Музыкальный класс

Последний урок подошел к концу, как и терпение учителей, кои до потери сознания наставляли учеников, а потом с облегченным вздохом заканчивали занятия. Тсубаки терпеть не могла учебу, только ей приходилось изучать эти чертовы схемы, предметы и дроби. Всего лишь для того, чтобы повысить успеваемость в школе. Старшее поколение так нахально утверждало, что без знаний математики — ты никто. Потерявшись в своих раздумьях не о чём, подобно морю, в котором недавно раскололся очередной айсберг и пошёл ко дну, Тсубаки всё же покинула мертвый класс. Она не ощутила, как совсем утратила счёт времени. Долгожданный звонок, который ненавидели многие ученики и так же учителя, прозвенел ещё минут десять назад, но при этом осознание этого только сейчас посетило голову девушки, которая вела размышления совсем о другом. Коридоры пустовали, словно одинокие тропы в лесу, в которых мимолетно мог пробежать мелкий зверек, не больше. Неудивительно, ведь все ученики толпами спешили поскорее уйти с учебного заведения. Время от времени до девушки доходили шаги — стук туфель о холодный пол, точно идёт учительница. Дотошные белые стены, от одного вида на них Савабэ поморщилась, подкинув красный рюкзачок на плечах. Длинный коридор, по сторонам которого разбросаны кабинеты. «Чем-то напоминает больницу…» — подумала про себя шатенка, впервые за девять лет учебы заметив такую мелочь. Косей после смерти Каори так и не оправился, даже иногда ей доводилось видеть, как пианист плачет, головой облокотившись о рояль, выплескивая всю боль на гладкую поверхность инструмента. Смятый клочок бумаги с нотами валялся у самого носа брюнета, последний заход солнца забрал с собой все воспоминания за день, а лучи падали за горизонт, затягивая с собой красные блики солнца с очков. Горькие, прозрачные капли сами лились с глаз, непозволительно много и сильно. Словно включенный кран, который наполняет вазу ледяной водой, а потом в этой вазе, при должном уходе, распустятся бутоны весенних цветов — тюльпаны, обязательно распустятся, украшая чью-нибудь полочку или столик. Музыкальный класс был тихим, напоминает лесную глушь, только намного тише. Именно по этой причине легко услышать всхлипы парня, которые Арима со всей силы старался подавить. В такие моменты она не не желала его тревожить — всем бывает плохо и больно, и это нормально. Хотя от такого зрелища и ей становилось не лучше. Даже спустя месяц, два — он не прекращал играть на фортепиано. Каждый день, после уроков, всегда приходил в музыкальный класс и играл. Все эти мелодии, звуки, которые переливались с собой и создавали что-то дивное — это всё было лишь для Каори, и никогда для Тсубаки. Она буквально терялась в её тени. Каори просто затмила Тсубаки, и все пятнадцать лет дружбы ушли в никуда. Гребанные пятнадцать лет поддержки и долгой дружбы скрылись за спиной блондинистой скрипачки. Тсубаки и сама понимала, что Каори вовсе не виновата. Она уважала её как подругу, личность, скрипачку и девушку, любившую жизнь. Но иногда, особенно ночью, мысли не прекращали бить в голову, напоминая о том, что Косей уже давно ей не друг. Она была всегда лучше Тсубаки в глазах Косея. Каори держит смычок и скрипку так уверенно, что позавидует любой профессиональный скрипач. Она никогда не боялась выступать на сцене так, как хочется ей, нарушая все правила и ловя на себе косые взгляды жюри. Каори могла без проблем сыграть минорную и мажорную гамму, рассказать все правила игры и перечислить все интервалы без единого запинания. Всего, чего не умела Тсубаки. Тсубаки вечно наблюдала за тем, как эти двоя готовятся к конкурсу, а потом Косей, как всегда, проводит Каори и обязательно заглянет в кондитерскую её родителей. Даже на уроках, они говорили о том, в чём никогда не разбиралась Тсубаки. Девушка без проблем могла поговорить с Ватари об очередной победе в софтболе, а тот, в свою очередь, расскажет, как толпа фанаток поддерживала его на матче. Она могла высказать ему всё, что думает о спорте, но никогда о чувствах и переживаниях. Даже фальшивый роман с Сайто, законченный в прошлом месяце, не облегчил её чувства к Ариме. В тот день, когда она увидела Каори, мокрую от головы до пят, в футболке Косея, её самообладание рухнуло так же, как и тяжёлые книги с пыльного фортепиано. Мысли о своей ненужности и незначительности лишь усилились, и продолжают это делать со скоростью света. А вот, совсем недавно Савабэ даже попробовала сесть за фортепиано, и попросить у Косея несколько уроков по игре, на что он, конечно, возразил недовольным взглядом и отказом. Теперь её друг даже не отвечает на сообщения и звонки, а когда она приходит к нему домой — его вежливость кончается на приветствие. Больше он не проводит её до дома, и во время соревнований по софтболу не занимает место главного болельщика. Между ними повисло такое равнодушие, будто они никогда не были знакомы, и все их долгие отношения друзей превратились в пепел, теряя свою значительность на похоронах Каори. Шатенка продолжала спускаться по лестнице, направляясь в болезненном направлении — музыкальный класс. С каждым шагом к классу всё отчётливее слышалась игра. Будь здесь Каори — она бы моментально узнала, что это за мелодия, и с криком ворвалась бы в кабинет, осуждая Косея за то, что он играет слишком простую мелодию Шопена. В голове Тсубаки прокрутила пару раз мысль о том, что, возможно, тревожить его не стоит, и можно просто обернуться и пойти домой. Сквозь дверную щель пробирались ноты, слитые воедино. Словно пение птиц по утрам — каждый воробей подпоет другому, и выйдет природная песня маленьких пташек, на своем, далеком от обычных людей языке. Несмело отперлась дверь, и неуклюжие шаги девушки нарушили тихую идиллию, прерываемую лишь стуком клавиш и мелодией рояли. Стены отталкивали звуки от клавиш, разбивая их по комнате. Каждая нота была отчетлива слышна. Грустная, печальная мелодия, играемая парнем с такой нежностью и легкостью разлеталась по кабинету, забивая любой одинокий уголок комнаты шумом. Длинные и ухоженные пальцы пианиста касались каждой клавиши. Касались так, словно он гладил маленького котёнка по голове — ласково и аккуратно, боясь повредить покрашенное в белый дерево.