***
Юноша возвращается домой под утро, когда на часах уже почти шесть, а небо вбирает в себя персиковые и лимонные оттенки, выгоняя тёмные и чуждые блики ночи. В это время его небольшая семья уже просыпается и завтракает, поэтому Чонгук, весело насвистывая что-то, вприпрыжку направляется в один из переулков, где находится его дом, напротив — дом его сводного брата. Тот любит баловать младшего, а посему последний уже видит перед глазами тарелку с вкусной и сытной пищей. Но нужно сначала добежать до квартирки, а пока Чон широко улыбается и мысленно пересчитывает заработанные деньги. Конечно, гонорар не такой уж и большой, потому что большую часть отдали хозяину кабака за возможность провести концерт, а остальное поделили на троих. Хватит для того, чтобы несколько раз сходить в магазин за стандартным набором продуктов, но зачем это делать, если подобным занимается брат? Лучше уж молодая звезда потратит выручку на что-нибудь более существенное для своей же особы, например, на новую модную куртку (у мальчика таких предостаточно, но разве существует предел?) или отложит на новое представление: вдруг не окупится? Такого, конечно же, не случится, но на всякий случай стоит. Ну и, так уж и быть, некоторую часть денег он отдаст матушке. Не обеднеет. Еще шаг — дом расплывается перед глазами, Чонгук хватается за ручку и дёргает дверь на себя — ноздри заполняет запах яичницы с беконом. Маме такое нельзя, и это значит, что подобная прелесть скоро будет во рту у прожорливого юноши, который, несмотря на любовь к спорту, поесть любит, особенно стряпню любимого хёна. Как и ожидалось, Сокджин стоит у плиты и наблюдает, чтобы еда не подгорела, но тут же поворачивается к двери и опасно щурится, замечая на пороге младшего. У того растрепаны волосы, на разбитых губах — ухмылка, а ещё куртка на голое тело — будет удивительно, если простуду не подхватит! Однако вслух парень ничего не говорит, снимает с плиты кастрюлю с кашей и вываливает её в тарелку, а после ставит перед сидящей за столом мамой. Та кивает, вокруг глаз прорезаются морщинки, а рот растягивается в щербатой улыбке. Женщина лишь мельком смотрит на младшего сына и отворачивается, начиная кушать, а Сокджин снова подходит к сковороде, игнорируя бодрое «привет» от Чонгука. Но тому всё равно, он лишь пожимает плечами и садится на стул напротив завтракающей матушки. Та придирчиво осматривает сына и опускает голову, подносит ложку, полную каши, к губам и аккуратно на неё дует: еда ещё не остыла. Сокджин со звоном ставит тарелку перед Чонгуком и присаживается рядом, но не для того, чтобы побыть с братом, а чтобы понаблюдать за состоянием больной женщины. Подростку же на это наплевать, он берет вилку в руки и с энтузиазмом начинает уплетать яичницу за обе щеки, закатывая глаза от наслаждения, потому что в последний раз ел почти что сутки назад. Вода и ментоловые конфеты не в счёт. Доедает завтрак юноша быстрее всех и встаёт из-за стола, чуть ли не кричит: «Спасибо!» — и убегает вверх по лестнице, но останавливается, стоит только тихому разговору Джина с матушкой долететь до ушей. — Джин-и, сынок, ты сегодня работаешь? — Да, матушка. — Дурацкая работа у тебя, хён, — шипит Чонгук и, демонстративно хлопнув дверью, валится на кровать, проваливаясь в пучину очередного безумия.***
