***
Война всегда была его единственным спутником, не считая Ямато. Вергилий был один на протяжении долгих лет — в аду и на Земле, несмотря на родного, но такого чужого брата, несмотря на собственного сына, о существовании которого он даже не догадывался. И вот вырисовывается какая-никакая до боли глупая картинка — у него, оказывается, есть…семья? Ну, семья — это слишком громкое слово, скорее ошметки этого понятия. И когда он с братом впервые после очень долгого промежутка времени вновь вдохнули свежий воздух без примеси гари, кровавых и ядовитых испарений, Вергилий задумался о том, что он не один. Дико. Странно. Неправильно. Это история не про него, про какого-то другого Вергилия. Такая история могла быть у Ви, вполне вписывается в его репертуар. Смазливый засранец мог преспокойно сидеть рядом с Данте на диване, цитировать ему Блейка или Пеннака, пока тот жевал пиццу, усмехаться на шутки Неро и чувствовать себя в своей тарелке. Да, Вергилий знал, что Ви его часть, его важная — мать его — часть, которую он признал только перед самим собой, не перед кем другим, но это был не он. Поэтому сидеть за столом своего новоиспеченного сына было дико. Пытаться не реагировать оскалами на все, что скажет его брат, было странно, а как ни в чем не бывало есть пирог, приготовленный невестой Неро, — неправильно. Вергилию хотелось уйти; не сбежать, а просто встать, сказать про себя, что все это не для него, почти поблагодарить, почти улыбнуться, и уйти. И все это только у себя в голове, для всех остальных ледники и арктический холод, да и плевать. Но почему-то он сидел, продолжал сдерживаться от очередного убийства Данте и посыла этих людей к чертовой матери. И спустя несколько месяцев он ловит себя на мысли, что близнец не такой уж и раздражающий, сын все же похож на него, а Кирие — он запомнил ее имя, да, — достаточно любезна. Спустя еще несколько недель Вергилий признает, что убедить долбоеба-брата питаться чем-то, кроме пиццы, невозможно, а спать на одной кровати за неимением варианта вполне терпимо. Спустя еще месяц Вергилий признает, что снег красив, а завывание метели его успокаивает, что пить горячий кофе все же приятнее в компании Данте, а не в гордом одиночестве. Встречи с Неро уже не такие неловкие, а их обмен словами уже похож на разговор. Понимает, как приятно стоять под горячем душем после добротной охоты на демонов всей…семьей? Все это происходит без его разрешения и вмешательства, просто в какой-то момент старший сын Спарды осознает, что у него есть не только это имя и смертоносный Ямато в ножнах, а кто-то еще. Он перестает напрягаться от случайных прикосновений Данте или вслушиваться в звуки его перемещений по дому, он начинает называть его по имени, а не «эй ты, слабое человеческое отродье», а еще он признает, что брат красив. Признать, что твой близнец красив, что сказать о своей собственной красоте, но тут нет никаких нарцисстических побуждений. Просто Вергилий вдруг осознал, что у Данте есть еще что-то помимо силы и невежества. Его движения всегда размашисты и неаккуратны, но есть в них некая притягательность, его взгляд всегда открыт и горит азартом — и это так контрастирует с его ледяными глазами. А контраст манит, по крайней мере его. И это еще одно, что он смог признать — у него есть что-то еще к близнецу, помимо ненависти. Что-то, что Вергилий не понимает, от чего бесится, но это его очень интересует. И это что-то неустанно растет, стоит им оказаться в гуще сражения, когда он украдкой наблюдает за сражающимся Данте. За грубым и не сдерживающим себя Данте, который рубит направо и налево, который не следит за ударами, давая своей крови проливаться из ран. И в этот момент раздражение просто затапливает Вергилия, который хватает брата за руку и приказным тоном говорит: — Не проливай свою кровь из-за этих отбросов! Данте в недоумении, искренне удивлен поступком брата, а тот не обращает внимание на долбанных демонов вокруг, которые вот-вот вцепятся им в глотки. Потому что Вергилию нужно, чтобы его близнец был осторожен. Хрен его знает, зачем это нужно, просто необходимость так и застряла внутри него. И он не отпустит чертову руку, пока не услышит твердого: — Окей. И бой продолжится, головы полетят с плеч, но Данте больше ни разу не даст себя ранить.***
