Все и ничего

1. В конце концов наступает утро: Куинн просыпается раньше его, натягивает юбку на бедра и всплепую ищет туфли. - Ранняя пташка, Фабрей? Она застывает в компрометирующей позе, прежде чем повернуться к нему лицом. Пак слишком поздно замечает слезы в её глазах, будто она уже сожалеет о своей ошибке. Куинн не отвечает ему, что само по себе и есть ответ. Он фыркает: - Ты больше похожа на меня, чем хочешь признать. Она открывает рот, чтобы ответить, но застывает, поймав свое отражение в зеркале (как будто она не узнает себя, думает Пак). Наконец, Куинн шепчет: - Это ничего не значит. Это ранит каждый раз, но он уже привык: - Так не бывает. Если она и оглядывается, то Пак не замечает: его взгляд прикован к телевизору, напоминающий о том, как блестели её глаза в мягком свете экрана, когда он выцеловывал свое имя у неё на животе. 2. Ему кажется, что он какой-то нелепый наркотик, к которому она пристрастилась, потому что так или иначе, но они всегда притягиваются друг к другу, как магниты. Но всегда после, когда Куинн лежит, окутанная мерцающим светом от играющего на минимальной громкости телевизора, показывающего старую комедию, он думает, что она пожалеет об этом. Как при рецидиве. - Привет, Фабрей. (Она всегда смотрит на него, будто Пак единственный человек в мире). Слова умирают на его языке, и он просто любуется ей, пока Куинн смотрит на него, размышляя не является ли она доказательством того, что Пак предназначен для чего-то большего, чем Лайма. И он целует её, а Куинн целует его в ответ, но утром все равно уходит, пока он не проснулся. Горечь на его языке – вкус его собственного лекарства. 3. - Знаешь, - говорит она ему, деля коробку с жареным рисом и креветками на двоих. – Если бы я не знала тебя хорошо, то сказала бы, что я тебе нравлюсь. Пак бросает в неё рисом: - В твоих мечтах, Фабрей. Но то, как Куинн смотрит на него (он почти не может вспомнить, как дышать) заставляет его задуматься, мечтает ли она об этом. Она смеется над ним, и это приятно и достаточно, чтобы заставить его поверить, что Куинн принадлежит ему. В этот то и проблема – Пак никак не может запомнить, что она не его. Он думает – вот что значит любить. Невозможность осознания, что «они» существуют не только для тебя – весь мир может видеть её, и ты всего лишь один из миллиона. И сейчас, бросая в неё китайскую еду, когда Куинн сидит рядом на его кровати и смотрит с ним что-то из передач девяностых, он понимает… Быть с ней похоже на любовь. 4. Если это делает его наивным, то пусть так. Пак верит, что земля рухнет, если он когда-нибудь полюбит кого-то другого – изменится естественное равновесие, будто все зациклено на нем одном. Куинн лежит рядом и щурит глаза от усталости. Он проводит рукой по её бедру, наблюдая за мурашками, и шепчет: - Думаешь я способен на… И это кажется таким глупым, что Пак даже закатывает глаза. - На любовь и все такое, - неуклюже заканчивает он, избегая её взгляда и наблюдая, как опускается и поднимается её грудь. Она молчит, и он все же поднимает взгляд. Её глаза широко раскрыты. Раньше Пак не замечал насколько они зеленые, либо ему было просто все равно. Куинн медленно мигает, и он ловит её взгляд. Она хмурится и прижимает руку к его щеке. Он не думает, что Куинн так же заботиться о Финне. - Ты способен на все. Пак не знает, что сказать, потому что если сейчас он откроет свой рот, то точно пожалеет. (Вместо этого он целует её). 5. Мир все-таки рушится, но не из-за того, что он влюбляется. - Это ребенок Финна, - говорит Куинн, хотя он знает правду. Будто Пак может когда-нибудь забыть, что он был у неё первым и что это для неё значило. Будто Пак может забыть, что он – единственный, кто к ней прикасался. Она – отличный лжец. - Не лги мне, - умоляет он её, будто умоляя о любви. Куинн отводит глаза и шепчет: - Это ребенок Финна, - будто это мантра, которую она не устанет повторять. Если бы он был смелее – если бы он не был Паком – он бы сказал ей, что любит её, будто это что-то для неё значило. Но он тот, кто он есть и ни капельку не смелый. - Ты не сможешь скрывать это вечно. Куинн испуганно поднимает глаза, наконец, встречаясь с ним взглядом, и Пак может поклясться, что никогда не видел в её взгляде такого льда (и это сводит его с ума). - Посмотрим.