Лужа

      Я не считаю себя бессердечной, но после школы (особенно когда экзамены на носу) лучше меня ни о чём не просить. Об этом не знала старуха у моего подъезда. Она была мне незнакома, в этот район мы переехали совсем недавно. Старуха придерживала дверь, чтобы та не закрылась на магнитный замок. Я аккуратно протиснулась мимо старухи в свой подъезд, и мы встретились взглядами. Её бесцветные глаза смотрели как будто вопрошающе, с надеждой. Я отвернулась и пошла дальше, но поняла, что зря посмотрела ей в глаза. Потому что она меня окликнула:       — Дорогуша, помоги…       — Чего хотели? — ответила я неохотно.       — Там мой сын лежит…       — Где?       — Там, — она показала жёлтым своим пальцем на детский городок во дворе.       Я вернулась на крыльцо. Городок был шагах в тридцати. Бегали и прыгали дети по лужам; в последнюю неделю небо превратилось в одну огромную душевую лейку, хорошо хоть сегодня дождь перестал. Я поправила чёлку (она часто сбивается), присмотрелась к городку и никакого лежачего тела там не увидела.       — Там никого, — сказала я. — Если бы там кто-то лежал, мелкие бы рядом с ним не играли.       Я проскользнула обратно в дом и вошла в свою квартиру напротив подъездной двери. Старуха осталась придерживать дверь подъезда и лишь проводила меня взглядом. Родители были на работе. Я села за уроки, но как бы ни пыталась сосредоточиться на предстоящих экзаменах — ничего не получалось. Время от времени я подходила к дверному глазку и наблюдала за старухой.       Она простояла там полчаса, переминаясь в своих тапках с ноги на ногу; почему-то только сейчас я сообразила, что она сама и не может до городка дойти, ведь там лужи. Я наконец сжалилась; надела кеды и вышла, хоть и не люблю возиться с выжившими из ума. А вдруг там и правда её сын? Валяется пьяный, может, где-нибудь под кустом, совсем невидимый, и студит лёгкие в сырой траве. Дядя моего знакомого так и умер…       — Давайте я гляну, — сказала я ей, подойдя сзади.       Старуха вздрогнула.       — Там мой сын…       — Ага.       Я подошла к городку; мелкие всё резвились в своих цветастых резиновых сапожках.       — Вы никого тут на земле не видели?       — Не-а!       Я осмотрела все кусты вокруг: никого. Пора было возвращаться, но перед уходом я зацепилась за отражение лужи, чтобы поправить чёлку. Чёлка никак не ложилась, и моё собственное отражение показалось мне странным. Я наклонилась ниже, чтобы получше рассмотреть своё лицо. Оно казалось мне длиннее, чем должно быть… Я тут же плюхнулась на задницу — в луже было не моё лицо!       Меня словно током дёрнуло. Мелкие засмеялись надо мной. Я судорожно подползла к луже, и снова заглянула в неё. Присмотрелась и поняла, что это было не отражение, а чьё-то настоящее лицо. Бледное и застывшее.       Я быстро оглянулась в сторону своего подъезда; старуха стояла там, всё также придерживая дверь, но на этот раз улыбалась и кивала в мою сторону. Дрожащими руками я набрала скорую и полицию…       Оказалось, что сына своего старуха закопала в городке неделю назад. Сын избивал её, отбирал пенсию и частенько валялся в этом городке напившийся. Так же было и в ту ночь, перед тем как старуха вышла с лопатой, забила до смерти и закопала своего сына. Безработного алкоголика никто не хватывался, кроме его собутыльников, да и те не сильно его искали. Пошли дожди, почву размыло — так я и увидела труп впервые в жизни.       — Там мой сын, — отвечала она на все вопросы фельдшера; старуха словно забыла другие слова.       А я никогда не забуду лицо той старухи, перед тем как её забрали. Она улыбалась мне какой-то садистской улыбкой, от которой я леденела; но вместе с этим она и рыдала.       Ещё много ночей мне снились кошмары с этим вздувшимся бледным лицом в луже. Казалось, после того случая я должна была стать более недоверчивой, никому не помогать, ведь помощь может аукнуться. Но случилось наоборот: я стала чаще отзываться, чтобы помочь прохожим, даже если это были бездомные и выжившие из ума люди. Ведь они такие же, как и мы, просто жизнь им улыбнулась не с неба, а из-под лужи.