намджуни-хён:
… Я буквально только что собирался тебе написать Какого чёрта ты так хорошо знаешь мой цикл?
Чон Чонгуки: ; D я уже вышел- Даже спустя два года ездить по Сеулу на велосипеде — всё ещё то, чем Чонгук не любит заниматься. Особенно, когда идёт дождь в течение нескольких дней и луж грязной воды в изобилии. Но так намного быстрее, чем ходить пешком (и дешевле, чем на метро), и Чонгук не хочет тратить время на то, чтобы добраться до Намджуна. Тем более, он может просто принять душ у Намджуна и одолжить кое-что из одежды. Если бы ему не нужно было чистить велосипед, он даже не пытался бы избегать луж. Пятнадцать минут усиленного кручения педалей спустя, Чонгук подъезжает к дому Намджуна в мокрых кроссовках и грязных джинсах. Он вытирает свой велосипед как можно лучше, прежде чем войти внутрь, но местный все еще бросает на него странный взгляд, когда он вкатывает его внутрь. Чонгук опускает голову, чтобы избежать его взгляда, и продолжает двигаться к лифтам. Он ни за что не оставит его снаружи, рискуя, что его украдут. Добравшись до двери Намджуна, он сбрасывает кросы и закатывает мокрые джинсы. Он стягивает мокрые носки и засовывает их в кроссовки, когда дверь открывается. Видеть Намджуна после течки не в новинку, но это всё равно продолжает ударять Чонгука вспышкой молнии. Из того, что он помнит с уроков в старшей школе, течка обычно приводит к болезненной бледности кожи омеги, но цвет лица Намджуна — сияющий золотисто-коричневый. Он одет просто — в старую белую футболку и серые спортивные штаны — и он не должен был полностью восстановиться, но он стоит в дверном проеме, словно модель. — Хён, — Чонгук с благоговейным трепетом смотрит на старшего. — Семнадцать минут — это рекорд, — говорит Намджун, бросив взгляд на телефон. — Кому-то очень хочется, — он легко смеется. — Да, можно и так сказать, — отвечает Чонгук, рассеянно теребя пробор волос. Намджун опускает взгляд на ноги Чонгука. — Хочешь сходить в душ? — Он заходит внутрь, впуская Чонгука. — Хммм, ага, думаю, я просто сполосну ноги. — Я принесу тебе треники. Ты знаешь где душевая. — Намджун машет рукой в сторону ванной, а потом исчезает в своей спальне. Пока Чонгук ждет его возвращения, он раскачивается на пятках и медленно и глубоко вдыхает. Воздух наполнен сладким и мускусным ароматом природных феромонов Намджуна. С каждым вдохом Чонгук чувствует, как его ноздри раздуваются, а ресницы трепещут. Многие люди, похоже, не понимают этого, но на следующий день после того, как течка у омеги заканчивается, на самом деле он или она наиболее плодородны. Многие неосторожные Альфы обнаружили это на своем горьком опыте. Судя по всему, Намджун не должен был впускать Чонгука в свою квартиру одного. (Чувствует ли Чонгук себя польщенным или оскорбленным — это то, чего он до сих пор не понял.) Может быть, запах настолько силен, потому что старший не помылся слишком тщательно, так как он не планировал покидать свою квартиру сегодня. Или, может быть, Чонгук слишком чувствителен к этому конкретному запаху. Он смаковал его последние пять лет. Он плотный и тяжелый, поскольку он начинается в носу и заседает на его языке, но он также легкий и воздушный, эфемерный. Прежде, чем Намджун вернулся и увидел, что Чонгук выглядит безумно, он превращает выражение своего лица в нечто более приличное. — Я как раз собирался заняться стиркой, так что могу просто бросить твои джинсы и носки с первой партией, и они будут выстираны и высушены к тому времени, как ты будешь готов уйти. — О, спасибо, — автоматически говорит Чонгук. Он выпрямляется, когда понимает, что только что сказал Намджун. Мысленный образ его одежды смешивающейся с мокрым бельем Намджуна— — Ты в порядке, Чонгук? — Ага, я просто ненавижу грязь, — бросает Чонгук через плечо, схватив предложенные штаны, и направляясь в ванную. В безопасном одиночестве, Чонгук дает себе резкую пощечину. Независимо от того, что Сокджин любит выкрикивать, когда он проигрывает в Mario Kart, Чонгук — это не какой-то сопливый щенок, который только что испытал