— Что это было? Глаза Вергилия, которые размеренно бегали по строчкам какой-то старой книжки, которую непонятно откуда он откопал, замерли, но так и не поднялись на него. Данте стоял в проеме двери, упершись в косяк, сложа руки на груди, и терпеливо ждал ответа. Он был не в своем привычном боевом костюме, а в обычной гражданской одежде, для которой было выделено отдельное место в небольшом шкафчике. Старший близнец пытался продолжить чтение книги, но постоянно возвращался на пару строчек назад, не удерживая в уме, что же он там только что прочитал. — Кхе-кхем! — младший брат усиленно пытался напомнить о себе, пробить эту чертову стену равнодушия, которую Вергилий выстроил вокруг себя. Но тот не сдавался, продолжая игнорировать его. В таких позициях они пробыли еще минуту, и когда Вергилий наконец решил взглянуть на брата, тот просто хмыкнул, закатил глаза и, сказав: — Ладно, продолжай вести себя как придурок! — ушел, не дожидаясь ответа. И на долю секунды Вергилий опешил — нет, он жестко охренел — а потом отдернул себя и заставил вчитываться в каждое гребанное слово в долбанной книге. Но спустя пятнадцать минут издевательства над собой, он с большим желанием выкинуть печатный предмет в окно и даже, пусть по-детски, притопнуть ногой кладет сборник Гете на стол. Забыв об осанке, полудемон вваливается в кресло всем своим весом и вытягивает удобно ноги на манер Данте. Вергилий был разочарован. От чего? Он сам не мог понять. Он до конца не мог принять, что поведение брата как-то повлияло на него, а уж разобрать что к чему и подавно. Данте не должен был уходить. Мысль врезалась в мозг Вергилия так четко и ясно, что тот аж привстал, но потом уселся обратно. Да, брат должен был остаться, вздохнуть и опуститься напротив него, долго допытываться до сути, парировать его колкие фразы, почти психануть и попытаться уйти, но остаться. И тогда, возможно, старший гордый сын Спарды снизошел бы до небольшого откровения, приоткрыв только кусочек правды, заставляя младшенького кусать локти от недосказанности. Вот таков был сценарий, и как это обычно бывает, все пошло не по плану. И когда это у Вергилия появилась привычка вести себя с братом аки кисейная барышня? Наверное, она всегда была. Просто тот привык, что Данте будет допытываться до самых костей, чтобы узнать правду, пойдет за ним хоть в Ад, а тут он уходит. Уходит без ответа. Просто оставляет Вергилия один на один с внутренними постыдными капризами. И теперь он бесится, он жутко бесится, что близнец довел его до такого состояния. Ведь это так…так по-человечески. А все из-за чего? Из-за того, что он не выдержал и психанул. Да, трубите в рог, Вергилий не смог сдержать эмоции, не был гордым и непрошибаемым. Да гори оно все синим пламенем, потому что это случилось в очередной раз только по вине Данте. Потому что только с ним у него не получалось до конца контролировать себя, брат выводил его на эмоции, которые он всю свою прошлую жизнь отрицал. Это было недостойно его, опасного Вергилия, сына самого могущественного демона в Аду, сильнейшего существа во Вселенной. Но Данте было глубоко насрать — он просто приходил и ломал его убеждения на кусочки. А Вергилий почему-то позволял. Почему? Он бы и сам хотел знать. Наверное, это вина того, что все-таки было между ними. Чего-то странного и не совсем объяснимого, что мужчина еще не до конца понял и принял. И это что-то было виной его сегодняшнего поведения. И та баба. Кажется, ее звали Леди. Она появилась на пороге их убежища, скажем так, как гром среди ясного неба. Она вела себя очень вальяжно и