*****
Деревянная лошадка и повозка ручной работы оказались слишком хрупким экипажем для Верховного короля нолдор, и посему то, что от них осталось, было без сожалений отправлено в мусорную корзину. Откуда Эрейнион чуть позже старательно извлек все обломки (а вместе с ними и изрядное количество пыли), и, одной рукой прижимая к груди свое сокровище, направился к родительским покоям. Когда он приблизился к двери, оттуда как раз выходили советники его отца — поглощенные собственными разногласиями, они огибали принца с той небрежностью и безразличием, с каким вода омывает камень. Эрейнион вздернул подбородок, прислушиваясь, но смысл их речей, пестрящих незнакомыми именами и названиями мест, безнадежно ускользал от него. Он видел семейное древо на обложке одного из отцовских дневников, а наставник заставил его наизусть выучить карту Белерианда, но верхняя ее часть была свернута, так что он запомнил только то, что было к югу от Хитлума. А спросив об остальном, услышал в ответ: «Когда подрастешь». Едва на пороге показался последний из советников, Эрейнион проворно нырнул ему за спину, прежде чем дверь успела захлопнуться. Как будто и не вошел без стука в затворенную комнату. Чисто прибранная гостиная, как всегда, пустовала: отцу она казалась тесной, а маме почему-то не нравилась, и родители предпочитали проводить время в небольшой столовой, примыкающей к кухне, или в библиотеке, где окна во всю стену выходили на Ард-гален. Дверь в спальню, к радости Эрейниона, оказалась открыта, так что он прокрался к ней, бесшумно ступая по пушистому ковру, и, прижавшись щекой к дверному косяку, заглянул в комнату. Отец его, как и было предписано, лежал в постели, устроив ногу на высокой кипе подушек, перо в его руке летало туда-сюда по листу бумаги, подпертому стопкой книг, а стоящая чуть поодаль чернильница была обмотана углом одеяла, чтобы ненароком не опрокинулась. Он сосредоточенно писал, раскрасневшись и бормоча такие цветистые проклятия, до которых слугам было нипочем не додуматься. Эрейнион даже рот приоткрыл от удивления. В эту минуту отец его поднял голову, и Эрейнион не успел вовремя отшагнуть в сторону. Смолкли не только проклятия, но и шорох пера по бумаге. Он услышал, как скрипнул матрас, когда отец подвинулся на постели. — Эрейнион. Я тебя видел. И сейчас вижу. Ты держишься пальцами за дверь. И правда, запоздало сообразил Эрейнион. Он отдернул пальцы, чувствуя, как сердце трижды подскочило куда-то к горлу, и, собравшись с духом, выступил из-за двери. Сломанную повозку он покрепче прижал к груди, чтобы отец ее не заметил. Он не встречался с отцом со времени вчерашнего происшествия, и коль скоро никто ничего ему не сказал, решил, что его просто не хотят видеть. Но отец вовсе не казался сердитым. Он выглядел… Эрейнион постарался припомнить слова, которые его заставлял заучивать наставник… да, он выглядел возбужденным. Возбужденным чем-то таким же далеким от Эрейниона, как их дом в стенах Эйтель Сирион от звездного небосвода. — Что это у тебя? — спросил отец, прищурившись, как будто хотел рассмотреть, что так крепко стиснул в ладошке его маленький сын. — Прости меня за тележку, — вместо ответа повинился Эрейнион. — И за тебя. На тележке. И отец его рассмеялся — Эрейнион так редко слышал теперь его смех, схожий с рокотом горного водопада. Фингон спихнул на пол лежавшие у него на коленях книги, а с ними и недописанное письмо, а чернильницу выпутал из одеяла и шлепнул на прикроватный столик. — Иди сюда, — позвал он, откидывая край покрывала и похлопав по мягким простыням, которые Эрейниону теперь, когда он подрос и спал в собственной постели, обычно трогать не позволяли. Вскарабкаться на высокую родительскую кровать было не так-то просто, но отец наклонился и подхватил его одной рукой с той же легкостью, с какой чуть позже наверное подхватит брошенное письмо. Во время стремительного подъема несколько обломков разбитого экипажа выпали из кулачка Эрейниона. Крохотное искусно вырезанное колесо, из которого всё еще торчала тонкая — но сломанная — ось, приземлилось на простыню. Отец Эрейниона поднял его двумя пальцами. — А вот, — со смешком проговорил он, — и виновник падения. Эрейнион потупился, ожидая праведного гнева. — Сядь поближе, Эрейнион. — Зачем? — пискнул он. Брови отца приподнялись. — Составишь мне компанию. Мы ведь в последнее время нечасто видимся, правда? Теперь, когда… Эрейнион поерзал, стараясь придвинуться ближе, а потом сильная рука поймала его руку и притянула вплотную. Раньше Эрейнион спал здесь — когда был поменьше и мог скатиться с кровати, если бы его оставили без присмотра. Закрой он сейчас глаза, почувствовал