На задворках созвездий

Не, нихуя. Ни за что на свете: у Эда и так сердечко уже перебитое, ещё одного капитального провала оно просто не вынесет, пусть даже этот парень кажется таким красивым, что на него больно смотреть. Эд и видел его всего пару раз — проходил мимо, пока тот закрывал магазин или случайно сталкивался с ним на выходе из метро поутру, — так что у него нет никаких, абсолютно никаких причин чувствовать себя хотя бы немного влюблённым. Нет, нет и нет. И совершенно не кажутся трогательными очки в изящной оправе с капельками растаявшего снега на стёклах, и низко натянутая шапка-гондонка, и огромный шарф, и серое пальто — на вид слишком тонкое для петербуржской зимы. Это всё вообще не его дело и не его проблемы, у него и других забот навалом: например, каким таким магическим образом руководство предлагает ему поддерживать на плаву музыкальный магазин, если физические носители всё стремительнее теряют популярность. Магазин, в котором он работает продавцом, держит старый дедушка, Иннокентий Валентинович. На вид интеллигентнейший человек, — Эд бы ни за что на свете не сказал, что он большой фанат рок-музыки: сухенький высокий старик в затёртом поло или рубашке в цветочек, непременно в очках и пыльной или грязной обуви. От такого скорее ожидаешь, что он начнёт сетовать на молодёжь и разглагольствовать о том, как хорош был Моцарт — потому что тот, видимо, был его современником. Но Эду повезло: у дедули глаза загорелись, едва Выграновский пришёл наниматься, и это, пожалуй, был первый раз, когда количество татуировок вызвало у пожилого человека восторг. Иннокентий Валентинович сказал, что яркая внешность подходит профилю магазина, — да и самому магазину, снизу доверху заваленному новыми поступлениями дисков и старыми пластинками, толстыми пыльными книгами и дешёвыми футболками с полустёршимися логотипами рок- и металл-групп. Эд не то чтобы тащится от рока — если честно, он вообще не большой поклонник, рэп ему гораздо больше по душе, он ритмичнее, понятнее, актуальнее, — но дедушке он об этом говорить не стал. Тот приказал подучить получше матчасть, снял со стены одну из футболок — на два размера больше Эда, — и сказал, что теперь это его рабочая форма. Выграновский не возражал, только рукава немного закатал; грешным делом даже подумал проколоть ухо или язык, но решил, что и так достаточно «неформат». В общем, магазин Иннокентия Валентиновича маленький и в нём царит полнейший хаос, в котором Эд чувствует себя восхитительно: он прекрасно разбирается во всех этих горах одежды, дисков и книг, и из раза в раз с лёгкостью фокусника вытаскивает необходимый покупателю товар. С самими покупателями, правда, проблема: по большей части в магазин приходят за атмосферой или за Эдом и его сменщиком Антоном, — и если Выграновский привлекает всех своей диковатостью (которая, впрочем, ограничивается странными подписями в инстаграме и выстроенным образом), то Тоха просто добродушный и умеет расположить к себе кого угодно. Их наняли практически одновременно, и бардак в магазине они обоюдно решили не убирать — легче было стать его частью. За пару месяцев им удалось сдружиться, и теперь у Эда есть новый друг, готовый если что его подменить или выпить с ним одиноким пустым вечером в каком-нибудь баре с дешёвым пивом. Эд старается не злоупотреблять добротой Антона, но сегодня так просто вышло: Шасту никуда не нужно было идти после смены, а Выграновский почти врезался в кого-то из прохожих, засмотревшись на то, как тот самый парень из книжного украшает витрину к Новому году. Шастун, на свою беду, постоянно спрашивает у Эда, как дела, и в этот раз вместо привычного «нормально» получил такой красноречивый взгляд, что плюхнулся обратно на свой стул и приказал: — Рассказывай. Ну, Эд и рассказал, испытывая то же самое, что и мыши, которые плакали, кололись, но продолжали жрать кактус. Выграновскому вообще всегда неловко говорить о своих чувствах к кому-то, а когда они ещё и настолько тупые… Впрочем, Антон казался подходящей кандидатурой, чтобы выговориться. И потом этот сверхразум предложил Эду просто прийти в книжный магазин и познакомиться с тем самым распрекрасным парнем, — естественно, Выграновский сразу дал заднюю. — Не, нихуя, — повторяет Эд. — Слушай, это же просто мимолётное, пройдёт, серьёзно. Зря я вообще этот разговор затеял, забудь. Шаст усмехается, зачем-то застегивает рукава клетчатой рубашки, очевидно слишком короткие для его длинных рук, и поднимается с места. Он подхватывает свой полупустой рюкзак и обходит прилавок, хлопает Эда по плечу. — Даже если это пройдёт, почему бы всё равно не сходить? Просто чтобы не жалеть потом об упущенных возможностях. Антон оставляет Эда в замешательстве, и тот весь оставшийся день ходит по магазину, бессмысленно перебирая коробки с дисками и старыми кассетами, становясь