фамильярно, расхаживала по конторе — хотя это очень громкое название тому развалившемуся шалашу, который держал его брат — будто у себя дома, и влезала в зону комфорта. Нет, не в его. В зону комфорта Данте, если у него такая вообще была. Кажется, повесься на его шею пару-тройку девиц, он бы и не заметил, даже обрадовался. Вот и эта девушка подходила слишком близко, позволяла себе достаточно откровенные, на его взгляд, прикосновения, а еще эта ее манера речи. И апогей этого всего, что Данте был не против, он отвечал ей с улыбкой и лукавым взглядом, смеялся над ее шутками, подкалывал ее. Может показаться, что первой не выдержала чашка, но на самом деле сначала это был Вергилий, а она стала просто сопутствующим ущербом. Когда керамическая посудина разлетелась на мелкие осколки в его руке, он ничего не почувствовал, но тишина и недоумение в глазах Леди и Данте его позабавили. И он с чувством выполненного долга ушел наверх пытаться унять свое раздражение очередной книгой. А теперь Вергилий сидит в позе, которая больше подойдет его младшему брату, и испытывает эмоции, которые ему чужды, но одновременно так нормальны. Кажется, в Аду вот-вот градус упадет до -90, потому что его гордость дала трещину, потому что, кажется, он начинает понимать, что такое ревность.***
После того случая Леди больше не заходила в агенство, а на полке в шкафу появилась совсем новенькая стеклянная чашка. Вергилий сам ее принес и пользовался исключительно ею. Это первый раз, когда что-то в этом доме появилось не с подачи Данте. Даже все те книги, которых было немного-немало, именно он приносил для брата, потому что видел, как тяжело было ему пользоваться теликом или музыкальным центром, да любой человеческой не примитивной вещью. Он мог задирать нос сколько угодно, но в простых бытовых мелочах брат был совершенно неопытен. Однажды Данте увидел, как тот пытался справиться с газовой плитой. Он объяснял Вергилию, как пользоваться ею, на что получил закатанные глаз и фырканья. А потом вечером, когда спускался после полуденной дремы, затянувшейся на несколько часов, за водой, застал брата, пытающегося запалить конфорку, чтобы нагреть чайник. Данте честно прятался за дверью, подсматривая в щель между ею и косяком, и держал кулачки за брата. Он не знал, как долго его близнец пытался это сделать до его прихода, но к глубокому то ли счастью, то ли разочарованию получилось это у него быстро. — Ты правда думал, что я не справлюсь с плитой? — неожиданно задал вопрос Вергилий. — Упс! Меня раскрыли, — без крупицы сожаления в голосе сказал Данте, вальяжно заходя на кухню. — Ну, с микроволновкой ты так и не смог договориться, поэтому я подумал, что может плита тоже не поддастся твоему очарованию. — На микроволновке слишком много кнопок и программ, — переводя на нее взгляд ответил близнец. — Людям свойственно все усложнять. — Ну да, ну да. После этого разговора они не попадали в подобную ситуацию, но хоть Вергилий уже лучше справлялся с техникой, было видно, что ему неуютно. Поэтому младший брат таскал ему книги из редких в их городе книжных магазинчиков, которые тот обязательно прочитывал от и до, а потом складывал на отдельно предоставленную полочку. Вот почему Данте чувствовал какую-то гордость, когда его близнец принес эту чашку в дом. Значит, он все же сам взял и пошел в город, отыскал магазин и совершил первую в своей жизни — Данте был в этом абсолютно уверен — покупку. Значит Верглий стал на шажочек ближе к его нормальности, к человечности. Звонок от Неро с предложением пойти на зачистку в какой-то не очень известный райончик недалеко от того места, где он жил, был неожиданным, но не слишком уж удивительным. Просто теперь его племяннику было не до того, теперь он свыкался с семейной жизнью, с ролью мужа и кольцом на пальце. Приглашение на свадьбу — если ее так можно было назвать — реально было сюрпризом. Нет, Данте понимал, что они любят друг друга и все такое, но