бы с одной стороны изгиб маминой спины, а с другой — теплую тяжесть отцовской руки. Она и сейчас была рядом. Он прижался к ней и пытливо заглянул в лицо отцу, который, не моргая, смотрел прямо на него, неторопливо покручивая в пальцах колесико и нарочно не замечая приземлившегося на пол недописанного послания. Эрейниону захотелось вернуться в прошлое, хотя он и сам не знал, почему. Ведь в доме ничего не изменилось. На стенах на своих привычных местах были развешены гобелены, ковры и отделка комнат остались теми же. Но воздух как будто стал тяжелее, словно с севера, со свернутой части карты, над домом нависала невидимая рука, угрожая столкнуть его в реку. — Дай-ка мне остальное, — внезапно велел отец. — Я ее починю. Но сперва мне надо закончить это письмо. Скоро начнутся снегопады и станет трудно добраться до Химринга. 472-й год Первой эпохи, неделю спустя после летнего солнцестояния Кровать была не застелена, большая часть подушек — сброшена на пол. Эрейниону казалось, что, если провести рукой, посредине еще можно нащупать вмятинку от отцовской лодыжки. Повозка, запряженная деревянной лошадкой, так и стояла на ночном столике. Она была почти как новая, не хватало только маленькой щепочки, которую Эрейнион не заметил в мусорной корзине. Ничего, сказал отец, он заделает прореху мастикой. А потом пришло письмо из Химринга — снег в тот год лег поздно — и повозка вместе с мастикой были забыты. Отцовская нога зажила, и он снова стал читать письма, расхаживая по дому. Но сколько Эрейнион ни оставлял игрушки на площадке лестницы, к отцу вернулось прежнее везение: он больше ни разу ни на что не наступил. В комнату ворвалась мама. — Вот ты где. Нам надо торопиться. Глаза у нее были красные, но двигалась она споро и деловито, словно бы совсем ничего не случилось. — Если пропустишь старую луну, до места не доберешься. Поспеши, Эрейнион. Он хотел взять повозку с прикроватного столика, но просто… не смог. Там она и осталась.*****
Он старательно выстроил солдатиков перед дверью, из-за которой по утрам появлялся его приемный отец. Солнце уже подкралось к самому горизонту, а Кирдан всегда принимался за дела спозаранок. Отец Эрейниона любит… любил… поспать подольше. А приемный отец как будто старался каждое утро обогнать солнце. Эрейнион не решил покуда, отсалютует его армия Кирдану или ринется в атаку, но, хоть так, хоть иначе, надеялся что-нибудь разузнать о том, чьим заботам его теперь поручили. В окна уже просачивался серебристо-розовый свет зари, но тени, еще клубившиеся по углам и под широкими подоконниками, для маленького эльфа были покамест надежным укрытием. Эрейнион подтянул колени к груди. Уже вот-вот… Дверь спальни его приемного отца распахнулась. Кирдан, куда бы он ни направлялся, шагал широко и решительно, слегка размахивая на ходу руками. Слабый проблеск солнца высветил шлемы замершей в ожидании невидимой армии. Первый шаг Кирдана пришелся ровнехонько между деревянными воинами, словно ему передалась удачливость Фингона, но потом он наступил прямо на одного из крохотных витязей, отправив его к Хауд-эн-Нирнаэт. Голова бедняги полетела в одну сторону, а туловище — в другую, а Кирдан крякнул от боли и, увидев выстроившихся у порога солдатиков, разом переступил остальных, на секунду потеряв равновесие и врезавшись плечом в стену, но тут же выровнял шаг, быстро удаляясь по коридору. Не наказал, не выбранил. Вообще ничего. Как будто и не заметил. Эрейнион выбрался в освещенный зарей коридор и, подхватив голову павшего солдатика, снова схоронился в тени подоконника. Он крепко стиснул ее в кулаке и заплакал. _______________________________________________ Примечания автора: Этот рассказ был написан на Many Paths to Tread‘s remix challenge и основан на работе Levade «Этот Эрейнион» (This Ereinion), по сюжету которой Кирдан мало-помалу привыкает к новой для него роли приемного отца Гил-галада. Сам Гил-галад в это время пребывает, вероятно, в еще большем смятении и растерянности, и я решила попробовать взглянуть на происходящее его глазами, приняв за отправную точку один из эпизодов в самом начале истории Levade. Даты позаимствованы из «Серых Анналов» («История Средиземья», том 11, «Война самоцветов»). Из этого текста следует, что Фингон отослал Гил-галада в Гавани в год смерти Финголфина, но так как в работе Levade предполагается, что Эрейнион прибыл туда непосредственно после гибели Фингона, я опираюсь здесь на формулировку «Сильмариллиона», который оставляет чуть больше пространства для интерпретации. Да, я позволила себе текстовый фуршет, но что за удовольствие в изобилии источников, если нельзя немного попривередничать? :)