похожим на городского сумасшедшего: то что-то бормочет себе под нос, то как-то странно хмыкает, то вообще останавливается и пялится в потолок по несколько минут. Эд мельком думает про то, что никогда не видел Антона ни с девушкой, ни с парнем, и даже ни разу не поинтересовался, есть ли у него кто-то вообще. Шастун производит впечатление человека, который может помочь всем, кроме себя, и Эду вдруг становится совестно, что он ни разу не пытался разузнать, как у него дела. Не дежурно, а искренне. Впрочем, это уже точно не сегодня и точно не завтра, потому что завтра у Эда полный рабочий день, и Антон не появится, чтобы его сменить, — у них ебанутый график, но Выграновскому нравится всё ебанутое и нравится бардак. Вечером он закрывает кассу и собирается в рекордные сроки, хотя и предчувствует, что часы работы книжного должны быть короче, чем магазина «Про Рок». В глубине души всё равно надеется, что они закрываются примерно в одно время. * Магазинчик, в котором работает тот самый парень (из-за которого, в свою очередь, отказывается работать мозг Эда), больше походит на европейскую антикварную лавку: дверь, на девяносто процентов состоящая из стекла, переливчатый звон колокольчика, тёплое дерево кругом и рождественские — не новогодние — украшения. Свет не электрический, как во всех новеньких книжных, а желтоватый, не слишком яркий, — греет; как удачно для Санкт-Петербурга. Арсений сидит за прилавком и приветливо улыбается, складывая книгу, которую до этого читал: маленький зелёный переплёт и жёлтая тесёмочка закладки. — Здравствуйте. Вы за чем-то конкретным? Мы скоро закрываемся, и… — он, кажется, только теперь разглядывает Эда в нелепом ярко-оранжевом пуховике и без шапки, тут же спохватывается: — Вы случайно не работаете в соседнем магазине? У Эда поперёк горла комок, и он не может ни вдохнуть, ни выдохнуть: на Арсении серая рубашка — две верхние пуговицы не застёгнуты, — на левой руке ремешок часов, и чёлка ровно спадает на лоб. Эду всё равно хочется её поправить. У него перчатки без пальцев, и он не чувствует подушечек: хочется согреть их собственным дыханием, но сейчас бы его самого кто согрел, потому что он примёрз к полу, — прилип, как школьник-идиот, решивший лизнуть железный столб на морозе. — Да, — в конце концов выдавливает Эд. А что, вполне себе экономящий время ответ: да, я пришёл за чем-то конкретным (за тобой) и — да, я случайно работаю в соседнем магазине. — Здорово, — улыбается Арсений, и, вау, у Эда действительно едет крыша. — Всё хочу к вам заглянуть, но вы закрываетесь раньше нас. — Завтра можем закрыться позже, — говорит Эд и растеряно проходится пятернёй по ёжику волос; его миролюбивое предложение почему-то всё равно звучит угрожающе. Арсений продолжает крайне вежливо ему улыбаться, и Эд наконец-то делает шаг вперёд. В центре магазина есть небольшая лестница на так называемый второй этаж, и Выграновский прячется за стеллажом, переводя дух. Насколько теперь странным будет, если он уйдёт без покупок? Чёрт возьми, он и не читает особо — уже давно, если честно, все книги остались в студенчестве, да и те в кратком содержании. Универ Эд бросил, потому что нахуй он ему сдался, и читать бросил тоже — потому что нахуй оно ему сдалось. Так, листает иногда комиксы или совсем лёгкие книжки, но больше предпочитает видеоигры; давно перестал себя бичевать по этому поводу, не всем же быть семи пядей во лбу. Его взгляд бессмысленно скользит по корешкам, и Эд осторожно вытягивает маленькую, но увесистую книжку — чёрная обложка и белые, словно мелом нарисованные звёзды и вопросительные знаки. «Теория Множества Вселенных», читает он. Автор — Иван Алексеев. Эд вертит книжку в руках, и, пожав плечом, возвращается к прилавку. С бейджа наконец читает имя — Арсений. Арсений берётся за книгу, чтобы по прилавку подтянуть её ближе к себе, но Эд здесь не для того, чтобы проёбывать столько охуительных возможностей, поэтому свою руку с обложки не убирает. В ответ на вопросительный взгляд интересуется: — Читали? — Да. Интересно, мне понравилось. Доступно написано, но в то же время весьма захватывающе. — О чём там? Арсений, так и не убирая левую руку с книги, правой поправляет очки и даже немного подаётся вперёд — Эд ловит каждое движение. — Не поверите, о множестве вселенных. Вы… — Ты, — обрывает Выграновский. — Ко мне можно на «ты», и я Эд. Приятно познакомиться. — Взаимно, — говорит Арсений. — Так вот, ты интересуешься тематикой? «Больше тобой, честно говоря». — Не сильно. — Ну, если простым языком, то множество вселенных — это что-то вроде параллельных миров, понимаешь? При условии, что эта теория верна, где-то в другой вселенной мы не познакомились. Эд снова смотрит на их ладони, держащиеся за одну и ту же книгу, потом находит взглядом глаза Арсения — голубые, красивые, большие. Он выглядит