Письма.

Привет. Это мое первое письмо, и я немного нервничаю. Думаю, что будет, если оно все же попадет к тебе, глупо, верно? Думаю, ты их выбросишь, даже не прочитав. Да, глупо с моей стороны делать что-то подобное, но мне так легче, понимаешь?.. Не знаю как это объяснить, но есть чувство, словно так мы ближе. Глупо, Боже, как глупо… Я понятия не имею, что обычно пишут в подобных письмах. Они не предсмертные, нет, я думаю, что вылечусь. Мама сказала, что все будет хорошо, и я ей верю. Может, это неправильно, но я надеюсь на лучшее. Ты ничего не понимаешь, да, черт, я забыл. Уже второй день я задыхаюсь и кашляю кровью, внутри словно что-то мешает мне дышать. Когда я сказал об этом маме, она разревелась, стараясь успокоить меня. Я хочу верить ей, что все будет хорошо, но мне очень, очень больно… Кагеяма читает книгу, строку за строкой, и недовольно бурчит, когда раздается звонок в дверь. На пороге Хината, как всегда жизнерадостный, с улыбкой на лице. Тобио недовольно отчитывает парня, что тот пришел без предупреждения, но пропускает его. Шое рассматривает дом, словно впервые, хотя он здесь уже раз третий. Он пришел отдать тетради с конспектами — Кагеяма болеет уже вторую неделю, и раз в пару дней встречает солнышко, ворвавшееся в его жизнь. — Конспекты на столе. Пригласишь на чай? — парень улыбается ярко-ярко, но Тобио хмурится в ответ, головой качая. Хината уходит сразу же, в глазах его грусть какая-то, а на лице фальшивая улыбка. Но больному не до этого, а потому он выпроваживает гостя, погружаясь обратно в книгу. Сегодня я выкашлял первый лепесток. Он мешал мне дышать все это время… Это очень красивый василек. Не знал, что это твои любимые цветы, но возьму на заметку. В следующий раз я обязательно принесу их тебе, лишь бы ты скорее выздоровел. Сегодня я, кажется, слышал как плачет мама. Мне так жаль ее, но она так и не сказала мне ничего на счет лечения. Попросила признаться, но я знаю, что ты меня тогда пошлешь. А я хочу быть рядом, пусть как друг, это лучше, чем никак… Этот лепесток, он небольшой, но исцарапал мне все горло, кажется. Внутри их так много, я чувствую, что они хотят наружу. Мама пообещала рассказать мне все завтра, я жду этого, так сильно. Обязательно расскажу тебе все, Кагеяма… Кагеяма ждал следующий приход парня. Он сам не знал почему — так сильно хотел учиться или просто желал увидеть Шое. Тобио не мог сдержать удивления, и даже может разочарования. В жизни или в чем, он не знает. У Хинаты под глазами синяки огромные, вид болезненный, улыбка легкая, а в руках васильки, синие такие, темные. — Я подбирал. Они на твои глаза похожи, такие же красивые, — парень улыбается, цветы бережно-бережно в руках теребя, а после отдавая. — Ты заболел? Выглядишь не очень хорошо, — в голосе сначала нотки беспокойства вылазят, после чего тон вновь холодным становится, отстраненным. Шое улыбается слабо — так привычна стала эта отстраненность. — Нет, просто недосыпаю. А ты лучше выглядишь. В школу пойдешь? — тему легко переводит, с интересом после слушая. Они по чашке чая выпивают, и Хината в спешке убегает, ссылаясь на срочные дела, про которые он забыл. Тобио плечами пожимает — ему все равно. Позже он кашель громкий слышит, но за забором не видно, кто так страдает из-за простуды. Кагеяма решает пойти посмотреть и помочь чем, но лишь перед порогом пару лепестков васильков видит, таких же, как у него дома стоят. Решив, что это Шое такой неаккуратный, он домой уходит, так и не заметив рыжую макушку за углом чужого дома. Мама рассказала мне обо всем вчера. Оказывается это ханахаки, я и не знал. Цветы вокруг сердца распускаются, когда ты влюблен в кого-то сильно-сильно, но взаимности нет. Она у меня с рождения, и мама все ждала, когда же болезнь проявит себя. Смешно, но ты первый, в которого я действительно влюблен. Мама сказала, что ее можно вылечить операцией, но не в моем