Чувства

      Тело будто задеревенело, взгляд опустился к полу вместе с поникшей головой. Лань Чжань надеялся, что никто не заметит его слабости и его покрасневших в уголках глаз. Было очень больно. Он будто оглох и ослеп от этого чувства, поэтому не сразу обратил внимание, что что-то ткнулось ему в грудь. Взгляд сфокусировался на маленькой коробочке, которую сжимали длинные сильные пальцы. Что от него вообще хотят? Что вообще происходит?       Чужие пальцы накрыли руку, подняли, разжали его ладонь и под напряженными взглядами, которые он не видел, вложили обитый белым бархатом куб. Мужчина поднял взгляд, встречаясь с глазами Вэй Ина, который обеспокоенно рассматривал его лицо, держа его руку в своих ладонях, а потом снова на коробку. Он что, хочет, чтобы он её открыл? Ладно, пусть так, может, это хоть что-нибудь объяснит ему. Непослушные пальцы сжали подношение, осторожно надавливая на верхнюю часть, откидывая крышку. Из глубины нежно-голубой подушки на него смотрел ободок из платины с гравировкой в виде крохотного цветка горечавки.       Сразу вспомнились те цветы, которыми мама засадила всю их террасу и сад в загородном доме. Он же ему об этом не говорил никогда. Что происходит?       — Позволишь? — тихий мягкий шёпот, в ответ на который он может только ломано кивнуть, не до конца осознавая ситуацию.       И вот чужие пальцы осторожно достают кольцо и под чужие, будто далекие голоса, аккуратно надевают на его безымянный палец. До него опять доходит очень медленно, несмотря на шум вокруг и возмущённые крики, а потом он вдруг моргает, и все снова обретает резкость и звук. Лань Ван Цзи видит, как к нему быстро движется его отец, протягивая руку, чтобы, наверное, оттащить в сторону от Вэй У Сяня, но натыкается на него, будто волна на скалу вставшую между ними. Его брат растерянно смотрит на все это, молча переводя взгляд от лица к лицу; он в шоке, а дядя пытается не задохнуться от возмущения, силясь выдавить хоть слово.       — Никогда не думал, что своими глазами увижу такой позор. — Единственным, кто не растерялся во всей этой ситуации, похоже, был только Су Миншань, который прошёлся презрительным взглядом по всей его фигуре, безмолвно стоящей.       — Ай-яй, господин Су, завидовать в вашем положении очень некрасиво, а бросаться такими словами и вовсе верх невоспитанности при вашем-то положении. Хотя о чем это я? Про вашу невоспитанность слухов больше, чем про мою собственную. И все же не завидуйте чужому счастью, имейте в этой жизни хоть каплю гордости, — Вэй Ин с его язвительным тоном мог любую, даже самую вежливую фразу произнести как самое обидное оскорбление. — А вы, господин Лань, присядьте, вдохните нормально, девочки принесут вам воды. Какой вы, оказывается, нервный.       — Лань Ван Цзи! Я требую от тебя объяснений о том, что здесь сейчас происходит, — громко и рассерженно потребовал отец, пытаясь просверлить его взглядом, но ему не давали.       — Думаю, господин Лань, объяснения в данной ситуации излишни; единственное, меня беспокоит состояние вашего сына. Вэй Ин, со вторым молодым господином все в порядке? — мягкий голос Цзян Фэн Мяня несколько разрядил обстановку, заставив большинство присутствующих перевести свои взгляды на него.       За исключением разве что Лань Чжаня, который глядел на кольцо на своем пальце, чувствуя себя сейчас таким счастливым.       Выходит, Вэй У Сянь говорил о нем? Выходит, что это предложение?       — Да? — выдохнул он ответ в ухо стоящего перед ним самой надежной защитой от внешнего мира мужчины, а потом кашлянул и повторил снова, уже правильно и твердо: — Да.       