куда более заинтересованным, чем был, когда Выграновский только зашёл, но сама мысль о том, что в какой-то из вселенных он всё же проебал знакомство с ним, приносит Эду дискомфорт. Арсений это словно считывает и добавляет: — Или познакомились иначе. Его голос утопает в тишине книжного магазина. За окном холодный вечер, а здесь, несмотря на стеклянные витрины и дверь — очень тепло и уютно. Куртка Эда ему великовата и слезает с одного плеча, он её даже не застегнул — очень уж торопился. Арс скользит взглядом по логотипу какой-то рок-группы на его форменной футболке, и Эд панически думает, что сейчас он пробьёт книгу — и всё. Поэтому спрашивает: — Например? Арсений снова смотрит на него и набирает побольше воздуха в грудь. — Ну… * «…мы могли бы встретиться как-то банально». Это была душная электричка, и Эд всем своим видом показывал, как он, блядь, заебался: даже в ебучем дождливом сентябре вагоны умудрялись оставаться температуры солнца, а вездесущие тётки запрещали открывать окна. Зато к нему редко подсаживались — внешний вид отталкивал и бабуль с дедулями, и молодых мамочек, и даже непременно пытающихся что-то втюхать продавцов; но это только если электричка не была набита людьми. В час-пик всем было плевать, где сидеть — хоть у кого-то на лице, хоть на бутылке, главное уместить свою жопу. Эд, ехавший из города до конечной, уселся в угол вагона и угрюмо уставился в окно. На середине пути к нему подсели мамаша с дочей — маленьким рыжим существом, с головы до пят усыпанным веснушками. Девчушка разглядывала его так любопытно и беззастенчиво, что Эд не выдержал и подмигнул ей, и мама, на удивление, даже не попыталась её осадить. И отсадить — приятно. Женщина с дочкой вышли через пару станций, освободив места, и Эд немного вытянул длинные ноги — заебался уже сидеть. Вагон после станции у оживлённого посёлка городского типа немного опустел, и Выграновский не ждал, что к нему решат подсесть — до тех пор, пока в поле зрения не появился он. Не то чтобы это был какой-то особенный «он» — никаких курсивов, — хотя всё-таки что-то в нём было. Помимо того, что с его костюма вода текла так, словно он попал под ливень. На улице, к слову, весь день светило солнце. Он осмотрелся и, поймав взгляд Эда, ухмыльнулся, сел прямо напротив, заставляя Выграновского снова подогнуть ноги. Его мокрая чёлка раздражала — хотелось поправить её пальцами. Он снял пиджак и брезгливо бросил его на соседнее сидение. Эд достал наушник. — Я жду просто охуительной истории, — без вступления выдохнул он, и незнакомец, запрокинув голову, весело рассмеялся. Ладно, возможно, «он» и был достоин курсива. — Пришлось искупаться, — туманно ответил этот интриган. — Я Арсений. Он зачем-то протянул мокрую ладонь, а Эд зачем-то её пожал; ну, хули нет-то. — За телефоном нырял? — Да не, была там одна ситуация, как-нибудь не при людях расскажу, — улыбнулся Арсений, и Эд почувствовал, как слегка поплыл — ого, это было быстро. — А долго до Москвы? Эд хохотнул. — Дохуя, поезд-то за город. — Бля-я-я, — протянул Арсений. — А когда следующая станция? — Минут через десять, но там стрёмно и электрички плохо ходят. Сочувствую, мужик. У Арсения, как понял Эд, с собой не было ни телефона, ни денег — вообще нихуя, а Выграновский, ну, хороший человек вообще-то, он людей в беде не бросает, тем более — с такими глазами. — Я живу на конечной, — пожал плечами Эд. — Хочешь, можешь у меня переночевать, завтра тебя в город доставим без проблем. Если конечно не боишься, что я маньяк. Арсений осмотрел его с головы до ног, и Эду на секунду стало стыдно за свою мятую белую футболку, потёртые джинсы и кроссовки, которые белыми не были уже очень давно. Он немного приподнял подбородок, выгнув бровь, мол, «и чё?», но Арсений только фыркнул. — С такой внешностью? Никогда не поверю. * Эд понимающе кивает, и книгу всё-таки приходится выпустить из своей руки — Арсений пробивает её, продолжая улыбаться, и Выграновский совсем не хочет, чтобы их диалог заканчивается. — А как было бы не банально? — спрашивает он, и Арсений смотрит на него уже с азартом, рассматривает какое-то время его татуировки на шее и пробегается взглядом по лицу. Он суёт книгу в бумажный пакет, потому что политика их магазина исключает пластик и целлофан, и, протянув его Эду, вдруг спрашивает: — А кем ты мечтаешь стать? Эд пожимает плечами, говоря первое, что приходит в голову: — Рэпером типа. Во взгляде Арсения мелькает что-то, подозрительно похожее на умиление, и Эд думает, что это слишком, что Арсений не может нравиться ему ещё больше, что это дикость — пытаться склеить парня, о котором ты ничего не знаешь; а вдруг он вообще гомофоб? — Тогда, например… * «…мы могли познакомиться в гримёрке». Антон рассказывал о нём, когда им только сообщили о гостях на грядущем съёмочном пуле, и — Скруджи, серьёзно? Мама в