Белые росчерки

Поводя плечами и незаметно для, казалось бы, всего мира за достаточно хлипкой деревянной дверью морщась, Вергилий принужденно медленно снимает с себя одежду — несуществующая боль от заживших уже повреждений разъедает кожу спины с каждым движением, с каждым прикосновением ткани, от чего ему требуется несколько долгих минут, прежде чем собственная иллюзия развеется под напором реальности, и он с некоторым интересом всмотрится в собственное отражение. Искаженное отражение. Расчерченное двумя рванными полосками шрамов. Белеющими линиями воспоминаний о том, что было долгие годы назад, и реальностью, что не позволяла всецело соотнести себя и собственное отражение как нечто целое. Лишь как сломанное — поджимает он губы, противореча самому себе, достаточно небрежно, даже как-то раздраженно скидывая одежду рядом с умывальником, и отворачиваясь в сторону душевой кабинки, где уже долго шумела вода. Он уже увидел все, что собирался.

***

Хотелось рассмотреть поближе и, возможно, даже прикоснуться. Не столько утоляя любопытство, сколько убеждая себя в том, что Данте не мерещится. Но это был именно тот редкий случай, когда проблема стоила игнорирования с его стороны — взгляд задерживался на спине Вергилия не более чем на несколько мгновений, когда тот, весьма редко, выходи из душа в одних штанах; когда старший из близнецов застывал буквально на секунды, в задумчивости подняв или опустив голову, Данте старался уцепиться взглядом за что-нибудь постороннее. Охотник старался не зацикливаться на возможных мыслях брата. И на иррациональном, едком и липком чувстве, что было сродни вине, про себя оправдываясь тем, что брат не хотел, чтобы его поймали. Получалось откровенно дерьмово, потому что… Да потому что падание обернулось сначала изломанными, а после и вырванными крыльями! Было больно до цветных кругов перед глазами — ощущение странное, такое запоздалое, что хотелось завести руку себе за спину и убедиться наверняка, что рубашка не начнет сейчас липнуть к спине из-за вытекающей в обилии крови. Металлический запах оседает на языке, и вовсе спутывая беспокойное сознание. Не сразу получается понять, кому именно этот призрак принадлежит. От осознания проще не становится, остается только укусить старшего за губу, намеренно провоцируя Вергилия на хоть какие-то действия, даже в виде кусачего ответа, болезненно впившихся в предплечье пальцев или сощуренных в немом раздражении глаз. Лишь бы отвлечь. Кого именно — не иначе как задача со звездочкой, к которой нет ни процесса решения, ни конечного ответа. Только крайне емкая подсказка, что последующее падение будет еще более болезненным для обоих.