Идеал и Смерть

      Люди — такие странные создания. Хрупкие, слабые, глупые. И считают себя самыми главными, даже не задумываясь о том, что их может в какой-то момент не стать. Именно этот момент, да и то, что после, Гробовщик очень ценил. Тогда люди становятся чуточку прекраснее и наконец перестают так возносить себя над прочими. Такому существу, как жнец, забавно наблюдать за потугами человечества стать лучше и сильнее. Впрочем, это весьма интересное занятие. Но и среди людей появляются иные. Лучшие. Сильнейшие. Хотя с первого взгляда их отличить обычно не получается.       Винсент казался слишком тонким, чтобы уметь делать хоть что-то. Кажется, к нему лучше даже не прикасаться, чтобы не сломать ненароком тонкие запястья, шею или другие кости. Легкая улыбка на губах мужчины только усиливала это ощущение. И блондин смеялся, про себя раз за разом повторяя: «несовершенный, слабый, хрупкий». «Несовершенный, слабый, хрупкий». Даже когда Фантомхайв со все той же улыбкой выполнял очередной приказ Королевы, оправдывая звание цепного пса. Даже когда на щеке так неправильно и неестественно поблескивали капли чужой крови.       Но почему тогда Гробовщику так хочется прикоснуться к этому несовершенному телу? Остаться рядом и следить за каждым шагом, почти захлебываясь эмоциями, изучая и наслаждаясь, упиваясь этой неидеальностью? И блондин испытывал себя на прочность, стоя рядом, но недостаточно близко для прикосновения, желая показать эмоции, но скрываясь за масками.       И кто тут теперь неправильный?       А потом жнец проиграл в этой битве с самим собой, прикасаясь. Казалось бы, лишь подушечками пальцев провел по щеке, но все органы чувств будто кричали, что это было невероятное действие. Словно дотронулся до самого идеала. Но ведь Винсент всего лишь человек. Ведь так?       Однако теперь бороться с желанием коснуться стало куда сложнее. И блондин чаще давал себе поблажки, изводя и себя, и Графа, едва ощутимо проводя пальцами по мягкой коже. Фантомхайф лишь качал головой, даже перестав спорить по этому поводу со своим странным знакомым, который не знал (или просто не следовал) правил этикета. А Гробовщик ухмылялся, вновь и вновь ловя то странное чувство. Спустя столько лет существования понять себя стало даже сложнее, чем окружающих. Ведь второе было нужно, а необходимость в первом появилась лишь сейчас, когда смесь столь необычных желаний по отношению к Графу рвется наружу. Когда причина смерти Гробовщика почти канула в лету, давая возможность заново вдохнуть полной грудью, а не мучаться от душевной (ха-ха, у него ведь и тела-то как такового быть не должно, то есть душа — это все, что есть) боли, что однажды загнала его в могилу. Глядя на Графа, полного жизни, но не так уж и дорожащего ей, жнец усмехается и пытается понять. Понять все, что раньше игнорировал, считая неинтересным. Сейчас же причины поведения людей — да и не совсем людей тоже — настолько интересуют блондина, что тот почти захлебывается от восторга, наблюдая за работой Фантомхайва. Она ведь так тесно связана с разоблачением преступников и предотвращением их действий. Как раз самые интересные, яркие поступки! Что же может сподвигнуть человека на такое? Зачем им все это? Ах, какие же интересные создания, эти люди! И какое же глупое существо он сам, раз, изучая все вокруг, не заметил возникшей с Графом связи. Каждый раз вертясь неподалеку, давая этому необычному человеку подсказки и наводки, Гробовщик все сильнее привыкал. А привычки часто перерастают в зависимости, да? Теперь зеленоглазому только и оставалось себе твердить, как мантру: «несовершенный, слабый, хрупкий», — пытаясь поселить в себе все то же легкое безразличие или хотя бы презрение к такому созданию, которое точно-точно не может быть чем-то великим и великолепным, каким сейчас является в глазах жнеца. Зато называть Винсента глупым, как прочих людей, у Гробовщика язык не поворачивался. Вот это точно была бы ложь, так как Фантомхайв являлся каким угодно, но не глупым. Может быть даже слегка, самую малость, наивным, но не глупым.       И все же длинноволосый не смог заставить себя перестать любоваться каждым действием, каждым движением. Ловить все слова Графа, пусть и весьма неплохо изображая скуку в некоторые моменты. О, а улыбки Винсента… Едва заметное искривление губ — насмешливая улыбка при попытке почти пойманного нарушителя порядка оправдаться. Азартная улыбка — самый пик расследования, когда Фантомхайв даже от реальности ненадолго отстранился, строя логические цепочки и ища все связи, что могут пригодиться, вывести Пса на нужный след. Ровный изгиб, прохладный, безэмоциональный, если достаточно знать Графа — дежурное выражение лица перед теми, кто бесполезен Фантомхайву, но ведь статус обязывает быть вежливым с другими. Уже более спокойная и теплая улыбка, адресованная лишь нескольким людям — искреннее проявление эмоций, почти домашний уют.       