детстве слишком часто звала его утёнком? Арсений, конечно, загуглил его, даже треки какие-то пытался слушать, но рэп — немного не его стезя, он не понимает такую музыку, и шутки про возраст здесь едва ли уместны, всего лишь вкусовщина. С Эдом их шапочно познакомили прямо в павильоне — тот притянул к себе Антона и похлопал его по плечу, как старого друга, а потом уже окинул взглядом всех остальных, почему-то очень довольный. Арсению было интересно, гуглил ли их Эд или, может, смотрел передачу, но он не уточнял, просто кивнул приветственно, слушая, как Стас быстро объясняет гостю, что к чему. Было уже без надобности стоять на месте и глазеть на Эда, как на диковинную зверушку в зоопарке, поэтому Арсений ушёл, и на него тут же напали гримёры, безуспешно пытаясь вернуть выспавшийся вид: решительно непонятно, откуда именно его из раза в раз приходилось возвращать, но Арсу казалось, что примерно из девятнадцатилетия. На вопрос Паши, знает ли он ребят, Эд ответил положительно, но завис сразу после Арсения — Попов подхватил, привычно превращая неловкость в шутку, а Эд, словно оправдываясь, назвал чуть позже ещё и Антоху. Арсений не стал придавать этому всему большое значение — сначала. По-хорошему познакомятся они позже, уже за пределами съёмок, без камер, зрителей и лишних свидетелей, и Эд окажется нормальным парнем, пусть и будет подтупливать иногда так, что непонятно — шутит он или серьёзно не догоняет. В этом нет ничего такого, а вот в Эде — что-то такое есть. * Эд даже не сразу понимает, что глупо улыбается, когда Арсений заканчивает говорить. Пакет с книгой лежит между ними, и Выграновский очень не хочет брать его в руки, потому что это будет поводом попрощаться. Арсений, впрочем, сам поднимается с места, и, поправив очки, уточняет: — Не хочешь пройтись немного? Эд кивает, даже не задумавшись, а потом стыдиться собственного скоропостижного ответа становится поздно, потому что Арсений выходит из-за прилавка и обещает скоро вернуться, скрывается в комнате для персонала. У Эда есть буквально пара секунд перевести дух, и в эти пару секунд он пишет Шастуну короткое и ёмкое: «Это пиздец». Ответ, на девяносто девять процентов состоящий из вопросительных знаков, приходит незамедлительно, но Эд уже суёт телефон в карман. Арсений в своём пальто, замотанный в шарф, выглядит вблизи ещё более очаровательно, чем издали, и Выграновский чувствует себя немного неловко в яркой куртке — она вообще не вписывается в атмосферу. Эд идёт за Арсением к выходу, и тот, берясь за ручку, усмехается: — Не забудь книгу. Выграновский чувствует себя дебилом, чертыхаясь и возвращаясь к прилавку, но Арсений не выглядит так, будто злорадствует, поэтому Эд позволяет себе немного расслабиться. Они выходят в холод: снег как-то ненавязчиво и легко спускается с неба к ногам и остаётся снежинками у Арсения на чёрном шарфе. Он закрывает магазин, и они бредут в противоположную от метро сторону — Эд и не против. Он прокашливается, застёгивая куртку на ходу, и суёт руки в карманы — пальцы снова начинают замерзать. Пока он лихорадочно ищет следующую тему для разговора, Арсений выглядит расслабленным и с удовольствием созерцает зимний городской пейзаж вокруг: свет фонарей красит сугробы в мягкий оранжевый, а небо не кажется таким уж тёмным, — облака висят низко-низко, подсвеченные Санкт-Петербургом. Арсений, разрывая городскую тишину, состоящую из гула машин, голосов и скрипа снега под ногами, говорит: — Вообще, в какой-то из вселенных мы наверняка познакомились гораздо раньше. * «— Типа, в школе?» — Эдик! — голос Ираиды Валентиновны Выграновский узнает всегда и везде, он его до самой смерти преследовать будет. — Я не понимаю, куда смотрят твои родители! Эд вздохнул: этот разговор с классной руководительницей они проходили уже не раз и не два, и Выграновский просто по-честному хотел съебаться домой поскорее, там по телику крутой фильм начнётся скоро, а надо ещё на автобус успеть и в магаз заскочить — мама целый список покупок составила. Причиной гнева классухи стала новая татуировка — словно они вообще должны её ебать. — В будущее, — буркнул Эд, сложив руки на груди. Из коридора доносился стихающий шум: уроки закончились и детвора разбегалась по домам. — Не хами. — Извините, — сказал Эд так, что стало ясно: чувство раскаяния ему не знакомо. — Можно я уже пойду? Ираида Валентиновна вздохнула и, в последний раз недовольно взглянув на его перемотанную плёнкой шею, кивнула головой — Эд побоялся, что её пышная высокая причёска просто шлёпнется на парту от столь активного движения. Через две секунды его и след простыл. По пути к такому близкому, но такому далёкому выходу его стопнул какой-то парень — Эд никогда не видел его раньше. Тот был немного выше и выглядел даже слишком хорошо: Выграновский с восторгом уставился на футболку с самой тупой