Сжимая зубы

      В ресторане было шумно — среда, вечер, — и из скрытых колонок доносилась душераздирающая мелодия из мюзикла о Ромео и Джульетте. Мелодия была из тех, что могли пренебречь сопровождающим видеорядом. Достаточно было сесть со стопкой носовых платков и рыдать себе в два ручья до потери сознания — так сильно брали за сердце переливы пианино.       Серый, милый и большеглазый, запихал в рот сразу всю вилку с пастой и теперь усердно жевал, стремясь вернуться в оживлённую беседу. Здесь рыдали, но не из-за Джульетты.       — Я серьёзно, Васса распахнула дверь, а там двое этих придурков, с мачете, — рассказывала Дебальз сквозь едва сдерживаемый смех. — У Вассы какао в руке, остывает, а я стою позади, в одной футболке и с пледом, знаете, когда надеваешь типа летучей мыши. Мы забыли поставить Властелина Колец на паузу, так что из зала ещё и диалог Голума доносится... Картина маслом! Сейчас, задним числом, я думаю, что надо было впустить этих мачу-пикчу внутрь, но Васса разбираться не стала... опять же — какао... и просто отбросила гостей в стену! Пуф! Вот они стоят, с мачете, а вот они сползают на пол в подъезде! Грохот до первого этажа! Я таких тупых и удивлённых лиц в жизни не видела!       Заливаясь смехом, Фед качал головой и опасно вторил своему отрицанию ножом.       — Брешешь, — возражал он сквозь слёзы, — это слишком ржачно, чтобы быть правдой!       — Спорим на твои кудри! Ты можешь мне не верить, но в августе мы будем крошить арбузы при помощи мачете!       — Ой всё, — икнул Серый, сползая под стол. В отличие от остальных, он видел сцену в красках, забравшись Оноре в голову. Особенно забавным ему показалось, как она, утащив громил за завесу, спустилась с ними на лифте, а потом шастала в одной футболке по коморке охранника, стирая записи с камер. Будто маленькая девочка, забывшая надеть тапочки.       — Значит, голубой блокнот сделал своё дело, — подытожил Макс, галантно утирая салфеточкой слезы. — Габен пустила ищеек по липовому следу, а когда поняла, что весь материал — чистой воды липа, напустилась на Бонапарта.       — Да, — Фед важно кивнул, принимаясь за свой стейк из сёмги. — Джеки рассказывала мне, что Отто Штирлиц натёр себе кровавую мозоль, пока заполнял этот блокнот. У него было мало времени, так что сделать качественный отвод не получилось, следователи особо не плутали. А ведь можно было такого наворотить, они бы ещё полгода бегали, трупы искали. Кстати, — глаза у Феда заблестели, — а вы знали, что Штирлиц может заставить своё тело работать трое суток подряд?..       — Идиот, — констатировал Макс. — Тело должно отдыхать... Леон Бонапарт, как я слышал, просил о выпуске под залог?       — Ему не дали. А Дон остался без какой-либо поддержки, — подтвердила Оноре. — И остальные парни с правого берега, на которых он мог бы рассчитывать, сейчас в полном распоряжении Вассы. Они должны ей приличные деньги.       — А громил с мачете кто прислал? — спросил Серый.       Оноре пожала плечами, отстранённо играя с прядью волос.       — Есть пара людей на примете, но это не так важно. Уже через месяц Васса подомнёт под себя новую территорию, и острые предметы ей будут приносить только как подарки на день рождения.       — Коллекция ножей? — хмыкнул Фед, будто со знанием дела. Это было в нём самым забавным: он любил делать вид, будто знает всё и обо всём. И, кажется, порой действительно был убеждён, что всё знает.       — Среди прочего, — ответила Оноре рассеяно.       На Оноре было новое платье — то самое, что она надевала на подпольные бои, — но ни от Серого, ни от Феда не укрылось, что оно было слегка помятым и надето было наспех, не продуманно. На Оноре не было ни украшений, ни причёски. Только слабый запах чужих, тяжёлых духов — коньяк, дерево, жжёный сахар, — и россыпь недвусмысленных синяков по всему телу.       