«Call me daddy»

Чонгук был в ярости. Он крушил все, что было на его пути: опрокидывал столы и стулья, разбивал хрустальные стаканы о стены, рвал на себе волосы, курил сигарету за сигаретой, не давая лёгким насладиться свежим воздухом. Он не хотел соулмейта. Он не хотел этой чертовой связи. Теперь он уязвим. Теперь он уже не всемогущ, как был прежде. Соулмейт – непосильная ноша для него. Почему? Все просто. Теперь, если люди заходят навредить Чонгуку, то они могут воздействовать на Чимина, как психологически, так и физически, Чон будет испытывать идентичные эмоции и чувства. Чонгук ненавидел соулмейтов, всегда хотел истребить их. Любовь и соулмейты – наиглупейшее проявление слабости. Таковы были мысли Чонгука на этот счет, и он думал, что он прав. Чимин же наоборот – всегда хотел встретить своего человека, предназначенного ему самой судьбой. Он мечтал о воздушной нимфе, доброй, с прекрасной душой девушке, что смогла бы покорить его сердце своим чистым тонким голосом. Или даже о парне, который бы приносил ему куриный суп, когда тот заболеет, поддерживал в тяжёлые моменты и просто всегда был рядом. Но что он получил взамен? Чёрствого, как сухарь, дьявола во плоти. Самого безэмоционального, холодного, сурового и равнодушного человека на всем белом свете. Теперь Чимин не хочет себе соулмейта, он теперь вообще не хочет ничего. Он едет в какой-то машине. Голова раскалывается, его тошнит. Скорее всего, у него сотрясение, но ему все равно. Ему все равно куда, зачем и почему его везут. Он потерял самого важную и значимую фигуру в своей жизни – отца. Он не смог уберечь его, не смог вовремя застрелить этого чертова Чонгука, а ведь мог, да только рука дрогнула в неподходящий момента, да и мысли крутились ураганом в голове, что было совсем некстати. Нет, он бы не убил. Чимин бы не смог. Слишком добр, слишком мягок, ещё не видел насколько жесток этот мир, до этого злополучного вечера. Блондин приподнимает воротник рубашки и опухшими от слез глазами читает: «Чонгук» Кричит, но голоса нет – сорвал. Плачет, но слез нет – иссякли. Дышит, но воздуха нет – он мертв. Хочет вырезать это проклятое имя со своей ключицы, да только ножа нет. Начинает царапать надпись ногтями до крови, сдирает кожу в кровь, и острая боль, словно тысячи кинжалов, пробегает не только по его телу, но и по телу его соулмейта. Чимину безразлична собственная пытка. Он хочет, чтобы этот подонок, что убил его отца, прочувствовал все на своей гнилой шкуре. И это работает. Чонгук не понимает, что происходит: его запястье истекает кровью, а в тело будто залили яд. Пытается растворить странные чувства в алкоголе. Пьет как в не себя. Виски приятно обжигает горло, дурманит разум, освобождает голову от неприятных мыслей, а тело от ноющей боли. Машина остановилась у небольшого здания. Водитель вышел из автомобиля и открыл дверь Чимину. – Парень, выходи, у меня нет времени с тобой сюсюкаться. – он вышвырнул его из салона и повел к двери. Чимин сумрачно оглядел окрестности и стал ожидать дальнейшего развития событий. Шофер, трижды постучав в дверь, крикнул: – От Чонгука! - и вернулся в машину, скрываясь за горизонтом. Отворившаяся дверь явила собой темноту и едва различимый силуэт девушки. – Проходи, – кинула она, возвращаясь вовнутрь помещения. Чимин аккуратно вошёл и огляделся вокруг: красные стены, черные полы, много картин, много женщин и парней, запах алкоголя, сигарет, пота и похоти. – Ты ничего такой, – усмехнулась девушка, затягиваясь сигаретой, – в который раз убеждаюсь, что у Чонгука отменный вкус, меня кстати Мей зовут, пошли за мной. Мей была хороша собой: длинные черные волосы, худые ноги в чулочках, пухлые губы, острые скулы, большие глаза и осиная талия делали из нее модель с обложки какого-то журнала. – Где я? – Милый, ты в борделе, добро пожаловать, – заливисто засмеялась она, наблюдая за отчаявшимся выражением лица парня, – пойдем, я покажу тебе твою комнату. Не дожидаясь его