А Гробовщик наблюдает за всем этим со стороны, понимая, что он любит-любит-любит. Нет, не так, как подразумевается у людей: ему не сдалась привязанность Винсента (хотя тут, кажется, есть капелька лжи), ему не нужны его поцелуи или сексуальная связь. Жнец любит куда сильнее, фактически, обожая и почти боготворя этого «несовершенного, слабого и хрупкого» человека, обращая для себя такие неидеальные качества в очередную интересную грань невероятного создания. Гробовщик наблюдает все более жадно, не желая упускать ни малейшего изменения, он хочет просто быть рядом с Графом, дразня себя прикосновениями, от которых все внутри напрягается до невозможности, а дыхание прерывается. Потому жнец с наслаждением вплетался в ту группу людей, что Винсент собрал вокруг себя, считая полезными (интерес темноволосого вполне сходил за пользу).       Единственное, чего блондин себе не позволил, — это вслух произнести Графу слова о своей привязанности. Тот и сам, скорее всего, все знает, это ведь Фантомхайв (а он просто не может чего-то не знать). Да и зачем Гробовщику это? Он же не собирается требовать просить от Винсента ответной привязанности или чего-то еще. Так зачем что-то говорить, если можно наслаждаться каждым мгновением и словно бы заново умирать в ожидании следующего свидания с Графом? Впрочем, появление темноволосого было каждый раз сравнимо с возрождением из пепла, ведь скучные серые будни не могли оставаться таковыми в присутствии этого молодого человека. И в спрятанных глазах жнеца мелькал все тот же восторг, когда он видел почти светящегося изнутри Графа, который смотрел на двух своих сыновей, мальчишек, которые пока куда больше похожи на мать, чем на него самого.       О пожаре Гробовщик узнал на следующий день после, так что он не видел пылающего алым цветом особняка. К слову, Винсенту ведь совсем-совсем не идет алый. Даже капли крови на нем смотрелись противоестественно, как помарки на самой прекрасной картине. И пламя наверняка тоже совершенно не красило Графа. И не оставило от него и супруги даже костей. Хоронить нечего, но церемония погребения для столь важных личностей обязательно будет. Гроб без тела? Какая глупость. Но в этот раз жнец не пререкался, готовя место последнего упокоения для самого дорогого человека. И только теперь Гробовщик осознал, каким был Граф. Вернее, чувствовал блондин это давно, но нужные слова собрались в мозгу только к этому моменту. Идеальный. Сильнейший. Лучший. Винсент был словно и не человеком, слишком уж хорош для этих прогнивших до мозга костей созданий. Однако некая часть от рода человеческого в нем осталась, заставляя Гробовщика лишь сильнее восхищаться. Сочетать в себе слабость и силу, стойкость и мягкость… Великолепен.       Жнец присутствовал на похоронах Графа, как и многие другие. Пусть близко Фантомхайва знали совсем немногие, целая толпа собралась перед свежей могилой, оскверняя своей лживой горечью память об этих людях. Они ведь не сожалеют. Не скорбят. Гробовщик не верит, что им больно. Им всем плевать на смерть Винсента, так как они смеют стоять здесь, продолжая лгать о своих чувствах?! И эта Виктория, эта полная вранья Виктория, тоже была на похоронах. Ей ведь тоже нет никакого дела до смерти Графа. Однако она «должна проводить своего верного слугу в последний путь». Аж тошно становится от подобных слов. Но ничего поделать Гробовщик не может, да и нет сил. Жнец стоял поодаль, молча глядя в пустоту. Подошел к надгробию он после того, как ушел последний посетитель. И молча рухнул на колени перед камнем, обнимая себя руками. Плевать, что одежда запачкается о перерытую землю. Плевать, что начался дождь, который скоро перерастет в ливень. Мужчина не заметил, когда наступил вечер. И лишь тогда отстранился от холодного влажного камня, медленно поднимаясь. Кажется, небо вместе со жнецом оплакивает смерть того самого совершенного человека.~ Который оказался не так уж и идеален, раз погиб. Оставил Гробовщика. Так все и должно было случиться. Растянув губы в безумной, но до ужаса уставшей улыбке, блондин поклонился могиле.       — Спите спокойно, Граф. Больше вам не о чем беспокоиться.~       И, развернувшись, ушел. Никто ведь не заметит, что на могиле будет лежать неувядающий цветок каллы*?       Но все не может закончиться так просто. Только не у Фантомхайвов. Детишки оказались живы, пока еще. И Гробовщик успел не дать еще одному телу оказаться преданному огню. Он не переживет, если совсем потеряет еще одного Фантомхайва. Это же дети Винсента. Он бы обрадовался, если бы узнал о том, что блондин пытается им помочь, да? Значит, нужно постараться еще больше. Одному, живому, давать подсказки, чувствуя щемящую боль внутри (ведь, помнится, также он делился информацией с его отцом, помогая со сложными задачами), а второго пытаясь воскресить. Кому, как не жнецу под силу поднять мертвых. Ведь именно эти создания идут рука об руку со смертью, будучи не в силах умереть так просто. Потому не стоило привязываться. Однако жалеть о чем-то слишком глупо. Сейчас ведь еще столько работы впереди?       Не спать, Гробовщик, слишком много веселья тебя еще ждет. Ты ведь сделаешь так, чтобы хоть дети Винсента сумели жить достаточно долго. Пусть можешь в процессе и сам погибнуть. Разве же это пугает?