свой первый узел. Он может контролировать себя. Он будет контролировать себя. Когда он снимает свои грязные джинсы, он крепко сжимает свой член и бормочет предупреждение ему, прежде чем прыгнуть в душ. Когда он выходит из ванной пять минут спустя, Чонгука встречает восхитительный запах пряного чая масала. Чонгук быстро пересекает гостиную и входит в кухню. — Тебе побольше корицы, да? — Улыбается Намджун, на его лице появляются ямочки, когда он протягивает высокие стаканы. — Ага, верно, — отвечает Чонгук с улыбкой. Он обхватывает стакан двумя руками. Следующие несколько минут он ощущает себя в раю, пока медленно потягивает теплый вкусный напиток. Корица, имбирь, мед и сливки дразнят и щекочут его чувства, ненадолго подавляя феромоны Намджуна. Очень скоро чай исчез, и на верхней губе осталась только полоска сливок. — Я бы спросил, понравилось ли тебе, но у тебя на лице всё написано, — смеётся Намджун. Он делает большой глоток чая. — Насчёт еды, надеюсь, ты не очень голоден, потому что в холодильнике и шкафчиках ничего нет. Незадолго до того, как ты пришел, я заказал еды. Там много всего, что мне нравится, надеюсь, и ты что-нибудь облюбуешь. Чонгук пожал плечом в ответ. — Я всё ем. — Хорошо, — его слова противоречат его выражению лица, — Прости, я на минуточку. Чонгук смотрит, как он уходит, его голова склонилась в равной степени смущенно и любопытно, когда Намджун направился в свою спальню, а не в ванную. Чтобы занять себя, он моет пустой стакан, кастрюлю и ложки, стоящие в раковине. — Тебе не нужно было этого делать, — говорит Намджун, возвращаясь. — Я знаю. — Ну, пошли. — Намджун жестом головы указывает на диван. — Мы можем пересмотреть первый эпизод второго сезона, пока мы ждем, когда приедет еда. Намджун не знал, но Чонгук уже пересмотрел Рождественский спец-выпуск и первый эпизод второго сезона сегодня. Хотя он не против посмотреть его снова. Любовь к шоу сторонится, ведь он может просто наслаждаться обнимашками с Намджуном в течение сорока шести минут, не беспокоясь о том, что пропустит действие на экране. Когда Намджун откидывается на спинку дивана, Чонгук быстро занимает свое место рядом с ним. Намджун хихикает через нос, когда Чонгук обнимает его и прижимается щекой к плечу Намджуна. Лихорадка от течки, вероятно, спала где-то прошлой ночью, но температура всё ещё держится, оставляя кожу Намджуна приятно теплой. Жар легко проникает через его тонкую хлопчатобумажную рубашку. — Подожди секунду, — Намджун вздыхает. Он выбирается из объятий Чонгука и снова направляется в свою спальню. — Ладно, — говорит Чонгук ни для кого. Он не эксперт, но он знает Намджуна много лет, и ничего не может вывести того из себя, поэтому он понятия не имеет, в чем проблема. Намджун не объясняет, когда он возвращается. — Прости, — это всё, что он говорит с извиняющейся улыбкой. Чонгук не зол, просто немного обеспокоен. Он снова отпускает его, когда Намджун останавливает шоу и исчезает в спальне. В третий раз Намджун вздрагивает и пытается встать с дивана, но Чонгук останавливает его, положив руку ему на плечо. — Так, ладно, что не так? Намджун несколько секунд жует внутреннюю сторону щеки, хмурясь и морщась от нахлынувших мыслей. Чонгук сидит и терпеливо ждет, пока он найдет нужные слова. Намджун вздыхает и качает головой. — Да просто молоко, знаешь, — говорит он застенчиво, почти не глядя в глаза, и показывает на свою грудь. Глядя вниз, Чонгук замечает два влажных пятна на рубашке старшего. Через секунду его рот превращается из сухой пустыни в переполненную слюной. Большинство омег дают молоко только после беременности, но некоторые из них и после течки. Чонгук не знал, что Намджун был одним из таких. — Обычно это не так раздражает, — Намджун потирает затылок, по-видимому, не подозревая о внутреннем смятении Чонгука. — А что, если… — Чонгук облизывает сухие губы и прочищает горло, прежде чем продолжает. — Как насчет того, чтобы я помог тебе с этим? — Он не пытается этого сделать, его голос становится глубже, а веки автоматически опускаются. Намджун