Автокатастрофа сердца

Виски не горит у него в горле как дерьмо с нижней полки, к которому Дин привык, оно течёт мягко и тонко, растекается сладко и медленно, пока не высвобождается и становится тёплым и лёгким. Дин не доверяет Кетчу, виски или нет. Когда тот говорит, что они похожи, Дин отстраняется от неудобного подтекста. Но Кетч не ошибся: Дин — убийца, всегда им был. Алкоголь в организме Дина делает невозможным скрыть интерес, когда Кетч упоминает о вампирах: хотя он даже не хотел бы этого. Убивать вампиров у Дина — любимое дело: грязно, своими руками; так делают лишь немногие. И в любом случае, Дин взялся бы за любую работу, прошло довольно много времени. Он нуждается в этом. Когда они добираются до отеля, тот пуст, потому что, конечно, так и должно быть; потому что, конечно, всё не может быть так просто в этот раз. Безлюдно, не считая одинокой девушки, которую Кетч притаскивает за волосы. Она не слишком сопротивляется, и Дин почти жалеет её. Почти. Она всё ещё не даёт отпор, когда Кетч начинает избивать её, даже не обнажает клыки — стоит на своём, утверждая, что ничего не знает. Когда Дин встревает и обещает ей, что убьёт её быстро, если она заговорит, ужасающий подтекст этого очевиден, она так и делает. (И он сдерживает своё обещание: никакой инъекции с кровью мертвеца, которая бы заставила её страдать, ничего не откладывая, только быстро перерезанное мачете горло). Позади Дина у Кетча учащается дыхание, но теперь не только от недавних усилий. Он видел убийц, и он видел убийц, но никогда он не видел кого-то, похожего на Дина. Когда они попадают в штаб Британских Мужей Письма, схватка уже закончена (потому что, опять же, конечно), и Дин весь острые углы и неудовлетворённые нужды. Он смиряется с тем, что недоволен и раздражён до следующей удачной охоты, поворачивается, чтобы уйти, и рука на запястье останавливает его.        — Подожди. Дин видит, что его собственное раздражение отражено в выражении лица Кетча, та же самая жаждущая боль внизу живота, определённо здоровая. Кетч больше ничего не говорит, просто идёт вглубь штаба, и Дину не нужно приказывать следовать за ним. Жилище Кетча небольшое, относительно уединённое, спрятанное в одном углу. Дин замирает в дверях, наблюдая, как Кетч снимает куртку спиной к нему.        — Проходи. Если ты хочешь, — в конце концов говорит Кетч, не поворачиваясь. Это приглашение, подлинное предложение, то, что Дин может принять или отклонить по своему выбору (Дин не уверен, чего ещё он ожидал). Дин ступает внутрь и закрывает за собой дверь, неловко замирая на мгновение.        — Итак, — говорит он, уже не совсем уверенный, что правильно всё понял, неуверенный в том, что это неправильно.        — Итак, — повторяет Кетч, поворачиваясь. На Дина смотрели голодно, опасно, хищно, но так — никогда. Кетч голоден, смертельно опасен, жаден и дик. Дин ловит себя на том, что желает всё, что предлагает этот взгляд. Кетч легко уменьшает дистанцию между ними и прислоняет Дина спиной к двери. Он проталкивает колено между его бёдер, прижимаясь невероятно близко. Кетч наклоняется вперёд и целует Дина, жёстко, слишком жёстко, и Дин чувствует, как его губа рвётся под зубами Кетча, он пробует свою кровь. Это мучительно в самом совершенном виде, и Дин хочет большего. Дин кусает в ответ, потому что он хочет знать, что сделает Кетч, потому что, как бы он этого не хотел, он не какая-то добыча, которую можно легко поймать. Кетч быстро и резко отдёргивает голову Дина назад, удерживая волосы Дина в крепкой хватке. Дин проверяет её и не находит слабых мест. Хорошо. Кетч царапает зубами линию челюсти Дина, неразборчиво бормоча что-то грязное возле места, где бьётся пульс. Затем он кусает его с намерением оставить следы, пролить кровь. Отметины будет невозможно скрыть, и это волнует Дина гораздо больше, чем должно было. Дин издаёт низкий звук, который звучит смущающе даже без короткого смешка напротив его горла, но прошло много времени, и, чёрт, Кас бы никогда не. (Дин не знает, как попросить). Дин просовывает руки под рубашку Кетча, проводя ногтями вниз восемь гневных линий. Повторить.        — Чёрт, — выдыхает Кетч напротив свежей раны на шее Дина. Это жжёт. Кетч резко отстраняется, и Дин едва сдерживается, чтобы не заскулить от его внезапного отсутствия. Звук отчаяния всё равно вырывается наружу. Кетч ухмыляется, стягивает рубашку и вышагивает из своих ботинок, всё это время смотря на Дина так, что он чувствует неловкость и возбуждение. Умный голос в голове Дина (звучит очень похоже на Сэма, звучит очень похоже на Каса) напоминает ему, что он не настолько доверяет Кетчу для этого (недостаточно для всего, на самом-то деле, но особенно — для этого), что он должен развернуться и уйти, пока есть шанс, пока ещё не поздно выбраться отсюда. Но уже слишком поздно, не так ли? Возможно, слишком поздно было всегда, всё это время, с того момента, как Кетч заявился в бункер, чёрт, возможно даже тогда, когда они впервые встретились. И несмотря на это, Дин хочет этого, нуждается в этом: хочет этого так, как он хочет охотиться, нуждается в этом так, как он нуждается убивать. Если это ошибка, он хочет её совершить. Дин понимает, что он стоял и пялился слишком долго, когда Кетч изгибает бровь, его ладонь лежит на ремне. Дин избавляется от одежды быстро и неуклюже, чуть не упав раз или два.        — Иди сюда, — говорит Кетч, и это не столько приглашение, есть в его голосе что-то тёмное. Его тон заставляет Дина желать большего, желать верёвки и ножи, и ремень Кетча, сильно ударяющий его по заднице, желать миллион опасных вещей, о которых он не знает, как попросить. Дин подчиняется, уже с разбитым видом, тёмными дикими глазами и припухшей треснувшей губой, синяками насыщенного чёрно-лилового цвета, спускающимися вниз по шее.        — Боже. Посмотри на себя, — восхищённо говорит Кетч, проводя большим пальцем по окровавленной губе Дина. Дин не знает, что делать в такой ситуации, когда на него смотрят, как на что-то невероятное, он никогда не знал, как с этим разобраться. Это слишком похоже на то, как Кас смотрит на него, и здесь это неуместно до неприличия. И он отступает в свою зону комфорта, опускаясь на колени. Секс прост, лёгок, понятен (на самом деле, это не так, это никогда не было просто сексом). Кетч смотрит на него вниз, с тем же неподобающе восхищённым выражением, окрашенным желанием, и Дин не может справиться с этим, вместо этого сосредотачиваясь на том, чтобы расстегнуть штаны Кетча и бросить их на пол.        — Чёрт, — шепчет Дин, потому что — он не переоценивает такого рода вещи забавы ради — член Кетча великолепен: линия штанг вверх по стволу, и он достаточно длинный и достаточно широкий, чтобы Дин знал — принять его целиком будет вызовом. Он целует каждую штангу на своём пути вверх к головке с открытым ртом, жарко и влажно, играя с ним языком. Дыхание Кетча сбивается только от этого, и когда Дин берёт его член в рот, Кетч жёстко хватает Дина за волосы. Определённо, для него тоже прошло много времени. Дин качает головой, постепенно принимая всё больше и больше, пока большая часть не оказывается у него во рту. Он толкается ещё дальше, работая горлом вокруг головки, и Кетч стонет, прерывисто двигая бёдрами вперёд. Дин с самого начала ожидал изменения в скорости, и теперь удивлён, что для этого потребовалось так много времени, поэтому, когда Кетч крепко удерживает его голову и всерьёз начинает трахать его своим членом, Дин просто принимает это, втягивая щёки и расслабляя глотку. Его губа трескается ещё больше, растянутая членом Кетча и задетая каждой штангой, она медленно кровоточит, смешивая вкус крови со вкусом Кетча. Дин думает, как он выглядит прямо сейчас: слюна, кровь и предэякулят, стекающие по его губам, широко открытые глаза с тяжёлыми веками, он сам, разбитый и использованный, стонет. Кетч близок, аритмичный и задыхающийся, невозможно сильно толкающийся в открытый рот Дина.        — Дин, я… — над всем этим бормотанием, и Кетч жарко кончает глубоко в горло Дина. Он отстраняется, и Дин чувствует его вкус на языке, солёный с горечью. Последняя струя семени ударяет Дину в лицо, пойманная его ресницами. Дин вытирается и встаёт. Кетч тяжело дышит, всё ещё пребывающий в посторгазменной истоме.        — Так я пойду… — начинает Дин охрипшим грубым голосом.        — В постель, — говорит Кетч.        — Что? — Дин действительно ожидал практически одностороннюю встречу, просто Кетч, получающий то, что хочет, и отсылающий Дина прочь. Кетч влепляет ему пощёчину. У Дина стояло с того момента, как он вошёл в комнату, предвкушение и сдерживаемая неуместная жажда крови, но пощёчина почти отправляет его за грань. Он едва ли не просит ещё одну.        — В постель, — повторяет Кетч. — Ты — на спине. Не заставляй меня повторять снова. Дин торопится к кровати в углу комнаты и ложится, его член ноет в предвкушении. Как бы ему не хотелось ещё одну пощёчину, он не хочет испытывать тёмную сторону Кетча. Кетч подходит, всё в его образе указывает на то, что он хищник, и Дин действительно знает, что должен быть напуган, что это было плохой идеей, чтобы закончить все остальные плохие идеи, но вместо того, чтобы съёжиться под взглядом Кетча, он лениво вытягивается, выставляя себя напоказ.        — То, что я хочу сделать с тобой, Дин Винчестер… — тихо говорит Кетч, присаживаясь на другом конце кровати. У Дина учащается сердцебиение, и это едва ли связано со страхом. — То, что я хотел бы сделать…        — Например? — слабо спрашивает Дин, далеко не так уверенно, как он надеялся, его горло всё ещё саднит, а в голосе нет желания. В его голове лихорадочно мчатся мысли обо всём неправильном, чего он когда-либо хотел, о всех неправильных вещах, которые с ним сделает Кетч, если он попросит. Кетч не отвечает, вместо этого он просто достаёт тюбик смазки из-под кровати, откупоривает его и смазывает пальцы. Он врывается в Дина двумя, и эта растянутость обжигает, но, Боже, Дин не хотел бы по-другому, боль и удовольствие смешиваются внизу его живота порочной смесью. Кетч хорошо владеет руками, находит, куда нажать, чтобы заставить Дина застонать и откинуться назад, он так правильно проворачивает пальцы и разводит их ножницами.        — Знаешь, я ожидал, что с тобой будет легко, — небрежно говорит он, толкаясь третьим пальцем. — Но не ожидал, что так. Посмотри на себя, извиваешься, как маленькая шлюха.        — Иди к чёр… О-о-о-ох, — пытается сказать Дин, но Кетч снова всё делает правильно. В любом случае можно гораздо лучше использовать это время, чем защищать свою честь. Дин насаживается на разрабатывающие его пальцы Кетча снова и снова, и это, конечно, восхитительно, но недостаточно. Он видит, что у Кетча уже наполовину стоит просто от вида Дина, буквально рассыпающегося у него на глазах. Поэтому Дин устраивает настоящее шоу, граничащее с театральным, особенно со стонами, которые он сейчас издаёт. Дин не умоляет, пока он действительно не захочет этого, и, чёрт, он хочет прямо сейчас, хочет умолять о члене Кетча в себе, о большем, о большем. Кетч внезапно вынимает пальцы, и Дин мимолётно отмечает, что это значит, перед тем, как Кетч входит в него до конца, не утруждая себя замедлиться. Он не двигается, пока Дин не начинает просяще извиваться. Он толкается безжалостно, быстро, в непрекращающемся ритме, и это восхитительно, как раз то, что Дин хочет, и в чём он нуждается. Дин хватается руками за что только можно, пока Кетч трахает его, он проводит тупыми ногтями там, докуда дотягивается. Он чувствует синяки, образующиеся под пальцами Кетча в тех местах, где он сжимает бёдра Дина, и он представляет, как уродливо и ярко они расцветают. Завтра в душе он крепко прижмёт к ним пальцы, вновь получая удовольствие. Дин тянется одной рукой вниз, чтобы коснуться себя, но Кетч рычит «нет». Дин хнычет, но делает так, как сказано, он поднимает руки над головой, удерживая себя. Кетч меняет свою хватку на бёдрах Дина, слегка сдвигая их, и каждый раз толкается под таким углом, что Дин видит звёзды. Дин полностью превращается в одно пожалуйстапожалуйстапожалуйста. Кетч обхватывает одной рукой Дина за шею и сильно сдавливает. У Дина перед боковым зрением всё мутнеет, и он выгибается в руке Кетча для большего давления, чувствуя, как его дыхательное горло сдвигается, дополняя всё это. Дин задаётся вопросом, остановится ли Кетч, если он потеряет сознание, или он просто продолжит сжимать, пока не убьёт его. Дин не представляет. Это не должно быть мыслью, подводящей его к краю, но это она, и он кончает. Кетч отпускает его горло, и приток воздуха сразу всё исправляет. Дин лёгкий, расслабленный и затраханный. Он сжимается вокруг Кетча и через несколько толчков чувствует влажное тепло, когда Кетч изливается внутрь него. Кетч мягко отстраняется и ложится напротив Дина.        — Что же, это было… — начинает он.        — Плохой идеей, — заканчивает Дин.        — Я знаю. Дин… Дин скатывается с кровати, уже чувствуя боль. Он не ждёт от Кетча никакой ласки, но не хочет рисковать. Он быстро одевается и уходит, не оглядываясь. Это было плохой идеей, конечно… Но он чувствует себя гораздо лучше сейчас, менее беспокойным и куда более расслабленным. Возможно, даже больше, чем после хорошей охоты. Он предпочитает не думать об этом.