Никто не смотрел на синяки. Курьеры праздновали. Им уже не с кем было работать, будущее было неясным, но каждая потеря принесла некое приобретение, и потому вино пилось легко, и еда была вкусной, и разговор шёл сам собой.       Победитель всегда стоит на чьих-то костях.       Часто можно услышать глубокомысленное изречение о том, что всё совершённое зло возвращается к человеку бумерангом. Или оседает на карму. Зависит от религии и прочих предпочтений. Но суть в том, что людям просто хочется верить в высшее возмездие, раз уж внутренние органы правопорядка не справляются с этой задачей в полном объёме. Оноре всегда думала, что высшее возмездие — это чушь собачья. Для неё мир был очень правильным и логичным механизмом, сложным, но логичным, и дела обстояли так, что рано или поздно даже с самым удачливым ублюдком приключается какое-нибудь дерьмо. Абсолютных победителей не существует.       Они как раз допили вино, и Оноре с Серым — главные сладкоежки, — потянулись за меню с десертами, когда возле их стола возник и замер стук каблуков.       — Добрый вечер, — сказала Виктория Гюго. Её тщательный, чуть картавый выговор ни с чем было не спутать.       — Добрый, — Макс медленно повернул голову и обвёл Викторию взглядом. Очень внимательно и очень многозначительно. Как мясник — тушу.       Виктория не смутилась. Она подмигнула Серому и улыбнулась.       — Вы так рады меня видеть, что я аж смущаюсь, — поделилась она.       — Нисколько, — возразил Серый. — Вы нисколечко не смущены.       — Туше, — девушка снова улыбнулась и как-то выжидательно посмотрела на каждого из мужчин, по очереди.       Фед, опомнившись, вскочил и с самым джентельменским своим видом приставил к столу пятый стул.       Виктория дала понять, что оценила этот жест, но за стол не села. Показательно. Фед прищурился. Оноре устало потёрла щёку, предвкушая новый скандал.       — Не стоило, — Виктория похлопала Феда по руке, снисходительно, как дурачка, и достала из кармана брюк карточку размером с визитку.       Виктория держала карточку двумя пальцами, и никто не мог припомнить, было ли в ней столько солнца и апломба раньше, столько жизни и шума. Загар... загара точно не было.       Опершись одной рукой о стол, Виктория положила карточку в самый центр, между пустыми тарелками и блюдами.       — Здесь место и время следующей посылки, — сказала она, вдавливая в карточку ярко-голубой ноготок. — Цена прежняя.       Глаза у Макса были чуть на выкате, серо-голубые, и иногда, когда он хотел показаться равнодушным, они наводили жуть. Будто глаза акулы.       — Тебя Бонапарт прислал? — спросил он.       Картинно вздохнув, Виктория выпрямилась и упёрлась кулачками в бока.       — Бонапарт ещё некоторое время будет слать только судьбу, и только в одном направлении, — сообщила она, — А пока он разбирается с той кашей, в которой вы его, ребятки, сварили, главная в конторе я.       Курьеры переглянулись. Серый перебрасывал мысли, как шарик в пинг-понге.       Оноре посмотрела на Гюго — теперь внимательнее, взвешивая, обмеривая, продумывая опасные моменты.       — А не боишься? — спросила она.       «Нас» повисло в воздухе.       Виктория Гюго подарила Дебальз самую очаровательную из своих улыбок.       — А смысл?       Оноре бросила взгляд на своих товарищей — свою маленькую, сумасшедшую семью, — и сгребла карточку со стола, чтобы убрать её в лиф платья.       В этой жизни гарантирована была только смерть. На всём остальном нужно было сжимать зубы.

~Конец~