ему казалось, что жить под одной крышей и делить любовное ложе достаточно. Он искренне не понимал, зачем связывать себя кольцами и какой-то распиской с подписью. Именно поэтому у него ничего не получилось с Люсией. Та требовала от него слишком не его решений, которые наложили бы свои обязательства — Данте это было не по душе. Расставание было неприятным, смотреть в грустные и одновременно злые глаза своей девушки было сложно. Но разговор был достаточно коротким, а истерики, почему-то, не последовало. Наверное, Чи знала, что так будет, но все равно хотела свадьбы. После нее у Данте никого не было всерьез. Предложение руки и сердца швабре не в счет. Он снимал девочек по клубам, как-то согласился на групповушку там, где он не единственный мужчина был, и осознал, что свой пол его тоже привлекает. Потом пару раз даже в гей-клуб захаживал, благодаря чему понял, что снимать пацанов лучше в обычных ночных заведениях, их там также много. И такая жизнь его вполне устраивала, и не нужны ему были кольца и штамп в паспорте — это все просто ерунда. Но если племянничек так хотел, то флаг ему в руки и перо в жопу. — Тут твой сынишка предлагает нам очередную семейную вылазку с нормальной такой наградой, — находя брата наверху, говорит Данте. — Пойдем? — А ты хочешь? — вопрос был искренним и прямо вопиющим. Данте завис, глупо хлопая глазами. На его памяти Вергилий очень редко интересовался его мнением и уж тем более желаниями, а тут намекает на то, что его ответ напрямую зависит от решения Данте. Вот это действительно сюрприз из сюрпризов. — Да, — просто отвечает он после некоторых раздумий. А брат просто кивает и продолжает читать, лежа на диване, оставляя его в недоумениях. Что-то неустанно меняется в них, та сцена с Леди, теперь это — кажется, от Данте уходит что-то очень важное и очевидное, но все еще непонятое.***
Охота оказалась действительно интересной и, к сожалению, короткой. Закон подлости: когда находишь что-то реально стоящее — это от тебя уходит в мгновение ока. Вот так и сейчас, демонов было немного, они были хитры и даже работали в команде, что наблюдается очень редко. Но этого оказалось недостаточно: небольшой квестик, игра в детективов, угроза заложником — было весело, однако для троих полудемонов, которые прошли и огонь, и воду, и медные трубы, слегка маловато. Радовало то, что их ручку знатно так позолотили, а у Вергилия было время пообщаться с сынишкой. Кстати, получился весьма недурный разговор — слегка скомканный и неловкий, но конструктивный диалог с подачи старшего и ужасного сына Спарды. Кажется, тот потихоньку-помаленьку очеловечивается. Но Данте почему-то был разочарован. Ему бы радоваться, что близнец приобщается к людскому, что ходит в магазин, что сам начинает контакт с другими, что пытается смотреть телевизор и включать плиту, но что-то было не так. Что-то не устраивало Данте. Все эти годы он был единственным, что связывало Вергилия с человеческим миром, он был его островком, его спасательной шлюпкой. Теперь же, когда брат становится все более социальным, Данте осознает истину. Ему нравилась эта зависимость старшего в нем, нравилось быть единственным связующим звеном этой братской цепи, а сейчас в нем постепенно исчезает необходимость. Того гляди, Вергилий будет самостоятельным членом общества, а Данте станет ему не нужен. — Ну, а потом этот сукин сын резко вскакивает и распанахивает мне плечо своими когтями, — рассказывает Неро отцу. — И хрен с тем плечом, заживет как на собаке, но он рвет мой плащ. А его, между прочим, Кирие сама шила, она жутко расстраивается, когда я прихожу рваный. Этот знает, — легонько пихает Данте локтем, — верно? — Ну естественно, — раздраженно отвечает тот, не переводя взгляда с дороги. — Главное, чтобы Кирие грустно не было, остальное — говном покати. — Эй, мужик, полегче, — ощетинивается младший блондинчик, сердито смотря на дядю. Данте смотрит в зеркало заднего вида всего