удивленно моргает. — Правда? Ты… Ты хочешь этого? Что-то в воздухе свидетельствует о сменившейся атмосфере. Это единственное объяснение, почему Чонгук вдруг почувствовал себя достаточно смелым, чтобы нарушить личное пространство старшего и прошептать: — Да. — Ладно? — Отвечает Намджун, его глубокий голос звучит мягко. В такой близости, Чонгук может видеть своё отражение в полуприкрытых глазах Намджуна. Чонгук снова облизывает губы, прежде чем уничтожить последние сантиметры пространства между их губами. Подушки из гусиного пера не имеют ничего общего с мягкостью губ Намджуна. Он просто хотел, чтобы поцелуй был быстрым. Вместо этого он продолжает наклоняться и возвращаться к вкусу этих сочных губ каждый раз, когда он пытается отстраниться. А почему бы и нет? Он так долго хотел этого, и Намджун доволен, потакая ему, если руки, сжимающие рубашку Чонгука, являются доказательством. Но Чонгук всё ещё продолжает держать себя в руках. Пока он не сошёл с ума, он отстраняется от Намджуна. Чонгук может пробежать 5 километров не запыхавшись. Он не должен дышать как загнанная собака после всего лишь нескольких минут поцелуев. Ему требуется целая минута, чтобы отдышаться прежде чем попросить Намджуна снять рубашку. Тот воздух, который Чонгук смог вдохнуть, быстро выходит из его легких, когда тонкий хлопок удаляется и грудь Намджуна обнажается — Ох… Боже мой. Решительная белая капля сочится из пухлого розового соска и медленно скатывается по золотисто-коричневым плоскостям груди Намджуна. Его разум пуст, Чонгук ловит каплю языком. На вкус оно совсем не похоже на молоко, которое он покупает в супермаркете. У него даже нет вкуса, это скорее чувство. Это комфорт, спокойствие и удовлетворенность. Желая большего, Чонгук лижет путь вверх по груди Намджуна прямо к источнику. Намджун тихо вздыхает, когда Чонгук осторожно проводит языком по соску. Чонгук берет полностью затвердевший комочек в рот и начинает сосать его. Руки Намджуна взлетают к волосам Чонгука. Глядя на лицо Намджуна слишком долго, он морщит шею и напрягает глаза, но всё равно смотрит так долго, как может. Ему всегда было любопытно, каково это, он провел много ночей, глядя в потолок и задаваясь вопросом, каково это, когда молоко высасывается из собственных сосков. Это не может быть чисто сексуальным, потому что, конечно, никто не может ничего сделать, кроме как кормить своих детей грудью. Но почти все может быть сексуальным в правильном настроении, контексте и химии и до того, как эффект связи будет принят во внимание. Чонгук отчаянно пытается держать глаза открытыми и собраться с мыслями, чтобы проанализировать смысл стонов и движений Намджуна. Тем не менее, очень скоро его голова поглощена волнами бессмысленного поиска удовольствия. — Другой сосок. Чонгук, пожалуйста, — стонет Намджун, его голос едва слышно из-за крови, шумящей в ушах Чонгука. Чонгук слышит его, но не совсем. Он слишком занят попытками высосать больше молока из соска. Он сосет еще сильнее, но безрезультатно. Руки сжимаются в его волосах, и они насильно оттаскивают его от соска, быстро перемещая его к своему плачущему брату. Чонгук сосет его с той же интенсивностью. — Прекрасно, — мурлычет Намджун, поглаживая спутанные волосы Чонгука. Что-то вспыхивает внутри Чонгука, и теперь он желает похвалу Намджуна так же, как и свое собственное удовольствие. Тление в его животе говорит ему, что всё хорошо, но может быть намного лучше. Вскоре молоко снова заканчивается. На этот раз Чонгук без труда оторвал свой рот от разгоряченной кожи Намджуна. Он хочет сесть прямо, но проскальзывает вперед, ударяясь лбом о Намджуна. Боль пугает его, дает мгновенную ясность, но он не отстраняется. Они оба просто пялились друг на друга, их горячее дыхание смешивалось и щекотало лица друг друга. С каждой секундой в штанах Чонгука становятся всё тяжелее и горячее, пока пульсация не становится почти болезненной. Медленно — очень медленно — он толкает свой таз вперед. Когда его промежность встречает такую же твердую выпуклость, ангелы поют. Он