Что бывает весной...

      Тяжёлые, чёрные, острые когти, что легко раздирали даже самую крепкую броню, сейчас мерно цокали по мраморным полам Кхазад-Дума. Заставляя всех трусливых орков, гоблинов и урук-хаев жаться по углам так, как будто тут шёл сам Азог Осквернитель. Но нет, это был его любимый варг, сверкая белой шерстью, которая буквально отражала и так немногочисленный свет коридоров гномьего царства. Между мощных задних ног качался тяжёлый член с заостренной головкой; помещения, где проходил зверь, наполнялись тяжёлым, мускусным ароматом возбуждённого самца. Он искал, а точнее — шёл по запаху своего Всадника. Как раз после охоты, на которую тот его отпустил. В высоких залах звуки разносились далеко. Орк то и дело ловил лязг металла или перекрикивания подданных, грызущихся за очередной кусок еды. Но в его залы никто не смел подниматься без крайней нужды. Это была личная территория Азога.       Камень Мории холоден, и даже многочисленные шкуры, брошенные на пол, не всегда могли заглушить его. Лишь гномьи печи могли разомкнуть ледяные объятия горы. Тупые гоблины делали вид, что не могли с ними справиться. Трусливые твари боялись того, кто выгнал отсюда бородатых. Пусть мёрзнут — Вожаку нет до них дела. Главное — в его покоях всегда горит огонь Кхазад-Дума, перед которым и сидел Азог. Не хватало только варга под боком. Только с ним он был на равных. И орк ждал.       Гхаш пихнул головой дверь в нужные покои, чувствуя желание своего Всадника; зашёл, крепко закрыл за собой дверь, толкнув лапой, чтобы никто и никогда не узнал, что произойдёт сейчас. Он не хочет, чтобы кто-то видел его хозяина таким. Желание обладать застилает разум, но он покорно опускает взгляд — лишь на мгновение, а потом подставляется под ладонь огромного орка, трётся мордой об его бок, обрамленный свежим следом чьих-то когтей. Рык сменяется урчанием, пока шершавый язык скользит, обрабатывая рану в подобии извращённой ласки.       Варг с немым укором замечает, что Азог себя не бережёт.  — Хватит. — грубо бросает Азог, но громадную голову не отталкивает. Выражение разумных глаз его почти оскорбляет.       Они единое целое. И этому существу дозволено намного больше, чем любой из наложниц вождя. Азог потрепал варга по холке, и отвернулся к пламени. Теперь все на месте — можно немного расслабиться и подумать. Состояние его отличалось от обычного. Орк чутко это улавливал, прикасаясь к белой шерсти, почти такой же, как и его кожа. Более тяжёлый, чем обычно, аромат; тихое урчание — мелкие детали, но их нельзя было не подметить.  — Гхаш. Ложись рядом.       Так было каждую весну. Разум мутнел, заставляя подчиняться древним как мир инстинктам. Но даже в таком состоянии варг слушался. Провёл последний раз по ране, слизывая всю сукровицу, и глубокие царапины начали выглядеть более здоровыми. Зверь успокоился. Свернулся тёплым клубком вокруг, подставляя собственное брюхо. Как и всегда. Одной лапой ненавязчиво приобнял Азога — так делают любовники. А хвостом прикрыл свой истекающий член, понимая — ещё не время. Обычно его Всадник сам всё прекрасно понимал и приступал к действию. В качестве намёка он уткнулся мордой в шею орка, где запах был особенно мощным, и втянул его в ноздри, довольно порыкивая; затем провёл языком, оставляя блестящую дорожку.       Тонкие губы орка искривились в подобии улыбки. Ещё немного — и выйдет боевой оскал. Намёк он понял, удивляясь своей невнимательности. Гладя мощную шею варга, Азог будто извинялся. В царстве под горой счёт времени совсем терялся, а времена года проходили незаметно.       Руки привычным движением стянули и бросили в сторону набедренную повязку. Азог откинулся, ложась на Гхаша и потираясь об его морду. Белый жёсткий мех щекотал кожу орка. Первый раз это заставило его почти по-звериному фыркать. Однако сейчас уже привычно. Приятно. Это его Гхаш. И Азог знает, что ему сейчас нужно.        Он не против.       Конечно, варг знал, что Азог отдаст ему любую самку своего гарема, или разделит её с ним. Но зверя это не интересовало. Да и женщины слишком слабые для того, чтобы выдержать его гон. Ему нужен был только его Всадник. Возможно, такую связь можно было назвать даже любовью, но ни у зверей, ни в чёрном наречии такого слова не было. Гхаш подставляет под ласку самые чувствительные места без какого-либо страха. Эта эмоция ценится выше любви. Доверие. Абсолютное и слепое. Точно так же они вдвоём ведут армию в бой, доверяя друг другу жизнь.       