секунду, а потом продолжает следить за дорогой, никак не реагируя на Неро. Но этой секунды достаточно, чтобы увидеть голубые недовольные глаза брата. Мол, и правда, чего ты бычишься без причины. А он и сам не знал, точнее знал, но из-за этого еще больше выходил из себя. И будь он проклят, если признается Вергилию в этом. Разговоры в машине затихают, оставшуюся часть пути они едут молча. Когда Кирие любезно предлагает им остаться на ночь, ее муж строит такую гримасу, что даже асоциальный Вергилий все понимает и соглашается с отказом брата. Девушка немного расстраивается, но молодой новоиспеченный супруг найдет, как ее утешить. Домой они возвращаются за полночь, Данте вваливается в контору и напролом идет в ванную, не слыша и не видя ничего вокруг. Его переполняет разочарование и остатки злости. Одежда небрежно падает в кучку на полу, горячий душ немного успокаивает и расслабляет. Кажется, он стал наркоманом, кажется, он зависим от Вергилия, кажется это длится уже не один десяток лет, а началось все в ту ебаную ночь, когда брат впервые приглашает его «потанцевать». И осознание на пару секунд оглушает Данте, делая его невероятно уязвимым. Настолько, что хоть реви. Потом он снова вдыхает влажный воздух, и мир двигается дальше, а мужчина никак не может понять, что ему делать с этим открытием. — Что это было? — вопрос Вергилия застает его врасплох. Данте резко поворачивает голову, мокрые волосы бьют по щекам. — Что? — искренне не понимает он. — В машине, — коротко поясняет старший близнец, глазами пожирая брата. — Не имею ни малейшего понятия, о чем ты, — врет блондин, продолжая купаться. Вергилий в полтора шага преодолевает расстояние между ними, попутно скидывая свой плащ, врывается в пространство Данте, абсолютно ошеломленного поведением близнеца, прижимает того к кафельной стене, совсем не заботясь о намокшей одежде или волосах. Кажется, Данте забывает как дышать, когда рука брата в грубой кожаной перчатке хватает его за горло, а губы впиваются в его. Язык Вергилия властно прорывается в его рот, зубы покусывают, царапают нежную кожу. Он проталкивает ногу, также облаченную в кожу, меж его бедер, а второй рукой, согнутой в локте, упирается в стену возле головы брата. Член Данте, обласканный водой и трущийся об черную ткань, каменеет, а Вергилий отрывается от его рта. В его глазах пляшут черти, они горят, а улыбка превращается в демонический оскал. Рука старшего брата изменяет свой облик на демонический, царапает шею и ключицу младшего. Вергилий припадает ртом к кровавым ранам, разрывая их зубами еще сильнее, а вторая его рука обхватывают талию обнаженного мужчины. Рывок — Данте тихо стонет: и от жесткой ласки брата, и от трения его яичек об кожу штанов. Пока брат изводит его, руки младшего близнеца сильно впиваются в ткань безрукавки Вергилия. Рывок — треск мокрой ткани, злой сощуренный взгляд ледяных глаз, табун мурашек по спине. Мужчина улыбается, впиваясь в губы старшего брата, сжимает мокрые волосы на затылке. Вергилий сбрасывает с себя остатки ткани, вода омывает его обнаженную спину — и это куда приятнее. Особенно, когда рука брата нащупывает его ширинку. Рывок — Данте оказывется прижатым к кафелю грудью. Ну уж нет, сегодня не он ведет. Вергилий тянет брата за волосы, вновь впивается в его губы, изогнутые в дьявольской усмешке. Кажется, братишка совсем не против такого поворота событий, наслаждаясь властными движениями старшего близнеца. Второй рукой блондин хватает того за член и начинает активно водить верх-вниз по стволу. Мокрая перчатка иногда поскрипывает, а бедра Данте двигаются в ответ на жесткую ласку. Его ягодицы не раз касаются набухшей плоти брата, все еще спрятанной под кожаными штанами. Издевается. Терпение Вергилия велико, но и оно не безгранично. Он сильно сжимает член близнеца, причиняя боль, в два быстрых движения освобождает свой и прижимается к заднице Данте, трется между ягодиц. Данте