Конец предначертан

Улицы Берлина совсем опустели. Давно исчезла надежда в сердцах немцев. Даже самые преданные из них понимали, что настал конец, осталось жить совсем ничего. Кругом страх, охватывающий даже самых бесстрашных. Беспокойство творилось и здесь – в бункере. Мысли забиты лишь тем, чтобы поскорее покинуть Германию. Остаются лишь единицы. Возможно, это самые преданные люди, или же просто те, кто боится неизвестности. Поздним вечером, закончив ужинать, Гитлер желал видеть Геббельса у себя. Министр пропаганды направляется по ярко освещенному коридору бункера прямиком в кабинет Фюрера. Вокруг отчетливо слышатся совсем нетрезвые голоса, где-то тихо играет граммофон. Словом, всё окружение наслаждается последними часами. Кабинет Фюрера освещён тусклым светом настольной лампы. - Мой Фюрер, вы звали меня, - как всегда твёрдо говорит Геббельс. В ответ Фюрер лишь медленно подымается с кресла. Йозеф прекрасно чувствует его подавленное и потерянное состояние, поэтому сейчас стоит приложить все усилия, чтобы хоть как-то изменить ситуацию. - Мой дорогой, славный Геббельс, вы прекрасно понимаете, что немедленно должны покинуть Берлин. Вы обязаны сделать это как можно скорее, - Гитлер пытается говорить так же решительно, но голос его заметно дрожит, нагло выдавая его. Услышав данные слова от самого Фюрера, к растерянным глазам поступают несчастные слёзы, руки холодеют. Всё-таки, в Геббельсе была та самая сентиментальность, которую он упорно пытается скрыть. - Этого никак быть не может, - набравшись сил, начинает Йозеф - Мы не имеем права жить дольше, чем вы, мой Фюрер. Мы закончим нашу жизнь здесь, с вами. На лице Гитлера проскальзывает еле заметная улыбка. Рука сильнее сжимает плечо Йозефа, от чего тот продолжает ещё более уверенно и воодушевленно. - Мы окружены русскими, но они не получат нас живыми. Нет смысла жить, если исчезнет национал-социализм, нет смысла, если не будет вас. Рука медленно перебирается на щеку. Голубые глаза не отрываясь глядят на Геббельса, отчего того наполняют чувства восхищения и любви. Как всегда на лице Йозефа появляется легкий румянец. Сердце начинает биться, словно бешеное. Глаза закрываются. Нежное прикосновение к губам переходит в глубокий поцелуй. Возможно, в последний поцелуй. Геббельс хватается за воротник Адольфа, сильнее прижимаясь к нему. Не страшна темнота и неизвестность. Йозеф кладёт голову на плечо, утыкается в шею Адольфа, не сдерживая эмоций. Да и сдерживать их сейчас совершенно бесполезно. Холодные слёзы медленно стекают по щеке, соприкасаясь с шеей Гитлера. В ответ Фюрер лишь сильнее обнимает Геббельса. Никто не страшен в чувственных и жарких объятиях. - Но что же будет с вами, мой Фюрер? - Геббельс шмыгает носом, шепчет едва разборчиво. - Мы с Евой всё давно решили. Покончим с собой, наши тела должны сжечь. Я отдал приказ. Геббельс знает, что другого выхода не может и быть. Слышать это от самого Фюрера для него ещё больнее. Тело пробирает дрожь. Адольф медленно гладит его по голове, отчего становится ещё невыносимее. - Зачем спасаться и бежать куда-то, когда уже завтра меня будет проклинать весь мир. Зачем прятаться мне всю оставшуюся жизнь. - Знайте, мой Фюрер, что служить вам и находиться рядом с вами было самым лучшим временем в моей жизни. Была бы в моих руках возможность, я бы сделал для вас большее, чем я успел сделать. Геббельс снова останавливается на глубоких, словно море, или бескрайнее небо, глазах. В них читается абсолютно всё, более не нужно слов. Руки, не желающие отпускать, взгляд, прикосновения - всё говорит само за себя. Не было ни прошлого, ни будущего. Геббельс никак не мог принять то, что через пару часов не станет Фюрера, который сейчас согревает своей нежностью, его шестерых детей, которые резвятся в одной из комнат бункера. Следом не будет жены и его самого, а тела их никогда не найдут. Настанет конец и людям из окружения Гитлера, которые находятся здесь. Безвыходность и слишком сильная уверенность в несостоявшуюся победу, заставят нажать на курок, принять яд. Да и зачем спасаться, когда завтра их будет проклинать весь мир.