надписью на свете, а потом поднял взгляд. — Привет. Слушай, у тебя как с алгеброй? Я тут сдаю вступительные просто, и… — Братан, — выдохнул Эд, чувствуя какой-то диссонанс — совсем не так хотелось называть этого странного чувака, — вообще не по адресу. Могу только сигаретой заделиться. — Не курю. — Ты не переживай, сюда всех берут, это они только пугают тестом, — Эд пожал плечами. — А ты в… — Десятый. Я Арсений. Выграновский уставился на протянутую руку — ебать, вот это официальное знакомство, — и сжал тощими пальцами тёплую ладонь в ответ. — Эд, — кивнул он, потом посмотрел на Арсения ещё немного (тонкие очки, милый нос, охуенные глаза — откуда он взялся?) и решил послать нахуй все свои планы на вечер. — Хочешь, подожду тебя, покажу потом эту дыру? Арсений приподнял брови, но явно обрадовался предложению. Он нервно поправил чёлку, и Эду вдруг захотелось поправить её ещё раз — самостоятельно. — Давай. А ты типа местный экскурсовод? — Нихуя. Это одноразовая акция. Я на крыльце, если что. Арсений улыбнулся на последок и пошёл обратно в какой-то из кабинетов, пока Эд, борясь с желанием закурить прямо в школьном коридоре, пробирался к выходу. Ну и дела. * — Извини, — бормочет Эд, — я не то чтобы охуенно придумываю сюжеты для других вселенных. — Да ладно, эта вполне имеет право на существование. — Что ещё приходит тебе в голову? Арсений приподнимает голову и близоруко щурится на низкое небо — очки перекочевали в просторный карман его пальто за ненадобностью. — Много чего. А представь… * «…мы бы встретились не на этой планете». Татуировки Эда никак не реагировали на искусственное освещение, — Арсений бы и не обратил на него внимание, если бы те не чернели у него на коже совершенно обыкновенно, словно он выходец из позапрошлого века, и они зависают в обычном баре на Земле, а не в лучшем межгалактическом клубе, известном Попову. Он сидел у окна — хотя несправедливо было так называть стеклянную стену помещения, они тут всюду, — и наблюдал за звёздами; Арсений всегда их любил, поэтому и предпочитал как можно реже опускаться на планеты — оттуда не интересно было их разглядывать. На Эде было какое-то рваньё — мода уже давно зациклилась и повторяла себя, — а из башки, словно отсоединённые провода, торчали дреды. С каждым взглядом на него Арсению начинало всё больше казаться, что он путешественник во времени, прибывший прямиком из давнего земного прошлого. Наверное, там было совсем хуёво, раз парень предпочёл искусственно созданное — ну, вообще всё — настоящим лесам, полям и не загазованному воздуху. Арсению бы хотелось с ним поболтать, пока его язык ещё не заплетался на каждом слове с буквой «р», а после ещё нескольких стопок — что ж, его язык способен на многие другие прекрасные вещи. Незнакомец, окинув взглядом бар, приподнял брови, когда увидел Арсения, настойчиво машущего ему рукой, — Эд даже вопросительно ткнул себя пальцем в грудь. Арсений закивал, и Эд, пожав плечами, пошёл к нему — в клубе всё равно было не протолкнуться, к тому же Выграновский не заметил ни одного свободного столика. С места Арсения открывался отличный вид: краски космоса плавно смешивались, создавая неповторимый градиент, повсюду были рассыпаны далёкие звёзды, необитаемые планеты и цветастые всполохи туманностей, от которых было всегда тяжело отводить глаза. Эд, по дороге заказавший себе сет цветастых шотов, уселся напротив и (вместо всей открывшейся взгляду красоты) уставился на Арсения. Подмывало спросить, свои ли у него глаза, но Эду отчего-то казалось, что он заранее знает ответ: чувак не создавал впечатление человека, который жаждет поменять в себе каждую чёрточку, — иначе откуда этот странный нос, эти хаотично разбросанные по лицу и рукам родинки, эта не идеальная чёлка, которую так хотелось поправить. — Чё надо? — хрипло поинтересовался Эд вместо приветствия. — Ты из прошлого? Сам по себе вопрос предполагал шуточный тон, но был задан Арсением так серьёзно, что Выграновский даже завис ненадолго — когда-то такое называли «синим экраном». Попов поспешил объясниться: — Твои татуировки. Не неоновые, не блестят, не двигаются, не реагируют на свет и, — Арсений быстро мазнул ладонью по его предплечью, чтобы убедиться, — не бугрятся. Обыкновенные. Я даже не знаю мастеров, которые до сих пор такие делают. Эд усмехнулся: — Хочешь такие же? — Боже упаси, — поморщился Арсений. — Но на тебе хорошо выглядят. Выграновский, прищурившись, столкнулся с ним взглядом. Арсений хотел было сказать что-то ещё, но его прервала подошедшая официантка — красивая; Эд на неё даже не посмотрел. Он осушил два шота подряд, облизнулся и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. Взгляд не отвёл, и Арсений очень хорошо почувствовал, как загорелось у него внутри — словно это не в Эда только что влили алкоголь, а в него. — А знаешь, что будет