прикусывает губу и делает это снова. И еще раз. Его глаза не отрываются от Намджуна, пока он осторожно двигает бедрами, высматривая любые признаки дискомфорта или отказа. Он ничего не получает. Хор ангелов становится громче, когда Намджун отвечает тем же. Ободренный, Чонгук наклоняется и вновь знакомится с губами Намджуна. Трение от их соприкосновения хорошее, но что было бы лучше — намного, намного лучше — Он не может. Нет. Он может. И он должен. Он не должен. Почему нет? Он хочет. И Намджун хочет. Ни один из них не произнес ни слова в течение нескольких часов, но они не нуждаются в словах. Желание этого ясно видно в руках, сжимающих рукава рубашки Чонгука, в бедрах, сжимающих бедра Чонгука и фиксирующих его на месте. Так было бы намного, намного лучше. Для обоих. Это было бы… Как это может быть неправильным? Его пульс участился, Чонгук вырывает правую руку из рук Намджуна и нащупывает пуговицу на джинсах. Несмотря на его лучшую попытку, он вынужден отодвинуться от Намджуна, чтобы получить больший доступ. — А, Чонгук-а, — жалобно стонет Намджун. Его голова откидывается на подлокотник дивана. — Хён, — мычит Чонгук. — А? — Намджун поднимает голову и лениво моргает. — Зови меня хёном, — сказал Чонгук голосом, который даже его собственные уши не узнали. Он подчеркивает свое заявление покачиванием бедер. Пальцы Намджуна прожигают дорожку вверх по рукам Чонгука и через его плечи, пока не достигают затылка. — Ладно, трахни меня, хён, — стонет Намджун, впиваясь пальцами в волосы Чонгука и резко дергая за короткие пряди. Чонгук застывает. Он проводит секунду, опасно балансируя на вершине. Он отчаянно пытается сохранить равновесие, но безуспешно. Прямо сейчас, когда он рушится через край, всё, о чем он может думать, это то, что он даже не снял свои джинсы. — А-ахх! Воздух всё ещё густой, тяжелый и горячий от их объединенных феромонов, но когда сознание Чонгука медленно проясняется, когда он приходит в себя после кульминации, его желудок опускается, когда он осознает, что он — что они — почти сделали. — Хён, я жду, — стонет Намджун, приподняв бедра, чтобы потереться о Чонгука. Плёнка все ещё закрывает его глаза, и вид его — просто еще один удар в живот. — Намджун-хён, подожди. Попытка Чонгука отойти немедленно пресекаются железной хваткой Намджуна на его руках. В этом отчаянном состоянии Намджун значительно сильнее, чем альфа, все еще шатающийся из-за кульминации. — Чонгуки-хён, я тебе не нравлюсь? — Ноет он, проезжаясь своей эрекцией по чонгуковым бёдрам. Чонгук бы подавился, если бы у него во рту была бы слюна. Хотя он только что кончил, он чувствует фантомное возрождение похоти в своем животе. Голос в глубине его сознания говорит ему протянуть руку — или рот — чтобы облегчить боль бедного Намджуна, но слушая этот голос, они в первую очередь находятся в этом затруднительном положении. Так Чонгук демонстративно игнорирует его. Но это не простая задача. — Я здесь, — скулит он, когда его пальцы впиваются в старую кожу дивана Намджуна. — Я здесь, и я хочу тебя, и ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься, и очень давно, — он глубоко вздыхает, его глаза закрываются, а голова наклоняется вперед под тяжестью его признания. Кровообращение в его руках прекращается, когда Намджун прижимается к нему, его тело дрожит, когда он отчаянно сжимает свои бедра напротив Чонгуковых. Ещё несколько капель молока сочатся из набухших сосков Намджуна, одна медленно катится по его груди. К его удивлению, Чонгук чувствует, как его член дергается и медленно затвердевает. Прежде чем он сможет снова хорошо и по-настоящему работать, Намджун замирает и падает. Требуется несколько минут, чтобы чувствительность вернулась к рукам Чонгука. В это время он наклоняется и пьет пост-оргазмического Намджуна. Его золотистая кожа красиво раскраснелась, темнее на груди и лице, светлее на шее и ушах. Пот бисеринками стекает по его лбу, пока несколько капель не скатываются по щеке. Когда он смотрит, как они текут, Чонгук получает импульс лизнуть их вместе с молоком на