Сейчас же любые мысли лишние. Волк лишь поворачивает морду и лижет шершавым языком тонкие губы белого орка. Тихо рычит, будто спрашивая разрешения, а потом целует. Копирует то, как это делают люди, эльфы… Сам не понимает смысла, но знает, что Азогу приятно, несмотря на запах крови и сырого мяса из его пасти. Видит, как крупный член наливается кровью. Отпускает рот партнёра и легко тыкается мордой в пах хозяина. Обдаёт горячим дыханием, впитывает в память запах возбуждения самого дорогого для него существа — того, с кем связана его душа. Лижет плоть, обводит край головки так, чтобы не задеть бритвенно-острыми зубами.       Жар и десятка гномьих печей не мог сравниться с теплом, разливающимся по телу от присутствия рядом того, с кем сердце бьётся в унисон. Только Азог увидел этого варга, сразу понял — они предназначены друг другу. И каждая весна — повод это вспомнить. Возбуждение прокатывалось по венам, вызывая довольный рык. Орк помнил, как его изучали в первый раз и последующие за ним. Чувствует, как реагирует его тело на зверя, знающего своё дело. Он чешет его белое брюхо ласково — хоть и не знает такого слова. Подчиняется зверю, отзываясь гортанными стонами на ласку. Много зим назад они разделили не только одну судьбу, но и постель. И это единственное место, где Азог позволит только этому существу быть над собой.       Запах возбуждения разносится по покоям, делая воздух тяжёлым и плотным. Варг, глубоко вдыхая его, сходит с ума, а узкие зрачки сужаются ещё больше. Кроме желания, он уже ничего не чувствует. Собирает ещё пару капель тягучей смазки с члена Азога и облизывает свою морду. Ненавязчиво прикусывает холку любовника. Не царапает даже, а просто намекает — пора продолжить.       Орк ловит намёк с полувздоха. Привычно становясь в нужную позу, он максимально расслабляется. Так проще принять в себя орган варга.       Это нужно им обоим.       Гхаш становится на лапы, пристраиваясь сзади. Недолго смотрит на подтянутые ягодицы. Он лишь повинуется древним инстинктам. Проводит по дырочке языком. Сейчас она сжата, хотя после каждой весны заметно открывается. Ведь волк берёт его далеко не один раз, и даже не десять. Часто вместе с узлом, устраивая сцепку на всю ночь. Волк внимательно вылизывает своего Всадника, подготавливая к сношению. Это осталось выученным после первого их раза. Он не хочет причинять боль орку, которому принадлежит его душа.       Это хуже, чем причинять её себе.       Азог чувствует всё острее и рычит от удовольствия. Вся прохлада стен Мории не способна поглотить тот огонь, что пылает внутри. Невозможно замедлить, сковать те движения, что вырывают из лёгких обжигающе-горячее дыхание вместе с хрипом лавовой страсти, которую не способна подарить ни одна женщина. Их ведёт инстинкт, рождая и укрепляя связь, что крепче кровной. И обоюдное желание чувствовать это странное для их рас единение в существовании.       Так начинается их весна.       Как только анал расслабляется, Гхаш проталкивает туда язык. Чувствует горячие, тугие мышцы, что плотно его обхватывают, не хотят впускать; но потом расступаются, позволяя продолжить без какого-либо напряжения. Варг как будто лакает чистую воду из источника. Так жадно припадает к округлой заднице, что Азог не может сдержать стона; положив мощную лапу на широкую поясницу, старается не задеть когтями или клыками белые ягодицы орка. Отрывается, придирчиво оценивая свою работу. Дырка приоткрылась и призывно блестит, заставляя зверя удовлетворённо рыкнуть и ещё раз провести широким мазком по яйцам и между половинок. Волк нависает сверху, и даже по сравнению с Азогом он огромен. Накрывает того полностью, прижимаясь к напряжённой спине горячим брюхом, вибрирующим из-за утробного урчания. Скользит мокрым от смазки членом по растянутому очку; горячий, истекающий орган чувствовался между ягодиц, будоража воображение, мучая предвкушением того момента, где всё начинается с боли и перетекает в наслаждение, пока одно не станет отличаться от другого.        Глухо стукнуло сердце о грудную клетку. Из горла вырвался немой стон. Варг судорожно дёргает бёдрами и наконец-то попадает, вгоняет огромный орган в податливую плоть. Звук проходит через всё тело Азога и оседает напротив сердца, пробирая до дрожи — той, что слаще крови врага; желанная, как победа, и достигается лишь в такие моменты. Собственная кровь кричит громче труб, но не слышна даже вечным теням Кхазад-Дума.       