ответа, она двинулась вперёд по коридору. Жадные взгляды пожирали Чимина. Девушка, проходящая мимо него, аккуратно провела ладонью по паху блондина, кокетливо подмигивая. Чимин же совсем опешил от таких действий, даже не заметил, как дошел до конца коридора. – Вот твоя комната сладкий, сегодня отдыхай, а завтра начнем работать, споки! – чмокнув парня в щёчку, она скрылась в одном из помещений под громкую музыку. Комната была небольшая: односпальная кровать, тумбочка, ванная комната, книги, цветок и окно. – Ахахаха, это же сон! Точно, мне это все снится! Как я не додумался до этого раньше! Вот же глупец! – истерично засмеялся Чимин, – надо себя ущипнуть. Пак со всей силы защемил кожу меж двух пальцев. Не помогло. И снова, и снова. Все тщетно... На теле оставались небольшие синяки, но его это не останавливало. Его снова начали душить слезы обиды, боли, ненависти, отчаяния, страха и боли. Он снял с себя ненавистный пиджак, падая на кровать звёздочкой. Почему он тогда не смог выстрелить? Почему не проявил напористость, потерял голову? Она, кстати, все так же болела. Вскоре Пак провалился в свои мысли настолько, что даже и не заметил как заснул. Чонгук в это время не спал. Нет, нет, нет. Выпивает очередной стакан виски и кидает его о стену. – Не хочешь расслабиться, малыш? – к нему подсаживается красивая иностранка, с вызовом смотря в глаза. Без всяких слов хватает ее за руку и ведёт в вип-комнату. Да, ей нравятся такие парни. Не церемонясь, кидает девушку на кровать, а она возбуждено улыбается. – Раздевайся. – приказывает ей Чонгук, а она послушно стягивает себя обтягивающее платье, а следом за ним и нижнее белье. – Меня зовут Сайли, а как... – Мне поебать, как тебя зовут. – прервал ее брюнет, но та ни капли не расстроилась, лишь больше возбудилась. – Соси, – приказал ей Чон, а Сайли словно зверь набросилась на него, громко звеня бляшкой ремня. Она сбросила штаны и боксеры парня к его ногам. Но перед тем как начать свое дело, Сайли захотела подарить ему свой поцелуй, за что получила звонкую пощёчину и слезы от боли в придачу. – Даже не смей, поняла меня? – он больно схватил ее за подбородок и грозно посмотрел в глаза, – делай свою работу, сучка, ты же за этим ко мне подошла. – Чонгук намотал ее длинные волосы на свой кулак, и без зазрения совести засунул свой возбуждённый член в рот к девушке, получая табун мурашек по коже. Ему было абсолютно пофиг, что Сайли неприятно: корни ее волос болят из-за сильного натяжения, горло содрано в кровь, а весь макияж поплыл ,смываемый потоком слез. – Ну что ты, детка, не плачь, сейчас я и тебе сделаю хорошо, – он мило улыбнулся уставшей до смерти девушке и вытер слезы большим пальцем руки. Чонгук поворачивает Сайли к себе спиной и грубо толкает ее в кровать. Рукой надавливает на шею, чтобы не рыпалась, спина прогнута, попка вверх. Не стесняется, со всей силы бьёт по женским ягодицам, оставляя там след от большой ладони, девушка громко вскрикивает, от чего Чон снова бьёт, только уже по другой ягодице. Резко входит, не спрашивает разрешения. Громкий стон и шлепки тел друг о друга заполняют комнату. У Чонгука бешеный темп, входит полностью во всю длину, по основание, что Сайли приходится по душе. – Е-ещё немного, я сейчас... – томно застонала девушка. Сделав, ещё несколько толчков, Чонгук выходит, изливаясь на спину Сайли. – Ты просто божественен. – Знаю. Пытается встать, неожиданно запястье начинает жечь, словно лезвием провели. Боль не тупая, резкая, по всему телу бьёт: по голове, по сердцу, лёгким, печени. Брюнет чувствует боль каждой клеточкой тела. Чимин просыпается не от пения птиц и не от лучей солнца, играющих с длинными ресницами парня, а от рези во всем теле – начиная от корней волос, заканчивая кончиками пальцев. От такой боли хочется умереть. Оба не понимают чем это вызвано ,и хочется выйти в окно, лишь бы не чувствовать ничего. – Что это за херня?! – кричат в унисон два голоса из разных уголков города.