— Боже, ну что за неудачник! — Правильно! — поддакивает Чонгуку один из его друзей. — Ничтожество! Мамочка хвалит за хорошие оценочки, ботан? — Не ваше дело, — сипит стоящий на коленях мальчик. Его очки, сломанные, лежат где-то вдалеке, а у самого на щеке расцветает синяк. У Чонгука днём ранее появилась замечательная, как ему показалось, идея: поймать в переулке одного из отличников и обокрасть, забрать все деньги и поиздеваться, чтобы утолить бурлящую внутри агрессию. Друзья поддержали, а что ещё нужно? Конечно, если бы потребовалось, юноша и один бы пошёл травить ученика, но вместе веселее, а посему сейчас самопровозглашённый король гордо стоит перед своим пленником и плюётся ядом, вчитываясь в дневник и вслух проговаривая лестные комментарии учителей. — Отлично! Прекрасный доклад! Умница! Тьфу! — сплёвывает Чонгук и швыряет книжку в лужу, смеясь над судорожными движениями мальчика, глупо пытающегося дёрнуться, однако мертвая хватка на плечах мешает встать. Верные псы юноши держат жертву крепко и тоже смеются над чужим успехом, хватаются за животы, желая унизить отличника, но тот лишь холодно смотрит на устроенный ради него одного цирк и недовольно хмурится. Чонгуку такое не нравится и он берёт с земли палку, уже готовится ударить ей слабого, но тут его самого подхватывают за шкирку и отбрасывают в сторону. Его, Чон Чонгука, самого талантливого мальчика среди всего этого сброда, просто взяли и откинули, как какого-то щенка! Юноша медленно поднимается и смеряет злобным взглядом сидящего рядом с посмевшим расплакаться школьником мужчину, выискивает глазами валяющуюся палку, но не успевает найти: замечает, как взгляд подошедшего устремлён на него. Друзья куда-то пропали, и теперь Чонгук один на один с монстром. Однако тот смотрит холодно и презрительно, будто перед ним какой-то тупой нищеброд, а не восходящая звезда этого района. И Чону это не нравится, он раздувает ноздри и пытается казаться сильнее. Однако мужчина лишь дёргает бровью, потом отворачивается и целует отличника в лоб с тихим шёпотом: «Сейчас, Тэхён-и». Последний кивает и идёт собирать разбросанные по земле вещи, пока безымянный поворачивается корпусом к Чонгуку и спокойно проговаривает: — Ты брат Сокджина, верно? — А ты кто такой? — Чонгук не отвечает и крысится, из-за чего становится похожим на ободранного злобного щенка, и старшего это лишь веселит. — Меня зовут Намджун, я его друг. Ты избил моего брата, и я бы тебе руки сломал, не будь ты столь мелким и жалким, — подросток еле слышно рычит, но на это никто не реагирует, — по сравнению со своим братом. — Да что ты знаешь обо мне и о моём брате! — кричит Чонгук, однако с места не двигается, в мыслях разминает кулаки и разбивает нос. Но Намджун лишь ледяным взглядом смотрит на него и медленно говорит: — Знаю то, что ты, как человек, просто омерзителен. Девиз «избивает слабых только тот, кто не может победить сильных» ты воспринял иначе. Никого нельзя бить, а слабых нужно защищать, — Чон фыркает и скрещивает руки на груди, демонстративно отворачиваясь, Намджун же продолжает: — Ты берёшь пример не с тех людей, мальчик. Найди в себе ту каплю чистоты, которую оставили твои мать с братом, и уничтожь тьму, ведь она рано или поздно разъест тебя. Люди, которые тобой восхищаются, тут же отрекутся, стоит им увидеть тебя другого, однако твоя семья так или иначе будет любить и поддерживать тебя, каким бы ты ни был. Чувствуешь разницу? Как же хочется Чонгуку плюнуть ему в лицу, оскорбить, перевернуть чужие слова вверх дном, однако воздух застревает в горле, ответить нечем — и он опускает голову и мысленно затыкает себе уши, чтобы ничего не слышать. Он не хочет меняться. — Поэтому постарайся воспринять мои слова всерьёз, — спокойно говорит Намджун. — Иначе простым выговором не обойдёшься. А теперь, — мужчина притягивает брата за плечи и ставит перед собой, — извинись. — Вот ещё, — Чонгук презрительно смотрит на притихшего Тэхёна и сплёвывает на землю, толкает обоих в плечи и устремляется в сторону выхода из квартала. — Идите нахуй! Вот вам мое извинение! Просто идите нахуй.***