Это их тайна.       То, о чём они молчат даже длинными, зимними ночами между походами. Порождённая тёмной ревностью, собственническим инстинктом, что вытеснял любого другого из узкого круга; до уязвимости полной открытости на двоих. Передние лапы нетерпеливо топчутся на месте, пока варг даёт пару мгновений своему Всаднику, чтобы тот привык. Да и самому зверю нужно вздохнуть пару раз. Ведь горячая дырка плотно сжимает его естество и пульсирует вокруг, буквально затягивая внутрь так, что тяжело даже вздохнуть. Кажется — одно лишнее движение, и можно кончить. Но хочется сейчас не этого, а долгого, выматывающего марафона. Когда Гхаш будет не способен стоять на лапах, а просто прикроет своей тушей орка, защищая от всего, пока его узел будет напряжённо пульсировать внутри разъебанной задницы, а в ней будет плескаться несколько порций его спермы.       Волк ждёт невербальных сигналов тела, и скоро их получает. Только после этого начинает грубые, звериные толчки, заставляя кровь кипеть. Член орка налился и пульсировал, но прикасаться к нему он не спешил. Волк сходил с ума от этого невероятного чувства наполненности, отдаваясь ему полностью. Ловя каждый миг. Не понимая, чей рык удовольствия слышит и подмахивает бёдрами. Они действуют на одних инстинктах. И именно такое соитие доставляет откровенное наслаждение. Без цели продолжения рода. Только для того, чтобы чувствовать другого рядом, в себе, над собой. Ощущать привычный, животный запах, вдыхать его, разделяя всё на двоих. Каждый толчок только подбрасывал сучьев в пламя страсти, а жар в теле нарастал, заставляя кончить, крепко сжав орган варга пульсирующими в оргазменной судороге мышцами.       Варг не жалеет, что променял свою стаю, возможную самку и потомство на него. На своего Всадника. На того, кому принадлежит его душа. В своей звериной манере Гхаш лижет шею Азога, передавая этим свои чувства. Он не сомневается, что его поймут. Поймут, что Азог нужен и необходим, как воздух. Ведь без своего Хозяина волк просто опустошится изнутри. Он знает, что орк ощущает то же самое.       Волк ткнулся носом в шею своего партнёра и тихо рыкнул, переходя на скулёж. В растянутую задницу полилась горячая сперма, а узел в основании члена альфы начал раздуваться, открывая податливую дырку сильнее. Оба теперь сцеплённые на ближайшее время. Поэтому варг аккуратно укладывается на тёплую шкуру у камина и тянет за собой мужчину. Устроившись поудобнее, ласково вылизывает шершавым языком везде, где может достать. Расслабленное после оргазма тело вновь получает ласку. Семя Азога выплеснулось на шкуры, отпечатываясь в мехе влажными пятнами. Странное, не свойственное оркам умиротворение овладевало вождём в такие мгновения. В это благостное состояние его мог погрузить только Гхаш. Часть его самого, с которым безоглядно можно расслабиться, погрузиться в тёплую негу и быть уверенным в полной безопасности. Наверное, человек или эльф назвали бы это словом «счастье». На тёмном же наречии такого определения не существовало.       Разбухший узел упирался в простату, отчётливо ощущаясь внутри. Приятно. Азог восстанавливает ровное дыхание, прижимаясь к пушистому брюху и прислонив голову на мощную лапу варга. В этом положении было намного удобнее почесать за ушами партнёра, подставляясь под звериные ласки. Жар страсти более не обжигал, но грел лучше гномьих печей.       Варг урчал, как кошка, слабо вибрируя от мощного, глубокого звука. Он скрутился вокруг орка, защищая его своим телом, как величайшую ценность. Он и был для него самым ценным. Поэтому дикий зверь постепенно превращался в домашнее животное.       Гхаш всегда воспринимал Всадника как равного, но уступал почти всегда, сохраняя баланс и внутренний комфорт их обоих. Однако во время гона он всегда позволял себе немного больше, зная, что даже великому Азогу Осквернителю нужно отдохнуть, позволить кому-то решать за себя, свалив груз ответственности. Сейчас он ласково лизал огромные плечи, прочерчивая каждый шрам, который когда-то сам и зализывал, помогая зажить быстрее. Он помнил каждый из них.       