случае. Врожденный ханахаки не лечится. Сегодня я не смог заснуть, мое горло ужасно саднило внутри, я, кажется, даже расцарапал себе шею в попытках избавиться от этого чувства. Ты заметил это, так мило, боже. Спасибо за эту мелочь. Я купил твои любимые цветы, и будь уверен, этот детский восторг в твоих глазах я запомню на всю свою жизнь. Под конец мое горло стало саднить еще больше, и я понял, что скоро будет приступ кашля. Я так быстро сбежал, но тебе, кажется, было плевать. Ничего, все хорошо, я понимаю. Мама просит меня признаться, но я не могу. Мне так сложно уверять ее, что все будет хорошо, когда я понимаю, что хорошо не будет… Кагеяма каждый день смотрит в окно мельком, надеясь увидеть там рыжие волосы и яркую улыбку. Но видит лишь пустую улицу и серые дома напротив. Когда раздается звонок в дверь, парень открывает ее, думая, что конспекты принес Шое. Вопреки ожиданиям, на улице стоит девушка, одноклассница его, и тетрадь с конспектами знакомую протягивает, улыбаясь. — Ты чего здесь делаешь, где Хината? — парень хмурится, тетрадь родную все же принимая. — Он заболел, меня вместо него попросили. Это его тетрадь, все, что успел записать. — Не знаешь что с ним? — слегка недоверчиво спрашивает, взглядом ледяным сверля. — Понятия не имею. Извини, я пойду. Тобио тетрадь с родным почерком листает быстро, и посреди еще нетронутых листков синий лепесток замечает. Открывает страничку, и видит необычайно красивый, слегка смятый лепесток василька. Кагеяма рассматривает его пару минут, после бережно к себе в тайник кладя, и конспект нужный открывая… Прошла почти неделя с начала этого ада, и только вчера я кашлял так громко и долго. Я опять слышал рыдания матери, мне так сложно. Натсу упрекает меня в том, что я простуду не лечу, а мама из-за меня плачет. Так смешно и грустно, не могу. Сегодня утром мама ушла, и к вечеру вернулась. У нее выходной был, но она сама рассказала куда ходила. Врач, ее хороший знакомый согласился меня в больницу забрать и попробовать вылечить. От любви к тебе вылечить, понимаешь? Я расплакаться хотел, но у меня случился приступ кашля. Лепестков было больше, чем в прошлые разы, и я не смог ничего делать. С каждым днем мне все хуже и хуже, не знаю, смогу ли принести тебе конспект перед тем, как лягу в больницу. Я не хочу избавляться от любви, но не знаю, что делать. Это так тяжело, жаль только, что не смогу ничего сделать. Кагеяма разочарован в парне. Тобио видел Шое в школе, видел на улице, но тот его избегал старательно. Он не понимает в чем дело, когда конспект приносит та же одноклассница, и злится сильно, увидев рыжую макушку у двери. Кагеяма хотел наорать, избить и выяснить отношения, но на пороге стоял совсем не Шое. — Ты кто? — парень ошарашенно выдыхает, на девочку смотря. — Хината Натсу. Сестра Шое, — девочка сумку какую-то сжимает, неуверенно и зло на парня смотря. — Чего здесь забыла? — злость взяла контроль над парнем — самого Хинаты нет, а сестра его есть. — Не понимаю, чего братик в тебе нашел. Письма принесла. Я нашла их случайно, и подумала, что ты должен прочесть. — Ничего я не должен этому придурку. Забирай и проваливай обратно к нему, — Кагеяма прервал речь девочки, и уже хотел захлопнуть дверь, как его пнули в ногу. Парень хотел наорать на несносную девчонку, а после увидел слезы на ее лице. — Идиот. Ты просто идиот. Натсу кинула сумку на пороге, и от туда вывалилась пара листов, исписанных родным неровным почерком. Девочка убежала, и Тобио не осталось ничего, кроме как забрать себе эту сумку. Хмыкнув, и решив, что это его точно не касается, парень собрал бумажки, и кинул их на диван, после забыв про них… Сегодня меня обследовали. Сказали, что дальше запускать болезнь нельзя — цветки уже обвили легкие, и будут расти теперь внутри них. Врач сказал, что временно может убрать их с помощью операции, но так как у меня ханахаки врожденная, рано