хорошо выглядеть на тебе? — прохрипел Эд. Арсений прекрасно понимал, куда ведёт этот разговор, но ничего не мог с собой поделать: дешёвые подкаты делали своё дело вкупе с обстановкой, градусом в крови и, видимо, Эдом. — Ты? — предположил Арс и получил в ответ кивок и ухмылку; третий по счёту шот Эд опрокинул в себя, не поморщившись. — Даже имя моё не спросишь? — Это важно? — Ладно, тогда скажи хотя бы своё. — Это важно? — Хочу знать, что буду стонать сегодня ночью. Арсений сказал это с таким невинным выражением лица, что Эд иррационально почувствовал, как краснеют щёки — в полумраке этого не было видно, конечно, да и татухи отвлекали внимание, но ничего хорошего такая реакция не предвещала. — Эд, — кивнул Выграновский и протянул ему ладонь. — А ты, так и быть… — Арсений. Рукопожатие, самое не сексуальное взаимодействие на свете, отозвалось в Арсении приятным теплом, и азартный интерес к Эду только возрастал с каждой секундой. Чутьё подсказывало, что это не одноразовое знакомство — Арс не привык терять таких людей. * Эду почему-то кажется, что эту историю они представили по-разному: после своего варианта, вихрем пронёсшегося в голове, ему остаётся только уставиться под ноги и наконец осознать, что он забыл переодеть кроссовки и вероятность того, что через неделю он умрёт от воспаления лёгких, растёт с каждой секундой. Эд ничего не говорит об этом Арсению, предпочитая перечеркнуть хотя бы один из пунктов своего предсмертного списка дел. С каких пор в этот список входит «очаровать Арсения» — непонятно, но на холоде Эду плохо думается, так что он решает забить на обоснование и действовать дальше. — Больше люблю супергероику, — быстро признаётся он. — Комиксы там всякие. — Марвел или ДиСи? — Баббл, — смеётся Эд. — Шучу. Похуй, на самом деле, но шарю лучше в первом. В детстве… * «…хотел быть супергероем». — Ай, блядь! — зашипел Эд, когда Антон его ущипнул. — Ты можешь перестать? Шастун тупо улыбнулся и немного отодвинулся — на всякий случай. Они с Эдом были знакомы пятнадцать минут, и новенький в их команде уже ему нравился: повезло ему со способностями — кожа-броня! Никакое оружие, по словам Воли, Эда не брало — ни огнемёты, ни пушки, ни даже танк. Царапины оставались, но не более. — Ты, наверное, вообще без башки, — восторженно выдохнул Антон. — Прикольно. Эд горестно вздохнул: Паша вытащил его из уличной передряги и сто лет компостировал мозги, мол, такая способность пропадает, нужно работать на общественное благо и всё такое. Мстители-хуители, блядь, нашли борцов за справедливость. Кроме Паши с Антоном Эд вскоре должен был познакомиться и с остальными — перед этим он подписал несколько бумажек о неразглашении, словно собирался трепаться. — Обосраться просто, — вздохнул Эд. В открытое окошко пробрался приятный сквозняк, и Выграновский, откинувшись на спинку сидения в конференц-зале огромной штаб-квартиры, опрометчиво прикрыл глаза. Через несколько мгновений он почувствовал, как плечо обожгло болью, и подскочил: — Сука! — к его ногам упала стрела. — Какого хрена? Стрелы не ранили Эда серьёзно, свежие следы от них сравнимы разве что с царапками котят, но всё равно было не очень приятно, что в первый же день супергеройской деятельности его попытались подстрелить. Выграновский недовольно потёр плечо и вопросительно глянул на Антона. — Это Арсений, — улыбнулся Шастун. — Не обращай внимание, он просто любопытный. — Ага, щас. Пизда твоему Арсению. Антон хохотнул и активно закивал — какой-то он гиперактивный, Эд пока не понял, что у него там за способность, но в который раз с подозрением покосился на чужие руки в перчатках и плюхнулся на место. Арсений появился минутой позже и первым делом подобрал с пола стрелу. — Ну и какого хуя? — поинтересовался Эд, когда тот выпрямился и одарил Выграновского насмешливым взглядом сверху вниз. — Проверял слухи. Арсений наклонился к плечу Эда и, глянув на рану сквозь порванную футболку, послюнявил большой палец. Прошёлся им по царапине, и та заросла, как в голимых фильмах про чуваков с суперспособностями — он что, попал в такой же? — Ты собака, что ли? — Чего? — нахмурился Арсений, присаживаясь по другую сторону от Антона. — Ну, дед говорил, что слюна собаки типа заживляет. Арсений посмотрел на Эда как на душевнобольного, а Антон, не выдержав, снова расхохотался. — Самое неудачное сравнение, но да, всякую поверхностную дрянь я заживить могу. — Какой важный. Он всегда такой? — обратился Эд уже к Антону. — А ты всегда такой придурок? — ласково осведомился Арсений. Паша, следивший за всем этим безобразием, горестно вздохнул. На что только надеялся, когда набирал в команду детей. * — С большой силой приходит большая ответственность, — Арсений нравоучительно поднимает вверх указательный палец, улыбаясь. — Да-да, все в курсе, дядя Бен, тоже мне, — фыркает Эд. — Я к