Мех варга был лучше любых перин и приятно щекотал, иногда попадая в нос, отчего орк морщил нос и фыркал. Он лежал и вспоминал под ласковыми влажными прикосновениями шершавого языка. Каждый бой, пройденный вместе, зимние ночевки, грозы в горах и прошлые весны, что нашли отражение на теле вождя в виде шрамов. Его душу заполняла гордость и признательность, а тело полнилось новой волной возбуждения. Тяжёлый член не думал опадать, но узел уменьшился, позволяя разъединить сцепку. Однако волк этого делать пока не собирался. Лишь начал медленно двигаться, не поднимаясь с бока и не переставая ласкать белую кожу.       Член вставал, наливаясь под звериными ласками. И Гхаш как будто это чувствовал. Хотя, скорее всего, он просто помнил, что им обоим одного раза мало, чтоб вдоволь насладиться редким удачным вечером. Все ещё сцепленный Азог почёсывал любовника, поднимаясь руками выше. Не очень удобно, но ему хотелось прикасаться так же тягуче медленно и с наслаждением, как член, что двигался в нём. Варг переместил тяжёлую лапу, словно вставая на колено для лучшей опоры — чтобы не съезжать мехом по шкуре под ними. Это было не слишком приятно, даже болезненно. А теперь можно было двигаться более глубоко, размашисто. Дырка уже могла выпустить из себя немного опавший узел и принять обратно. Хотя сильно тянулась за ним, доставляя отдельное удовольствие и Азогу, и Гхашу, что наклонился ниже, к шее своего Всадника, лизнул горячую кожу, а потом укусил.       До крови. Оставляя отпечаток своей челюсти.       Как метку принадлежности, как вечное напоминание, что они одно целое. Он обновляет её каждый гон, хотя и самому зверю это приносит боль. Но не может ничего поделать со своими инстинктами. Может только, извиняясь, торопливо зализывать, сглатывать кровь орка, что, кажется, вязла на языке. При этом глубоко трахать распростёртое под ним тело, заглушая происходящее удовольствием.       Орк рычал от удовольствия и тонул в нём. Боль лишь немного отрезвляла его безумие. Укус горит. Знакомо, привычно, как пикантная специя, заметно. Но Азог понимал — против инстинктов не пойдёшь. Эту часть Гхаша он тоже принимал как должное, пытаясь обращать больше внимания на ствол зверя, проезжающий по простате и собственный пульсирующий орган.       Вождь повернул голову; морщась, посмотрел на морду варга в красных пятнах и лизнул его высунутый язык своим. Соприкосновение вышло совсем лёгкое и проходило импульсами по скулам, заставляя рот кривиться в неправильной, клыкастой улыбке, что смягчалась гортанными стонами, вырывающимися при каждом глубоком толчке.       Недавно прояснившееся сознание варга после первой вязки снова помутнело под разгорающимся желанием. Он двигался как безумный, довольно порыкивая и полностью забирая себе власть над разомлевшим Азогом. Воздух в комнате стал тяжёлым, как свинец, и как будто жидким, пропитываясь острым запахом секса, спермы и мускусным ароматом самого Гхаша. Это только подстёгивало животную мощь волка, заставляя покрывать своего Всадника, как течную самку несколько раз, до полного изнеможения. Руки орка вцепились в шкуры, сминая их. Горячее, рваное дыхание вырывалось из грудины, переходя в рык. Но обратно воздух не заходил — застревал лавой в глотке, обжигая рецепторы. Вождь сходил с ума от ощущения скользящего по простате члена самого близкого ему существа, стонал и едва слышно скулил от удовольствия, рвано двигая бёдрами; запрокидывал голову, жмурясь. Он был бы рад задержать эти мгновения, замедлить время; но надолго в таком темпе его не хватало и орк кончил, лишь прикасаясь к члену.       Азог обмяк, не открывая глаз. Под веками всё ещё мельтешили разноцветные круги. Он чувствовал, как порция горячей спермы излилась в него, как выскользнул ствол варга из оттраханной задницы, оставляя с чувством физической опустошенности и удовлетворённости.       Волк очнулся, когда наконец-то насытился горячим телом своего Хозяина. Узел уже не держался внутри растянутого анала, а спокойно выскользнул, позволяя семени вытечь, пачкая шкуру под ними. Спустился ниже, вылизывая чувствительную, натёртую и воспаленную дырку, что зияла красной бездной, а также дрожащие бёдра орка. Язык Гхаша всегда облегчал любую, даже приятную тянущую боль, что была ещё одним немым свидетельством их единения. Это то, что хочется помнить всегда.       На дрожащих ногах Азог попытался подняться. Варг знал, что сейчас требуется — он стал необходимой опорой, подставил спину, чтобы тот мог подняться и дойти до купален. Вождю было не стыдно.       Только не перед любовником, что был частью его души.       До купален они дошли вместе. Азог с наслаждением погрузился в тёплую воду каменного бассейна. Блаженство.