или поздно цветки окутают мое сердце и легкие вновь. Я не хочу идти на операцию, шансы на ее успех тоже очень малы. Меня еще наблюдают, а потому я пока лежу в больнице. В палате еще люди с ханахаки, их взгляд такой пустой. Они уже согласны на операцию, и мне их так жалко. Я не хочу, чтобы у меня был такой же пустой взгляд. Я лучше умру от любви, чем от операции. Врач сказал, что тогда у меня осталась только неделя. Приступы участились, за сегодня я выкашлял почти тазик лепестков с кровью. Кажется, скоро пойдут бутоны, мне об этом рассказывали. Мне так страшно, но еще страшнее лишиться этого чувства, оставив вместо него дыру… Кагеяма вспоминает о бумажках только через два дня, когда садится на них нечаянно. Достает их, и по мятой бумаге знакомых почерк читает. Глаза его все шире и шире от прочитанного. Вскоре уже слезы течь начинают, и Тобио винит себя в том, что просто так злился и обвинял парня, вместо того, чтобы выяснить все. Он смотрит на часы, и решает, что завтра же едет к нему домой. Сегодня я впервые выкашлял бутон. Он небольшой, но было так больно… Думал, я умру, честно, было настолько тяжело дышать. Врач ошибся, он не думал, что все настолько запущено. Я умру через пару дней, и уже ничего нельзя делать. Я хотя бы сохраню любовь к тебе, я рад. Мне очень тяжело дышать и двигаться, так что не могу больше писать так много, извини. Хотя, ты все равно это не прочитаешь… — Он в больнице, извини, — вид у матери никакой — ходячее приведение. Натсу стоит позади женщины, у нее глаза красные от слез, а брови хмурятся сами собой. — Извините, — Тобио слегка поник, уходя к себе. Он узнал больницу, где лежит Шое, и направлялся туда, но на месте встретился лишь с врачом. — Сожалею, Шое Хината скончался пять минут назад. Сейчас приедут его родители, а кем вы приходитесь умершему? — безразличный голос врача добивает парня, и тот молча качает головой, уходя из больницы. Если бы он узнал об этом раньше хотя бы на день… Я задыхаюсь. Думаю, сегодня я умру. Я не могу не кашлять, думая о тебе. А думаю о тебе я постоянно. Кажется, я совсем свихнулся, моя постель в слезах, лепестках и крови. Пишу твое имя каждый час, чтобы не забыть из-за чего мне так плохо. Ты стал для меня тем самым лучиком, что помогал идти дальше, несмотря на других. В волейбол, хоть и ненадолго, я вошел только благодаря тебе. Возможно, я связал бы с ним жизнь, но, увы, не сложилось. Я знаю, ты это не прочитаешь, но будь хорошим связующим, хорошо?.. Благодаря тебе я начал получать радость от каждого дня, и я рад, что умру именно из-за сильной любви к тебе, а не от рук какого-нибудь маньяка. Мама сказала, что у меня просто весна внутри. И теперь я ей верю, ведь несмотря на всю боль мне так хорошо. Она совсем расстроена, у нее под глазами синяки, и глаза красные от слез. Мне это совсем не нравится, я не знаю еще, что там с Натсу. Мама приходит без нее… Кагеяма открывает дверь, и впервые за долгое время видит лучи солнечного света. На пороге стоит Натсу, у нее глаза такие же красные, как и у него. Взгляд у нее серьезный, хотя и какой-то потерянный. — Это должно быть у тебя. Письма, он писал их и в больнице. И блокнотик. Мама не хотела отдавать, но я убедила ее, что лучше отдать тебе, — всунув в руки небольшой конвертик, девочка ушла. Парень заметил, что по ее глазам вновь текли слезы. Тяжело вздохнув, он ушел обратно в потемки своей комнаты. Вскоре все бумажки были прочитаны, остался только блокнот. Рыдая, парень открыл блокнотик. Я люблю тебя, Кагеяма Тобио, люблю. Кагеяма, Кагеяма, Тобио, Кагеяма..... Весь блокнот дальше был заполнен только его именем и фамилией. Письма и блокнот были частично испачканы кровью, где-то прилипли лепестки. Кагеяма утирает слезы, доставая тот самый заветный лепесток с тайника. Синий листочек сминается в руках, и тишина квартиры разрушается сожалеющим криком, предвещающим только начало истерики…