***
Моё проклятие называют Ползучей Тьмой, реже — Ползучим Мраком. Я выбрал второе, потому что называть его «оно» было неудобно, а на женщину оно не походило ничем. Так что «Ползучий Мрак». Или просто Мрак. Редкий, исключительно редкий случай, странное стечение обстоятельств. Я принял боевое проклятие на щитовые чары, но в них был изъян — они никогда не давались мне хорошо, — и оно проскользнуло. Не ударило так, как должно было, а прицепилось к основе моей магии. А я ещё и не понял сразу: выглядело так, что щит и проклятие взаимоуничтожились. Если бы понял, может, его получилось бы отсоединить. Вначале оно проявляло себя только лёгкой нестабильностью магии, и это привело меня в лазарет «на всякий случай»… Целительница смотрела на меня, как на смертельно больного, и шепталась со спешно вызванным старшим консулом. А наш замечательный старший консул с не менее замечательной фамилией — леди Лелиана Мразь — сказала: «Пока отстранён. Если сумеешь побороть его — вернёшься», — и начиркала на больничном бланке список литературы по теме. Если. Очень вдохновляет, а? И как же это было не вовремя. Да, я понимал, что в таком состоянии опасен для окружающих и не гожусь для работы, но как же не вовремя! Потом начались сны и голоса. Шёпот. Иногда — хтоническая жуть, от которой хотелось бежать без оглядки, тёмные страницы прошлого, битвы, смерти; иногда — мрачные иллюзии, смазывающие грань между реальностью и сном; иногда — просто насмешки и комментарии к чему угодно, что я делаю; подсказки и советы, следовать которым было страшновато, и предложения, принимать которые было страшно ещё более. По крайней мере, мне удавалось сдерживать его, не позволять вырваться наружу и причинить кому-то вред. Наверное, леди Мразь была права в том, что я либо справлюсь сам, либо не справлюсь вовсе. А когда на острове Сол выбора не осталось, я всё-таки последовал совету Мрака, всё-таки воспользовался его силой. И выбрался. Мы выбрались. (А я впервые думал о нём как о существе, личности, а не проклятии во всех смыслах слова.) Не знаю, откуда у проклятия могут быть знания и жизненный опыт, но они были. Наверное, что-то всё-таки есть в теории, что магия едина и каждое заклинание — отражение одного своего прообраза. Все Кристаллические щиты — один и тот же Кристаллический щит, меняется только мощность, да возникают погрешности, все Светочи — один Светоч. И Ползучий Мрак тоже один — все тысячи и тысячи раз, когда его призывали в этот мир. Или не тысячи? Это ведь сложное и редкое проклятие. А может быть, дело в том, что оно пожирает своих жертв, поглощает, растворяет. Может быть, частицы их остаются в нём. Не знаю. Я так и не решился спросить. …а однажды Мрак материализовался, чтобы защитить меня. Леди Мразь потом сказала, что так бывает. Ещё более редкий случай среди редких случаев. Некоторые из них описаны. Ещё она сказала: «То, насколько оно очеловечится, зависит от тебя. Постарайся», — и посоветовала ознакомиться с записками Хильды Тимберграу. Только у той был не Ползучий Мрак, а Серый Мор. Тоже та ещё «радость». Но в итоге эта «радость» стала для неё вроде ещё одного внука (коих у почтенной дамы насчитывалось целых двенадцать). В какой-то мере вдохновляющий пример, хотя мне определённо было далеко до леди Тимберграу, что касается терпения, душевных сил, опыта — да в общем-то, всего.***
Темнота, скользящая по телу непристойно и жарко — контраст с прохладной водой, льющейся из душа, — оплетающая так, что не высвободиться. Прикосновения рук моей чернильно-чёрной копии — Мрак когда-то взял мой облик за образец, — почти материальное тело, прижимающееся к спине. — Ты что делаешь? Слов категорически не хватало, но я старался. Я уже полгода старался говорить с ним, договариваться, убеждать действовать по-человечески, искать компромиссы. Иногда получалось. Иногда… — Мрак, какого хрена? Прикосновения только становились настойчивее, целенаправленнее, будто копировали то, как я сам добивался разрядки, когда было не с кем (нередко, честно говоря; в отношениях я немного неудачник, как и многие некроманты). — Отпусти, грёбанная ты тварь! Что тебе в голову взбрело?! Мягкий, обволакивающий шёпот темноты откликнулся наконец: — Удовольствие. — Вот