груди Намджуна. Он наклоняется ближе. — Чонгук. — Голос Намджуна грубый и скрипучий, но отрицать его авторитет невозможно. Чонгук соскальзывает со старшего. Он поскользнулся и едва не разбил голову о кофейный столик перед диваном. Когда Чонгук снова устраивается на диване и пытается подражать функционирующему человеку, Намджун прочищает горло и надевает рубашку через голову. Ему требуется еще минута, чтобы нарушить неловкое молчание. — Итак… Кажется, Джин-хён был прав. Я недооценивал тебя как альфу. Чонгук краем глаза бросает взгляд на Намджуна. Румянец сошел с его шеи, но лицо и уши все еще заметно покраснели. Какая-то глубоко укоренившаяся первобытная часть Чонгука радуется эффекту, который он произвел на Омегу. — Ты больше не ребёнок и… Кажется, заинтересован во мне. Чонгук крепко зажмуривает глаза, когда его унизительное бессвязное эхо отдается в голове. — Это был просто грязный разговор, — заставляет он себя сказать. Он все еще не может узнать звук собственного голоса. — Неужели это так? — тихо спрашивает Намджун. Чонгук качает головой так сильно, что его мозг стучит. Это не так, но какое это имеет значение? Намджун недооценил его как альфу, то есть он не воспринимал Чонгука серьезно. То есть он видел Чонгука только ребенком. И это именно то, кем он является. Липкая влага в его нижнем белье и предательское покалывание в глубине его глаз — это свидетельство, верно? — Чонгук-а, — усмехается Намджун, кладя руку на затылок Чонгука и слегка встряхивая его. Чонгук мычит тихонько в знак благодарности, но не открывая глаз. Фоновый шум телевизора прерывается тишиной. Намджун вздыхает. — Послушай, хотя я и не могу сказать, что до сегодняшнего дня активно думал о тебе как о потенциальной паре, сейчас это точно не так. Это не совсем то, что Чонгук хочет услышать, но надежда заставляет его открыть глаза и повернуться лицом к старшему. Теплые карие глаза и улыбка с ямочками приветствуют его. Узел в его груди медленно расслабляется. — Извини, я немного увлекся, — бормочет Чонгук, зачесывая волосы, свисающие ему на ухо. Намджун широко улыбается, и ямочки на его щеках становятся глубже, когда он хихикает. Он игриво ерошит волосы Чонгука. — Все в порядке. Я тоже потерял голову. Кто знал, что ты можешь быть таким… — Он замолкает, его глаза смотрят на Чонгука сверху вниз. Чонгук даже не пытается скрыть свой оскал; он не смог бы, если бы даже захотел. — В любом случае, — Намджун прочищает горло, — еда должна быть здесь с минуты на минуту. Я подожду её. Можешь пойти в душ первым. — Верно. Спасибо. — Чонгук кивает. Намджун снова взъерошивает ему волосы, прежде чем он успеет уйти слишком далеко в свои мысли. — Спасибо, — говорит он застенчиво. Прежде чем альфа успел опомниться и потерять самообладание, он прыгнул к Намджуну и чмокнул его в губы. Намджун пинает его в зад, соскальзывая с дивана, когда он промахивается. Чонгук взрывается смехом, когда Намджун сотрясает воздух ругательствами. В ванной Чонгук снимает позаимствованные треники и испачканные боксеры. Он делает паузу на мгновение, прежде чем с ухмылкой бросает бельё в корзину для белья Намджуна. Он ополаскивает свое тело во второй раз за этот день, вытираясь и переодеваясь с поспешностью, когда звонок в дверь трезвонит по всей квартире. — Не стесняйся, ешь, пока я моюсь, но убедись, что оставил немного всего, чтобы я мог попробовать это, — кричит Намджун, когда пробегает мимо Чонгука. Повинуясь импульсу, Чонгук шлепает его по заднице. На этот раз ответный удар Намджуна попадает в цель. — Мы поговорим об этом, ты, маленький засранец. Чонгук хихикает пока он потирает свою больную руку. Двадцать минут спустя, когда он и Намджун сидят вокруг кофейного столика с тарелками дымящейся еды перед ними, смех — самая далекая вещь от разума Чонгука. — Так что, всё это «Зови меня хёном» было спонтанно или это твоя фантазия? — О Боже, — простонал Чонгук, опустив голову. — В то время я был слишком далек, чтобы сомневаться в этом, но это противоречит моему представлению о тебе, и мне очень любопытно. — Намджун