если ты будешь так загонять себя учёбой. Не говоря уже о том, что твоему голосу это повредит, — он неожиданно тепло треплёт Дэджуна по волосам и кивает на дымящуюся чашку его любимого чая. — Пей и ложись в кровать. — С-спасибо, — неловко благодарит Дэджун, уверенный, что прямо сейчас его щёки пылают. Такая забота старшего слишком уж непривычна, хоть и приятна. — Да не за что, — хмыкает Тэн и собирается уйти, но у самой двери оборачивается и с прищуром добавляет: — Янян по тебе соскучился, между прочим. Дэджун хлопает сонными глазами, пытаясь сообразить, при чём тут Янян, но Тэн уже закрывает за собой дверь. Дэджуну хочется сказать после, что если Янян и впрямь соскучился, то мог бы и позвонить там или написать больше, чем две-три строчки незначительных каких-то. Но он молчит, потому что боится, как бы его слова не восприняли как какую-то обиду (наверное, потому что частично это так и есть). Или потому, что Дэджун, оказывается, настолько привыкает к тому, что Янян рядом, буквально третий житель их квартиры, которого он видит чаще, чем Тэна… настолько привыкает, что ему начинает всего этого не хватать. Но писать первым Дэджун не хочет и не будет, ну уж нет. Вместо этого он продолжает готовиться к экзаменам, обжигает руку на кухне, пытаясь приготовить им с Тэном ужин, выбрасывает пять начатых черновиков новой песни, много размышляет и говорит отцу по телефону, что, пожалуй, в этот раз он не поедет домой на каникулы. Янян налетает на него привычным ураганом в коридоре академии в тот самый день, когда Дэджун сдаёт, наконец-то, последний и самый сложный экзамен — сцапывает в объятия, кружит буквально и восторженно рассказывает о том, что отсдавался и теперь свободен как ветер. А ещё — о том, что Сюйси обещал ему дать на своём мотоцикле прокатиться, и это Дэджуну совсем не по душе. Он пытается втолковать Яняну, что это опасно, тем более с его-то безрассудностью, но тот только лишь зубоскалит и говорит, что всё будет в порядке. — Но мне нравится, что Сяоджун за меня волнуется, — хитро подмигивает Янян в конце концов, а потом, без лишних преамбул, тянет его за собой. — И пошли домой. «Домой» — это к Дэджуну. И тот его даже не поправляет, потому что, ну, а зачем? — Знаешь, в этот раз я, наверное, уеду на каникулы, — сообщает Тэн на следующий день. Он сидит за кухонным столом, рассеянно смотрит по сторонам и потягивает свой кофе. Дэджун наливает чаю и садится напротив него, обдумывая, какой ответ от него ждут. И ждут ли вообще. — Родных навестишь? — спрашивает наконец, решив, что всё же что-то сказать стоит. Тэн качает головой, делает ещё один глоток из своей кружки и флегматично произносит: — Нет, не в Бангкок. Решаю вот, и у меня три варианта: Сеул, Осака, Чикаго. Дэджун приподнимает брови — и вспоминает фотографии на доске. Тэн выглядит невозмутимым, но исходящие от него эмоции ощущаются очень сильно. Прямо как с его картинами. — Тэн-гэ… — это вырывается само. Может, потому, что вопрос этот стоило задать давным-давно, а может, он просто слишком устал от своего «запутанного» положения и хочет разобраться, разложить всё по полочкам. — Помнишь, ты как-то раз сказал, что хранить воспоминания — это палка о двух концах? Что ты имел в виду? Тэн смотрит на него с вежливым недоумением, а потом по его лицу проскальзывает понимание. — То, что хранить их, конечно, прекрасно, но не в те моменты, когда жалеешь о том, что упустил возможность и не сделал чего-то, — говорит он легко, почти насмешливо, и тут же добавляет. — Кстати, можешь пригласить Яняна пожить, пока меня не будет. Дэджун думает, почему именно Яняна. Почему не Гуаньхэна, например. Почему всегда именно Янян. — Потому, что мне нравится видеть, как ты улыбаешься рядом с этим ребёнком, — снисходительно делится с ним Тэн, хлопнув по плечу перед тем, как удалиться в свою комнату, а Дэджун смотрит на перевёрнутую кружку Яняна в сушилке и думает о тех самых «упущенных возможностях». «Я поспорил на то, что вы встречаться будете», — говорит Гуаньхэн. «Мне нравится, как ты улыбаешься рядом с ним», — говорит Тэн. «Больше всего мне нравится в тебе то, что ты никогда не злишься на меня, — признаётся Янян как-то раз и в этот момент так трогательно смущается, что Дэджун вспоминает: Янян вообще-то его младше. — Что бы я ни творил, как бы не задевал тебя, ты ворчишь, пихаешь меня, но никогда не злишься по-настоящему». Дэджун всё ещё не уверен, если честно — и это очень мягко сказать — но сожалеть ни о чём после точно не хочет. Тэн устраивает импровизированную «вечеринку» по поводу своего отъезда — то есть, покупает пива, но не приглашает никого из других своих друзей. Только свои, как он выражается, то есть он сам, Дэджун… и Янян. То, что было после второй бутылки Дэджун, если честно, помнит слабо. Только то, как Янян с Тэном пытались танцевать под какую-то дурацкую американщину, а он им хлопал. Или то, что у Тэна заставка телефона обновилась на что-то неразборчиво розовое. Или то, что он, кажется, обнимал Яняна сам и не хотел от себя отпускать. Так что наутро они так в обнимку и просыпаются в его, Дэджуна, постели, и он сам не знает, почему, но это не пугает его. И не кажется чем-то неприятным. Даже наоборот. Тэна уже нет — от него остаётся записка на холодильнике, куча немытой посуды и пустых бутылок, да ещё сквозняк через не закрытую до конца дверь его комнаты. Дэджун вздыхает и, мысленно извинившись перед старшим, заходит внутрь, чтобы закрыть окно и, может быть, забрать пару кружек из-под кофе оттуда тоже. Но вместо этого первое, что замечают его глаза, — это новое фото на доске. В самом углу, раньше его там не было. У Дэджуна плохое зрение, так что он подходит поближе, чтобы с любопытством разглядеть, но… видит последнее, что он в итоге ожидал бы. Он хорошо помнит, как они делали это селфи — как Янян обнимал его за плечи, как Тэн долго выбирал ракурс и всё такое — но это было так давно, что Дэджун уже и забыл о его существовании. А Тэн, как оказалось, нет. Дэджун смотрит на фотографию и прямо чувствует, как его губы сами собой растягиваются в улыбку. — Янян, — зовёт он, когда друг просовывает растрёпанную макушку в дверь и спрашивает, что Дэджун тут делает. — Не хочешь пока у меня пожить? На каникулах? Тэн-гэ не против. Потому что, наверное, это единственный способ, наконец, разобраться. И Дэджун сам не знает, почему, но он уверен в том, что не пожалеет.