Его семья была против. Очень против. Но при этом ни дядя, ни отец даже не попытались и слова ему сказать о том, что, если он от своих слов не откажется, они лишат его фамилии, отрекаясь от него. В большем шоке, казалось, был Лань Си Чень, который заговорил с ним только тогда, когда увидел, как Лань Чжань тащит из комнаты через прихожую за собой два чемодана со своими личными вещами, пока отец идет за ним и просит одуматься, остаться дома и ещё раз все хорошо обдумать. Что нужно было обдумывать — неясно. Его уже внизу ждал его жених вместе со своим братом, который вызвался помочь им перевезти вещи и заодно познакомиться лично. Теперь за ним шли два человека, оставив дядю в гостиной с его сердечными каплями, и попеременно повторяли его имя в надежде, что он откликнется и остановится. Может, чуть позже, но точно не сейчас.       Он не ожидал, что Лань Хуань нагонит его. Не ожидал, что тот вдруг схватится за его чемодан, дергая на себя и заставляя остановиться.       — Брат, подумай, что такое ты делаешь! Он же мужчина, Лань Чжань! Что о вас подумают люди? — он крепко держался рукой за железную ручку, не позволяя сдвинуть чемодан с места, как бы Лань Ван Цзи ни тянул его на себя.       Видя, как отец тянется вслед за братом к его чемодану, мужчина поднапрягся и дернул так сильно, как мог, вырывая из цепких пальцев плененные вещи. Ему повезло, что он успел заскочить в лифт и не пустить их следом за собой, пока толстые стальные двери не закрылись. Но они все равно нагнали его в фойе, продолжая звать. Сердце разрывалось на части. Конечно, он мог сейчас бросить это все, оба чемодана, Вэй У Сяня и вернуться в квартиру, продолжая… вот только что? Страдать? Винить себя? Понимать, что в собственном доме нет понимания, потому что ты такой, какой есть? И речь не о его неожиданно вспыхнувшей любви. Снова позволить управлять собой, будто он не человек, а какой-то робот? Он вообще когда-нибудь с ними жил самостоятельно?       Лань Чжань толкает стеклянную дверь, выталкивая чемоданы вперед. Мужчина готов уже бежать, видя машину, прислонившись к которой стоят двое, но с двумя ношами по двадцать килограмм минимум каждая шибко не побегаешь, а за спиной всё ещё чужие шаги и два голоса. Он так торопится от них поскорее оторваться, что чуть не спотыкается и очень сильно радуется, когда к нему срываются навстречу, чтобы помочь. Отбирают чемодан, осторожно берут под руку, поддерживают, дают опору.       О, если бы не она в этот момент, он наверняка бы точно упал.       — Лань Чжань, стой! — брат кричит и вдруг останавливается, смотря на них, на то, как он цепляется за чужое крепкое плечо рядом. — Прошу, А-Чжань, подумай хотя бы о том, что сказала бы мама!       Это был запрещенный приём.       Глаза обжигает болью, дышать становиться тяжело, будто воздух вдруг разом весь исчез, заставляя задыхаться. Его охватывают сильные руки, которые встряхивают, заставив выпустить из рук чемодан, с грохотом падающий на землю. Ему так больно, что он начинает злиться. Очень-очень сильно злиться, и это зло едва не берет над ним верх, почти заставив закричать. Чужой шёпот в самое ухо о том, что все хорошо, что он не один и что сейчас на самом деле ничего страшного не происходит, отвлекает, сбивает гнев.       Они уже у машины, когда его отец не выдерживает. Он часто слышал, как тот на него кричал, но никогда не слышал от него такого.       — А-Чжань, прошу, не уходи! — не в полный голос, но достаточно громко. — Не уходи, как она!       Лицу становится горячо. Он некрасиво шмыгает носом, чувствуя, как чужие руки бережно заставляют сесть в машину, гладят щеки, пристёгивают ремень. Кто-то протягивает ему с переднего сидения бутылку, и он слышит холодный голос Вэй Ина, который стоит, закрыв его собой, пока чемоданы с глухим стуком падают на дно багажника.       — Господин Лань, прекращайте драму, вашего сына никто не похищает, и он лично от вас никуда не уходит! Кричите тут на весь двор, весь дом небось уже переполошили своими гонками, — Вэй У Сянь злится на мужчину перед собой, но при этом отчасти сам прекрасно его понимает. — Ваш А-Чжань уже большой мальчик, позвольте наконец ему жить уже своей жизнью, если сами не в состоянии понять, что ему нужно. Он позвонит вам, как только мы доедем, а пока идите с сыном в дом и выпейте-ка оба успокоительного.       