наклоняется вперед, его глаза сияют. Если бы Чонгук не знал старшего так хорошо, он бы принял искру неподдельного интереса в его взгляде за поддразнивание. — Я не знаю, это просто вышло, — бормочет Чонгук с полным ртом чачжанмёна, — Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Намджун фыркает, но жалеет его. — Хорошо. Как давно это продолжается? Это почти хуже, но Чонгук проглатывает свой кусок, заставляя еду пройти через комок в горле. — Мне неловко это говорить, но я восхищаюсь тобой уже давно. Чимин-хён всегда делает все возможное, чтобы помочь мне, но это трудно, когда он ходит в другую школу, и он очень занят работой. Ты был одним из первых людей, кто не обращался со мной как с дураком, когда услышал мой акцент, и ты такой до смешного умный и талантливый. Я… хотя я не люблю об этом говорить, я присоединился к дискуссионному клубу из-за тебя. — Чонгук чешет макушку. Намджун мягко улыбается. На эту нежность трудно смотреть, поэтому Чонгук энергично помешивает лапшу в своей миске и набивает рот, чтобы дать себе передышку. Намджун съедает еще несколько кусочков своего кимчи, взгляд в его глазах ясно сигнализирует, что разговор еще не закончен. — Я никогда раньше не был в отношениях, — продолжает Чонгук, — серьезных или нет. Я альфа, но я действительно не знаю, что делать. — Он беспомощно пожимает плечами. — Просто будь собой, — говорит Намджун, как будто это действительно так просто. — Оглядываясь назад, я вижу, что ты все равно пытался ухаживать за мной. И, черт возьми, это действительно работало. Чонгук оживляется из-за его слов. — Неужели? — Я имею в виду, что носил тонкую белую рубашку, когда мои соски текли, и я знал, что ты придешь. — Намджун качает головой. Чонгук ухмыляется так, что у него болят щеки. — Итаааак… Намджун фыркает от смеха. — Итак, увидимся завтра на нашем обычном свидании за кофе, и на этот раз это может быть настоящее свидание. — Я заплачу, — говорит Чонгук с решительным кивком. — На этот раз, — бормочет Намджун. — Эй, это не моя вина, что ты хён.- Проходит одна секунда молчания, прежде чем Чонгук осознает, что он сделал. Его лицо вытягивается. — Но я думал, что это то, чего ты хочешь, Чонгуки-хён, — жеманно улыбается Намджун с высоким голосом. Это явно должно быть смешно — он это знает — но все же, что-то глубоко внутри Чонгука кричит о большем. Он осторожно проводит ладонями по своим тренировочным штанам. Намджун разражается смехом. — О, черт, это действительно так действует на тебя? — Их тарелки дребезжат, когда он хлопает рукой по столу. — Хён, — скулит Чонгук. После еще нескольких часов насмешек, поддразниваний и реальных разговоров Чонгук направляется к двери в своих свежевыстиранных джинсах. — Похоже, мы никогда не посмотрим второй эпизод, — говорит Чонгук, когда он стоит в дверном проеме, держа одну руку на дверной ручке. Намджун пренебрежительно машет рукой. — Он всегда будет на Netflix. — Верно. Итак, увидимся завтра? Намджун улыбается. — В десять часов в кафе. Чонгук кивает. Намджун вдруг начинает хихикать. — Что? — Чонгук моргает в замешательстве. Убрав руку ото рта, Намджун качает головой и делает шаг вперед. Глаза Чонгука закрываются, когда высокий мужчина берет его за плечи и наклоняется, чтобы поцеловать. Вместо того, чтобы уменьшаться, хлопанье крыльев бабочек в животе Чонгука только становится более интенсивным с каждым поцелуем, который он разделяет с Намджуном. — Ладно, любовничек, — усмехается Намджун, отстраняясь от него. — У меня еще много дел по уборке. Выставив одну ногу за дверь, Чонгук наклоняется для последнего поцелуя. — Увидимся. Поездка обратно домой пролетает в мгновение ока. Если бы не столкновение с мотоциклом доставки, он бы даже не помнил, как это произошло. Когда он запирает свой велосипед, его телефон жужжит в кармане. намджуни-хён: Эй! Чон Чонгук! Какого хуя, чувак? Почему твои обконченные боксёры в моей корзине для грязного белья???Чон Чонгуки:
я не мог взять их с собой заберу когда я вернусь ;)
намджуни-хён: если я не сожгу их быстрееЧон Чонгуки:
: c