Домой он приходит спустя полчаса, уставший и раздражённый. Его чуть ли не публично унизили, хорошо, что трусливые друзья убежали, поджав хвосты. Чонгук им это ещё припомнит. Но сейчас хочется то ли отдохнуть, то ли выплеснуть злость. Однако дома никого нет, брата так точно, и поэтому подросток с вопросом устремляется в матушкину комнату. Та лежит на кровати и, прикрыв глаза, смотрит какую-то передачу по телевизору. Отвлекать её не хочется, и поэтому Чонгук мнётся у двери где-то с полминуты, но в итоге проскальзывает внутрь и, присев на корточки, шепчет матери на ушко: — А где Джин? — Работает, где же ещё, — бурчит женщина, не смотря на сына, но в итоге не выдерживает и поворачивается. — Сыночек, может, ты покушаешь… — Спасибо, матушка, чуть позже! — кричит Чонгук и вылетает из комнаты. Спать совершенно не хочется, агрессия ушла, а вот интерес проснулся. Теперь так хочется проникнуть к брату и посмотреть на то, как он живет! Конечно, подросток был там не раз, но никогда Джин не позволял заходить в свою спальню, словно там сокровища спрятаны. Что ж, Чонгук всё узнает. Найти ключ от чужого дома — задача несложная, ведь дубликат хранится у матушки в сумке. Женщина самостоятельно почти не ходит, только с костылями, и то, так медленно, что даже если она и решит проверить, на месте ли ключ, то дойдёт лишь к тому моменту, как младший сын вернётся. А Чонгук ведь быстро — туда и обратно! Но нужно также быть внимательным, чтобы любопытные соседи не начали глазеть и не доложили после парню о том, что его брат зачем-то самостоятельно вошёл в чужую квартирку. Однако, кажется, всем всё равно, поэтому Чонгук змейкой проскальзывает в дом и плотно закрывает за собой дверь, а после, прислонившись к ней спиной, выдыхает и широко улыбается: он тут хозяин! Да, квартира, конечно же, не его, но принадлежит брату, значит, юноша тут долгожданный гость! А когда Джин узнает, каким популярным стал родственник, то точно обрадуется и потеплеет к нему, иначе и быть не может! С полным радости сердцем Чонгук начинает ходить по комнатам, словно хозяин, осматривает небогато оформленное помещение и водит пальцами по постаревшей мебели. Квартира Джина в два раза меньше, чем матушкина, но тому, кажется, и этого достаточно, живёт ведь один. А подросток придирчиво осматривает знакомые кухню и гостиную, но вскоре взгляд его привлекает закрытая на замок комната. Спальня. Вскрыть замок несложно: Чонгук уже воровал, а посему хлипкий механизм поддается в первую же секунду, и дверь медленно, со скрипом открывается, полностью уничтожая совесть и желание уйти домой. Подросток делает шаг вперёд и начинает рассматривать крохотную комнату: стены окрашены в мятный, в центре — двухспальная кровать, рядом — прикроватная тумбочка со стоящей на ней лампой. Несколько картин на стенах, но они не приковывают к себе взгляд Чонгука: тот устремлён на тумбочку и манящие к себе полки. И снова не сдерживается — тянется к ним руками и открывает самую верхнюю, но там всего лишь какие-то книги, подростка не интересующие, и письменные принадлежности в виде нескольких карандашей и ручек. Однако на второй он замирает. Она совершенно пуста и не привлекла бы внимание юноши, если бы не маленькая фотокарточка, заботливо уложенная в файлик, чтобы не помялась и не порвалась. Чонгук аккуратно разворачивает файл и достаёт фотографию, ахает: на ней его семья. Вот маленький Сокджин, которому от силы лет восемь, на его личике виднеются веснушки, исчезнувшие со