тому, что никогда не хотел быть супергероем, потому что это сразу столько обязанностей на твои плечи, страшно представить. — Ты же хочешь стать актёром, нет? Значит, прославиться. Разве с популярностью не приходит ответственность? Эд сам себе удивляется: не знал, что умеет строить такие длинные логические цепочки — наверное, стресс. Он смотрит на профиль Арсения: длинные ресницы, ямочка на щеке, рассыпанные по лицу родинки и смешной нос. Точно стресс. — Мне кажется, быть популярным и супергероем — немного разные вещи. Хотя было бы классно стать знаменитым, конечно. Эд бездумно кивает и отворачивается, снова сверля взглядом свои промокшие кроссовки. Он только изредка вспоминает, как замёрзли его ноги, — вниманием целиком и полностью овладел Арсений, и даже закинутая в рюкзак книжка будто не прибавляет ему никакого веса: идти рядом с Арсом легко и расставаться совсем не хочется. — Было бы классно сейчас свалить куда-то на море, — вздыхает Арсений. — А то холодно совсем. — Не пробовал куртки вместо пальто? — Оно зимнее, — оправдывается Арс, прячась в воротник. — Кстати… * «…обожаю знакомиться на море». Это было пиздецки жаркое лето: солнце словно присоединилось ко всем ватникам и намеревалось сжечь Европу дотла даже быстрее, чем демократия и легализация гей-браков. Эду вообще не хотелось вылезать из номера, потому что чего он там не видел, честное слово. Красивая брусчатка его не впечатлила, а архитектуру за солнцезащитными очками хуй разглядишь. Повсюду толпы туристов, надоедливые гиды и злоебучая жара от рассвета до заката — ужасно ожидаемо от курортного городка, но Эд всё равно злится. От походов на море тоже хочется отказаться, его заебало мазаться солнцезащитным кремом: песок налипал на пальцы и ноги, а чтобы отмыться приходилось шлёпать к морю по раскалённой земле — так себе разновидность челночного бега. Остатки крема и песка пачкали одежду, рюкзак, книгу и телефон, это выводило из себя ещё больше. К точке кипения его приближал и тот факт, что на городском пляже какого-то хуя отсутствовал душ, и Эд чесался от соли, как блохастая шавка — не отдых, а хуйня на постном масле. На этой почве Выграновский и поругался со своим товарищем по несчастью, которого всё, в общем-то, устраивало, и, почувствовав, что ещё немного, и без рукоприкладства не обойтись, съебался из отеля в вечерний город в одиночку, в ту же секунду решив, что отныне и до конца отдыха становится ночным жителем. Городишко, погружаясь в темноту, совершенно преображался: толпы туристов уходили отсыпаться, чтобы встать в восемь утра и ебашить на завтраки, море или в музеи, а местные засиживались в открытых ресторанчиках громкими компаниями, пили сладкое терпкое вино и до утра вели оживлённые беседы. Эд бы хотел к ним присоединиться, но не знал ни языка, ни местной культуры, так что предпочёл прогуляться до набережной и обратно, чтобы хоть как-то развеяться и остыть. В ушах играло что-то спокойное, на электронные биты лилась бестолковая и оттого ни к чему не обязывающая мелодия, за которой было не слышно шум моря, — но Эд никакого сожаления по этому поводу не испытывал: ветер развевал полы его дурацкой рубашки с пальмами, надетой на чёрную майку, и он, словно герой морской сказки, смотрел вдаль, на то, как тревожно мигал маяк. И всё равно чуть не обосрался, когда ему на плечо легла чья-то рука. — Извините, — на ломанном английском проговорил какой-то мужик, когда Эд испуганно вытащил из уха наушник. — Вы не могли бы мне помочь? — Мог бы, — на русском ответил Выграновский, за секунду поняв, представитель какой страны перед ним стоит. Незнакомец улыбнулся, и Эд немного поплыл — а Шаст не зря перед его отъездом советовал не забывать носить панамку, напекло ведь! Надо было Тоху с собой брать, конечно. — Здорово, вы местный? — Не-а. — Тогда как можете помочь? — Скажи, чё такое, и узнаем. — Просто так поможешь? Выграновский кивнул. — Служба спасения, оператор Эд, я Вас слушаю. — Что ж, служба спасения, спасите-ка Арсения. Эд фыркнул и, окончательно сняв наушники, сунул их в широкий карман шорт. — Опишите Вашу проблему. * — У меня на море постоянно сгорает нос, — морщится Арсений. — Хожу будто бухой. — У меня сгорает всё. Терпеть не могу море. — Это ты просто с правильной компанией не отдыхал. Эд чувствует себя так, будто только что взобрался на самый верх американской горки и собирается разрешить приковать себя к сидению и спустить на скорости девяносто километров в час. А это всего лишь флирт — когда такое было? — Это намёк? — всё же решается он. — Может быть. Арсений мягко улыбается, и Эд, сжав пальцы в карманах в кулаки, сипит: — Что ещё говорит этот Иван Алексеев в твоей книге? — Во-первых, книга теперь твоя, а не моя, — подмечает Арс. — А во-вторых, говорит, что бывают копии нашего мира. Бессчётное количество одинаковых вариантов