Мужчина открывает дверь и садится, давая команду водителю трогаться.       Лань Ван Цзи и правда звонит. Они сидят в гостиной, в которой он в прошлый раз не был, на мягком удобном диване, и его руку ободряюще сжимают. Он вслушивается в гудки и неясно, чего боится больше: что звонок примут или отклонят.       — Сын? Лань Чжань? — слышится наконец из динамика, и он сначала кивает, а только потом вспоминает, что его, кроме сидящего вплотную к его боку жениха и его брата, никто не видит.       — Мгм… — горло пережимает, и он беспомощно переводит взгляд на Вэй Ина, который здесь, рядом, и понимает его, осторожно отбирая телефон из судорожно сжимающихся пальцев.       Говорит по большей части как обычно отец, задает вопросы, опять просит вернуться, спрашивает его про работу, но все его попытки надавить разбиваются о твердый голос Вэй У Сяня, который спокойно отвечает вместо него, будто читая мысли, проносящиеся в его голове. Главе семьи не нравится разговаривать так, но иначе никак и не получилось бы или, вернее, получилось бы как обычно. Он бы говорил, а Лань Чжань просто слушал, крайне редко односложно отвечая.       Постепенно, со временем семья успокаивается. Они все ещё до конца не могут принять то, что он живет с мужчиной и что этот мужчина его будущий супруг, но тему эту никто не поднимает больше. Их компании начинают в итоге сотрудничать, потому что Лань Ван Цзи хочет вернуться к своим обязанностям, и Вэй Ин это поощряет, несмотря на беспокойство, что с ним может что-нибудь случиться. Он сам уверен, что точно не случится, потому что всем наконец очевидно его счастье.       Мужчина правда счастлив, и для этого ему достаточно одного человека, который понимает его с полуслова, а иногда и вовсе без слов.       Церемонию провели в начале сентября, когда воздух уже не душный, но и не слишком холодный. Для этого они оба поменяли документы и переехали в Тайбэй, где Вэй Ин купил ещё один таунхаус, потому что без собственности на территории у них бы точно возникли проблемы с подтверждением брака, а их оба хотели меньше всего. Сама церемония была довольно скромной, но красивой, с минимумом гостей и шума. Они даже не остались на фуршет, уезжая почти сразу как появилась возможность. Он успел только увидеть улыбающихся отца и дядю, которые о чем-то увлеченно разговаривали с другими гостями, и брата, который, как ему казалось, очень сблизился с Цзян Ченом в последние пару месяцев.       В тот же день они вернулись в Шанхай.       У Лань Ван Цзи было одно незаконченное дело, и только один человек мог помочь ему с ним справиться. Мужчина не спрашивал его, уверен ли он, когда они ехали в тишине по вечернему городу. Ему вообще у него ничего спрашивать было не нужно, потому что он понимал его лучше чем кто-либо. Машина остановилась на почти пустой парковке перед высоким кованным забором.       Они вошли в ворота и неспешно брели по территории. Его холодные пальцы сжимали чужие, горячие, разгоняя неуверенность и сомнения. Теперь им нет места в его голове. Остановились они только тогда, когда перед ними показалась новая витая ограда с маленькой калиткой, которая открылась с тихим скрипом, пропуская их внутрь. Оба опустились на колени на ещё зеленую траву.       — Привет, мама… — силясь справиться со спазмом в горле, прошептал он, сидя перед мраморной табличкой.       Вэй У Сянь осторожно положил перед ней пухлый, аккуратно упакованный в нежную тонкую голубую бумагу букет из горечавок и ободряюще ему улыбнулся.       Они оба говорили с ней дальше без слов, но верили, что их обоих она обязательно услышит.       Это был первый раз, когда Лань Ван Цзи приехал на могилу матери, чтобы наконец её отпустить. И он был не последним потому, что теперь у него был тот, кто мог бы держать его за руку в этот момент. А без того не было и смысла.