intoxication of the soul

Ритмичная, полностью оглушающая музыка заполняет голову и будто сама по себе пытается соблазнить каждого вошедшего в помещение клуба. Освещение постоянно меняется: от мягко голубого к синему, затем расползаясь по стенам фиолетовым, что плавно переходит в розовый, красный, до боли в глазах агрессивный и яркий. Тонкие и на вид такие хрупкие пальцы цепко обхватывают шест, а изящное тело бросается в танец, извиваясь и ловко забираясь по железной трубе, обвивая её не менее изящными ногами в сетчатых чулках. Каждое движение плавное и легкое, от чего создается ощущение, что танцору совершенно не приходится напрягаться. Никто не знает, что скрывается под этой игривой ухмылкой на тонких бледно-розовых губах. Никто не догадывается о невыносимом нытье мышц, боли, что томится в подвернутой буквально вчера ноге. Для нескольких десятков глаз он сейчас не больше, чем объект сексуального влечения. К нему тянется рука со свернутой в трубочку довольно ценной купюрой, под которую танцор подставляет стройную ногу. Купюра легко проникает в чулок, после чего парень кокетливо подмигивает и возвращается к танцу. — Юра, за тобой, — сообщает коренастый мужчина, кивая в сторону небольшой компании. И Юра оглядывается. — Пятеро? — Плисецкий поморщился. — Заплатят много, да и на тебя там один претендует, как я понял. Вздохнув, Юра кивнул и спрыгнул с пилона. Ступню будто пронзило тысячью иголок, в который раз напоминая о недавней травме, однако он не подал виду. Да и причина самого вывиха та же: нечего так резво прыгать на десятисантиметровых шпильках. Натертыми и красными от взаимодействия с шестом руками он накинул белый и даже чересчур пушистый жилет из искусственного меха на плечи, хоть как-то прикрывая полуобнаженное тело. Такого рода материал немного покалывал кожу, что до этого скупо перекрывалась одними черными подтяжками, закрепленными на узких кожаных шортах, но это тоже было послушно проигнорировано. А дальше все как в омуте: довольно высокий, статный мужчина, который оказался «лидером» этой компании из пяти человек, с седыми… нет, крашенными в что-то по типу платины волосами, на вид лет тридцати. Его имя Юре тоже смутно помнилось, что-то на букву «В», а говорить про остальных компаньонов нет смысла от слова совсем. Большая черная машина, чем-то смахивающая на «гелик», а, может, это он и был, громкая музыка, но не громче, чем в клубе; дорогой алкоголь, дым, заполняющий ровно весь салон машины и садящий травой. Этот запах сложно с чем-либо спутать, особенно если знаешь толк в подобных вещах. Хотя, для Плисецкого углубленные знания о разнообразном мире наркотических веществ являлись больше плачевными, нежели предметом гордости. Он давно пообещал себе не принимать. Ещё после смерти отца, которую считал чуть ли не самой постыдной. Передоз, то, что сейчас в его обществе было одной из самых частых причин ухода на тот свет, то, что уже не вызывало ни малейшего удивления. Но картина безысходно бьющегося в конвульсиях родителя не могла не оставить след на психике восьмилетнего ребенка. Юра также знал, что он человек слово. Увы, не для себя. Холод. Такой, какого Плисецкий ещё не чувствовал. Он пронизывал буквально до костей, которые через время будто уже не смогли сопротивляться и позволяли ему пропитать себя. Вокруг полная темнота. Черт, хоть какой-нибудь бы огонек. В один момент Юра все же осознал, что у него закрыты глаза. Фактически, он был без сознания. В голове абсолютный бардак и полнейшее непонимание ситуации, что вскоре переходило в панику, немую, ибо он не мог пошевелить и пальцем. Постепенно начали появляться и звуки: гул шин, что порой сопровождался противными сигналами, отдаленный шелест листьев, потревоженных ветром. Ему с трудом все же удалось открыть глаза, чтобы осознать наличие холодного дождя и сплошного поля вокруг, которое делила на две части довольно широкая трасса. Не меньше сил стоило подняться на ноги, предварительно ещё несколько раз падая. Тогда он удивился найденной неподалеку собственной сумке, наполнение которой изменилось только в количестве накиданных в неё денег, да и тут в лучшую сторону. То, сколько Юра так пролежал, оставалось для него загадкой, как и его местонахождение. Сняв туфли и зацепив их парой пальцев, парень пошагал по мокрой мешанине из травы и грязи. Ноги постоянно увязали в ней на пару сантиметров, однако мешало идти не это. Все тело казалось ватным, что серьезно затрудняло каждый шаг. Плисецкий отчаянно прижался спиной к бетонному фонарному столбу, сползая вниз, назад на землю. Приземление отозвалось ноющей болью в заднице, на что Юра рассмеялся и прикрыл лицо обеими руками. По щекам ручьем прокатились слезы, смешиваясь со смехом в дикую истерику. К горлу подступила нетерпимая тошнота, что увенчалась вполне ожидаемой реакцией организма на столь бурное гуляние и стресс. Юра машинально провел ладонью по губам, вытирая рот от рвоты.