срывается. Он сам упирается в кафель и пытается сесть на член брата, но у него это плохо получается, а рука того на его собственном орудии сжимается еще сильнее. Вергилий не в силах подавить удовлетворенный смешок, что злит брата еще больше. — Ебучий засранец! — демонически искаженным голосом рычит Данте. — Просто трахни меня уже, сволочь. И Вергилий — о, невозможное — подчиняется. Просто входит в брата одним мощным толчком, заполняя его до краев. Они стонут в унисон, абсолютно одинаковым голосом, выдыхая рык. Старший начинает грубо двигать бедрами, вбиваясь в тело младшего, до крови кусая того за шею, лаская его рукой. Данте накрывает ладонь близнеца, которой тот упирается в стену, переплетая их пальцы, подмахивает бедрами в ответ на движения Вергилия, издавая полустоны-полурычание. Второй рукой он обхватывает свой член, начиная ласкать его в такт ласкам брата. Данте кончает первый, вымазывая перчатку и пальцы Вергилия. Тот усмехается, продолжая двигаться все быстрее и быстрее. Кажется, он тоже близок, но ему чего-то не хватает. Ему нужен Данте: его лицо, его блядские голубые глаза, его кривая усмешка. Мужчина резко выходит, вызывая неодобрительное ворчание близнеца, разворачивает его лицом к себе. Тот улыбается — ровно так, как представлял Вергилий, — облизывается, пока он снова входит в него, перед тем как впиться в эти чертовы губы. Они не закрывают глаза, продолжая пожирать друг друга — и телами, и взглядами, и душами. Они ебаные извращенцы, которые не могут жить друг без друга. Все эти попытки сбежать, затаиться, оттолкнуть, пытаться построить свою собственную жизнь — все это туфта. Они просто тянули кота за резину. Куда бы не пошел один из них, другой рано или поздно будет рядом, протягивать руку или впиваться мечом в плоть, или кусать губы в яростном поцелуе, или рвать одежду в порыве страсти, или вколачиваться в такую аппетитную задницу. Это то, чем они живут, чем дышат. Это их суть. Вергилий кончил, заполняя брата, отрываясь от его губ. Данте выключил воду и начал сдирать с близнеца штаны, подталкивая того к выходу. — Что ты, блять… — не успевает договорить старший. Младший закрывает ему рот, сжимая руками горло, разрывая кожу вмиг появившимися когтями. Он толкал его к комнате, которая находилась как раз недалеко от ванны. Отступая назад, Вергилий врезался в косяк, царапая свою лопатку. Боль не чувствовалась, но он все же впырил в брата недовольный взгляд. Они быстро добрались до кровати, которая вместе со шкафом для одежды и прикроватной тумбочкой, составляла всю мебель в комнате. Данте толкнул мужчину на простыни, забираясь сверху. Капли воды стекали с его волос и мускулов, придавая ему еще более возбуждающий вид. Тело Вергилия мгновенно отреагировало, несмотря на недавнюю разрядку. Близнец припал к его уху, покусывая и облизывая его. Он просунул два пальца в рот старшего брата, заставляя того языком ласкать подушечки, другая его рука сжимала упругую ягодицу. Вергилия переполняла похоть — и его это устраивало, а брат был единственным, кто мог его удовлетворить. Пусть тот этого никогда не узнает, но так охуенно, как с Данте, ему не было ни с кем. — Кончай уже с эти играми, — прохрипел старший близнец, вызывая низкий смех младшего. — Что? — Данте заглянул прямо в обезумевшие глаза брата. — Не терпится? — Сученыш, — Вергилий резко дернулся, подминая мужчину под себя. Он оседлал его бедра и потерся ягодицами о влажный член Данте. Тот довольно облизнулся, аки мартовский кот, и закусил губу, когда Вергилий направил его в себя и резко опустился с неприличным хлопающим звуком. И сейчас, когда старший брат скакал на нем, тихо выдыхая воздух, не позволяя себе застонать, Данте понял, что это витает между ними. Вместе они — величайшая сила, а каждый из них — единственная… — Слабость, — тихо выдохнул он. Вергилий остановился, прерывисто дыша, а в глазах мелькнуло понимание. Кажется, они впервые в жизни признали поражение.