Цветок (хрупкий и ядовитый)

      Питеру двадцать один, когда он просыпается от самого странного чувства в своей жизни. Ему требуется примерно тридцать секунд, чтобы зарегистрировать три вещи одновременно – левая сторона его шеи покалывает, его волк ревет в триумфе, и что-то в нем щелкает, словно давно потерянная часть головоломки, наконец-то, встала на место. Это похоже на связь стаи, только каким-то образом более яркую, более живую, только его, и когда он мысленно тянется к ней – она на вкус как электричество, луна, цветы и огонь – и внезапно, возможно впервые в жизни, его мысли останавливаются, потому что он знает.       И когда Питер, спотыкается к зеркалу, хлопая по переключателю, он не может остановить недоверчивый и испуганный смех, потому что он был прав – там, где соулметки обычно легко скрываемы одеждой и обычные, его - выставлена на всеобщее обозрение. Она яркая и бросающая вызов всем социальным правилам о порядочности и приличиях, и Питер эгоистично рад этому, потому что в аду нет шанса, что он стал бы скрывать это, только чтобы удовлетворить традиционалистов и моралистов. Этот знак – его. Его, чтобы восхищаться; его, чтобы нести с гордостью; его, чтобы бросать всем вызов, потому что он знает с одного взгляда, что его соулмейт – смелое, опасное и великолепное существо.       Питер садится перед зеркалом на пол, все еще полностью очарованный и ошеломленный. Из их связи он знает, что это – девочка, очевидно намного младше него, но волк внутри словно обвился вокруг новой, но уже жизненно важной связи.       Он прослеживает метку дрожащими пальцами. Яркий цветок может быть хрупким на вид, но даже тяжелые багровые капли крови не склонили его, и корни его разветвляются и выглядят настолько устойчивыми, что кажется будто они впиваются в его кожу. Питер знает, что это может быть опасно, что ни один волк, чьи метки он видел, не нес на себе что-то настолько противоположное их роду, но он также знает, что аконит – это не только яд, это еще и противоядие; кровь может принадлежать не только им, но и их врагам; и странные искры, освещающие корневую систему, подталкивают что-то в его памяти, как и призрачные вспышки электричества, которые он почти чувствует на кончиках пальцев – что-то, о чем ему придется подумать позже.       (Питер уже предвкушает пересмотр мифов, легенд и бестиария. Он уверен, что его вторая половина имеет что-то в ней, ему просто придется узнать что.)       Прямо сейчас, однако, у Питера есть еще несколько часов ночи для себя, чтобы хранить и лелеять то, что он боялся уже не получить.

***

      Через пять часов Питер впервые открыто не повинуется своей Альфе. Через пять с половиной – вся стая оповещена о вызывающей (опасной) метке. Через шесть – Питер хлопает дверью дома Хейл.       Он, конечно, возвращается. Подозрительные (испуганные) взгляды остаются.

***

      Через пять месяцев, Кора пробирается в его комнату среди ночи, заплаканная, но как всегда решительная. Она будит его и долго смотрит в глаза, прежде чем резко кивнуть, словно самой себе и повернуться спиной, задирая футболку до лопаток. Ее метка небольшая, но белый волк выглядит как загнанное в угол животное, даже когда он скалит клыки.       Он обнимает ее и позволяет прижиматься в темноте, зная, что, когда придет утро, его маленькая племянница вернется к своему стоическому и удивительно нахальному я, но прямо сейчас Питер просто позволяет ей это разделенное на двоих знание о возможности менее чем счастливой жизни для их половинок – в конце концов, они единственные, кто несет кровь на своей коже.       Питер долго еще смотрит в потолок, слушая тихое сопение Коры и почти одержимо защелкиваясь на своей связи соулмейтов, которая горит озорством и вызовом, интеллектом и энергией, невинностью и свирепостью, и несмотря ни на что, надеется, что и у него, и у Коры будут свои долго и счастливо.

***

      Через пять лет стая Хейл горит, и Питер слышит крики (внутри и снаружи), и только маленькие призрачные искры позволяют ему прорвать барьер и попытаться спасти хоть кого-то.       И когда Лора смотрит на своего дядю в больничной палате, все, о чем она может думать – это хрупкий (ядовитый) цветок, который когда-то находился там, где сейчас лишь сожженная кожа, и удивляться…             (Была ли это твоя вина? Они выследили тебя? Ты привел их в наш дом?)       … прежде чем отвернуться и уйти. Она не говорит об этих мыслях Дереку, когда они бегут.             (Дерек никогда не говорит ей правду.)       И только спустя еще шесть лет, смотря в безумные (потерянные в боли, сумасшествии и ярости глаза), ей впервые приходит в голову что она могла ошибаться. Ее сожаления (ее жизнь) не длятся слишком долго после.

***

      Питер не совсем уверен сколько его из него осталось. Он не думает, что мыслит прямо. Он думает, что ему все равно.       Он почти трусливо не вспоминает единственную связь, которая у него осталась. (Он помнит ее панику за него, он помнит их боль за кого-то другого, он помнит как цеплялся за единственную константу в его коматозном аду.)       Он бушует в дикой ярости, когда впервые видит свое отражение в ручье.       (Питер в любом случае кусает подростка, когда чувствует запах озона, даже если он смеется от облегчения и ярости, когда понимает, что это не она, попытавшись призвать свою бету.)

***

      Питер все еще чувствует словно его ударили в живот, когда они встречаются взглядами в больнице.       Потому что, даже если он всегда знал, что его соулмейт будет чем-то особенным - ярким, опасным и ядовитым, но только когда они оба смотрят друг на друга с весом знания в глазах, (даже если он уже некоторое время знал, что это – Стайлз), он, наконец, понимает.       И поэтому, когда, спустя размытие сумасшествия и крови, Питер крепко, но осторожно сжимает хрупкое запястье, он дает ей выбор.       (И если они оба позволяют себе секунду слабости – тонкие губы нежно прижимаются к скачущему пульсу – это только между ними.)

***

      Его единственное сожаление, когда он умирает – что Стайлз приходится пройти через это снова.             (Даже если она была той, кто бросила бутылку. О, ирония!)       Кто бы не сказал, что ноша, разделенная на двоих, не так тяжела, явно лгал, потому что даже через свою БольСтрахПаникуЯростьОгонь, то, что она чувствует тоже самое (снова), окончательно толкает его через край.       И когда Дерек перерезает ему горло, Питер чувствует почти облегчение.

***

      В конце концов, у него есть план.

***

      Питеру двадцать один, когда он просыпается от самого странного чувства в своей жизни. У него есть пять лет, чтобы узнать все о чувстве электричества, запахе озона и искрах.

***

      Стайлз улыбается (сладко и ядовито), когда он протягивает ей фиолетовый цветок в первом сне.       Она принимает.