только не говори, что ты, ожившая клякса тьмы, можешь испытывать удовольствие от секса! Злость подстёгивала и обжигала, магия стягивалась внутри, готовая выплеснуться то ли щитом, то ли атакой. Непрофессионально: у хорошего некроманта голова должна всегда оставаться холодной, — но серьёзно, у меня ведь нервы не железные! — Нет, не так. Доставить удовольствие. Тебе. — Ты… — я проглотил ругательство и закончил почти беспомощно: — Что? Магия, кажется, тоже застыла в недоумении, в полувздохе от атаки. (Я не хотел сражаться с Мраком. Да и как сражаться с тем, кто находится в твоём теле, вплетён в энергетическую структуру?) — Хочу доставить тебе удовольствие. Тебе грустно. Хочу, чтобы было приятно. Отрывочные фразы: Мрак пока так и не освоился до конца с тем, чтобы говорить вслух. Иногда это было забавно — но не сейчас. Пряди темноты снова шевельнулись на обнажённой коже. — Прекрати это, — сказал ему как мог твёрдо, не уверенный, что стану делать, если он не прекратит. — Почему? Тебе хорошо. Физически — да, пожалуй, неплохо. Он знал, на что и как реагирует тело. — Послушай, Мрак, — я всё-таки высвободился из хватки, которая перестала быть такой цепкой, развернулся, чтобы посмотреть в глаза своей копии (на самом деле — никакого смысла, у него нет глаз в человеческом понимании). — Так нельзя — лезть к человеку против его воли. Даже чтобы «доставить удовольствие». Против воли — домогательство или изнасилование, и это дурной поступок. Мрак молчал; вода протекала сквозь его фигуру, становящуюся всё менее материальной. Черты лица смазывались, и я не мог разобрать выражения — впрочем, ждать от него человеческой мимики всё равно не имело смысла. Прежде чем окончательно развеяться, он произнёс только одно слово. — Прости. Кажется, это был первый раз, когда Мрак просил у меня прощения. И я его простил. Забыли, замяли. В конце концов, хоть у него были знания и жизненный опыт, некоторые вещи он не понимал просто потому, что не человек. Но он учился.***
В комнате было сумрачно, на душе — погано. Неудачный день, неудачная неделя… неудачная жизнь. А случай-то на самом деле пустячный, но стал последней каплей. Пальцы ожившей темноты легли на плечо, неуверенно погладили. Плечо, ключицы, шея, взъерошенные пряди волос… — Можно? — Что? — Доставить удовольствие? Сейчас? Я бы, наверное, отказался. Если бы не эта суккубочка недоделанная, «наш девиз непобедим, возбудим и не дадим». Дразнила, дразнила, почти до ручки довела, а потом свалила. Эксперимент она, видите ли, ставила. А Мрак? Я, конечно, никогда его не рассматривал как объект сексуального интереса. Он же, демон его сожри, боевое проклятие! Материализованное боевое проклятие, почти уникальный феномен, но всё же. Однако Мрак стал… близким. Когда его тьма ласкалась, будто кошка подсовываясь под ладонь, сворачивалась нематериальным клубком под сердцем, обволакивала, укрывая и согревая — это не казалось неприятным или даже странным. Когда удар Оков разума почти целиком достался ему, и я на время перестал слышать его — я волновался за него. Когда умер дедушка, только Мрак видел мои слёзы. Если бы он хотел причинить мне вред, у него были возможности. Десятки возможностей, потому что, если судить на трезвую голову, я чересчур расслабился. Слишком близко подпустил его, проявил неподобающую боевому некроманту доверчивость к «тёмной твари». (Потому что если бы он хотел причинить мне вред — когда я валялся на алтаре в Синем храме, я был беспомощен, я бы стал его жертвой так же, как чуть не стал жертвой безумных жрецов; но Мрак защитил меня, вытащил меня, он зализывал раны, нанесённые нематериальным клинком, и поделился силой, чтобы я смог добрести до выхода на поверхность.) Почему бы не потерять голову окончательно? — Можно, — выдохнул пересохшими губами. Почему бы не разделить с ним своё тело и в этом смысле тоже? — Только, Мрак… можешь «снять» мой облик? Это слишком странно. По крайней мере, пока.***
— Мрак, ты чудовище, как ты это… ах… как ты это делаешь? …Нет, не вздумай останавливаться! Если когда-нибудь, как леди Тимберграу, решу написать мемуары «Как жить с материализованным проклятием» — многое придётся зацензурить. Определённо.июль 2018 - август 2019