развития событий. Вместо всего того, что мы напридумывали, где-то ты так же пришёл ко мне в магазин. Ты правда заглянул за книгой? — Нет, — Эду не хочется врать, хотя это было бы резонно — нечасто кто-то так в открытую решается дать понять, что просёк его пиздёж. — Я так и думал. Вот, в одной из копий нашей планеты я точно так же запал на тебя ещё в тот раз у метро и всё думал, кто из нас первый решится познакомиться. Сегодня я встал с полной уверенностью, что это буду я, но чуть не выронил из рук скотч, пока ты проходил мимо витрины, и решил, что это плохая идея. А потом ты и сам знаешь. — Я, в таком случае, тот ещё идиот, раз так тормозил, — бормочет Эд. — В любой из вселенных. — Это поправимо. Эд останавливается: они в одном из пустынных дворов, и далёкий фонарь едва освещает лицо Арсения, которого Выграновский тянет к себе за рукав пальто. Не такая уж и плотная у него подкладка — Арсений напиздел. — Поправимо, — соглашается Эд. Интересно, в какое мгновение их вселенная превратилась в ебучий сериал по первому каналу? Только если этот первый канал не гомофобен, хотя такой вселенной наверняка не существует. Арсений смотрит на него спокойно и мягко улыбается, и Эд чувствует, как сердце предательски ускоряет ритм. (Доехав до конечной, Эд сразу повёл Арсения домой и выдал ему чистую одежду — огромную футболку и штаны, которые Арс едва натянул на свои красивые бёдра. Эд впервые поцеловал его через полтора месяца знакомства — на этой же хате, в той же одежде.) Выграновский с облегчением думает, как удачно Арсений снял очки. (Арсений, стоя за кулисами на одном из концертов Скруджи, долго думал, в какой момент его жизнь свернула не туда, но не мог перестать улыбаться. У них было не так много времени, чтобы проводить его наедине, — концертные туры не совпадали, — поэтому прятаться по углам при любой возможности быстро стало привычным делом. Арсений по-прежнему обожал гримёрки и скептически относился к чужому творчеству; впрочем, не мог отрицать — в такую жесть сложно не влюбиться.) Можно придумать бесконечное количество причин, почему этого не нужно делать. (В школе шутили, что Эдя совсем свихнулся на своём новом друге, а учителя были донельзя довольны: с его появлением Эд стал гораздо лучше успевать — но, к сожалению, ещё чаще драться с ребятами. Потому что нехуй было называть его пидором: совсем необязательно быть геем, чтобы любить Арсения.) Например, они в северной столице гомофобной страны, а тёмные дворы никогда не были безопасными. (Эд ни разу не пожалел, что познакомился с Арсом: ни через полтора часа, пока тот действительно стонал его имя куда-то Выграновскому в ключицу — тёмная подсобка, отдалённый шум музыки, быстро нагревающаяся комната и уже давно разгорячённые они, — ни через полтора года. В этой галактике осталось ещё несколько мест, откуда по-особенному видно звёзды, а когда и они закончатся — Эд с Арсением прыгнут в другую.) Но Эду, в общем-то, плевать. (Они невероятно бесили друг друга на протяжении нескольких лет, и Эд ни за что бы не признался, что волновался за Арсения каждый ебучий выход: как никак общая угроза жизни — лучший клей любого коллектива. В итоге шутить про отношения Арса и Эда стало любимым занятием всей их пизданутой команды. Выграновский готов спорить, что Антон и вовсе когда-нибудь напишет об этом стэндап.) Он наконец достаёт так и не согревшуюся ладонь из кармана и, прямо в перчатке без пальцев, тянется к лицу Арсения. (Эд и не знал, что море можно так полюбить — и не важно, что влюблялся Выграновский не в него, а в Арсения, просто поздно понял. Впрочем, не так поздно, как мог бы — секс на пляже оказался не только вкусным коктейлем, но и довольно романтичной идеей, предполагающей продолжение по пути в съёмную квартиру Арсения и в ней самой. Знакомство на пляже и вовсе привело их — вместе — к планированию следующего совместного отпуска, уже из Питера.) Эду впервые приходится встать на носочки, чтобы кого-то поцеловать, и Арсений улыбается ему в губы, прикрывает глаза, целует в ответ нежно и совсем бесстрашно, словно забывая, где они. Кончик его носа холодный, и Эд, отстраняясь, наконец поправляет его чёлку. — Это мой дом, — Арс машет рукой в сторону одного из подъездов. — Зайдёшь? Эд активно кивает головой и целует Арсения снова. Отодвигается в этот раз быстрее и сам идёт к нужной металлической двери. В ванной, пока Арсений разогревает им еду, оставшуюся со вчерашней доставки, Эд пишет Антону: «Ты был прав». И: «Я его засосал». И: «Всё хорошо». Он вырубает телефон, и весь оставшийся вечер они с Арсением проводят бок о бок на диване, болтая до хрипоты — Эд ещё несколько раз его целует, просто потому что может. В этой вселенной, как и в множестве прочих, у них действительно всё хорошо: и сегодня, и завтра, и через год. На остальные расклады Эду попросту поебать.