временем, а коротко постриженные волосы смешно торчат в разные стороны, из-за чего брат похож на ёжика. На руках у него Чонгук, только вышедший из младенческого возраста, а может, ему тут два года; маленький солист не разбирается в детских возрастах, поэтому начинает рассматривать ещё здоровую матушку (удивительно, как какая-то болезнь за пятнадцать лет сделала из молодой весёлой женщины умирающую старуху), оная на фотографии ласково приобняла сыновей. И все улыбаются так искренне, что у настоящего Чонгука губы сами по себе расплываются в улыбке ровно до тех пор, пока он не слышит за спиной ледяное: — Что ты тут делаешь? — и юноша разворачивается и, испуганно глядя на брата, начинает судорожно оправдываться: — Х-хён я-я пр-просто… — Совсем от рук отбился, сил на тебя нет, — голос Джина режет прямо по сердцу, и Чонгук нервно сглатывает, пятится назад. — Твои выходки уже всем по горло, видеть тебя противно, поэтому пошёл вон! — и кричит так громко, голос такой разгневанный, что у юноши горло сжимает, и он, зажав уши, выбегает из комнаты и из чужой квартиры, а затем буквально залетает в свой дом, бежит в свою комнату и прячется под одеялом не в силах слышать упрёки от любимого брата.***
Утро среды Чонгук проводит на холме, который находится прямо рядом с местной школой. Никто не знает, куда он пропал, с какой целью пришёл, да и он сам не уверен в своих намерениях, однако отступать — не его принцип. Уроки вот-вот должны закончиться, а пока юноша лежит на траве и с тоской смотрит на часы, вспоминая то время, когда он сам исправно посещал данное заведение. Не сказать, что было проще, однако спокойнее и скучнее. Три года назад, когда ему было всего лишь четырнадцать, чёрт послал связаться с новенькими — отвязной компанией хулиганов-одиночек, которые приняли азартного мальчишку в свои ряды. С ними было весело и интересно, и Чонгук легко поддался чужому влиянию, забыл наставления любимой матушки и доброго брата. И всё было бы хорошо, но в один момент его банально подставили — и ребёнка выгнали из школы, никакие уговоры достаточно влиятельного брата не помогли, не воздействовали на строгого директора. Но кто сказал, что Чонгук хотел вернуться? И вовсе нет, ведь вместо старых друзей-предателей он нашёл новых, «элитные» красавицы обратили на него внимание, и юноша понял, что лучше быть таким. И его мнение пошло врознь с мнением его семьи, но душевный разговор Джина с братом закончился истерикой младшего, пощёчиной на лице старшего и злыми словами: «Отвянь от меня, хён, ты мне всё равно не родной!» И с тех пор внутри — пустыня, снаружи — горечь. Чон Чонгук — герой молодёжи и самый яркий образец поведения, но для брата он всего лишь глупый одичавший мальчишка. Звонок слышно даже здесь, и маленькая звёздочка прямо на животе ползёт по земле, взглядом выискивает жертву и, увидев, закусывает губу, не зная, как правильно подойти. Тэхёна окружает настоящая толпа, видимо, у него много друзей. Чонгук сглатывает. Сколько же друзей у него? Один? Ноль? Только семья? Не найдя ответ, юноша встаёт на ноги и решает не бояться: он сильнее всех их. Если надо, будет до смерти драться. Удивительно, но Тэхён отбегает от друзей в сторону ворот и ставит рюкзак на землю, начиная в нём что-то искать, а потом надевает склеенные очки и уже готовится побежать за друзьями, однако перед ним тут же встаёт чёрная тень. Недавний палач, сверкая глазами, смотрит пустым взглядом и молчит, а мальчик пятится назад, не зная, что ему делать: тот вроде не злится и не готовится драться. Однако страх цветёт в груди, и он не знает, что ему делать, ровно до того момента, как Чонгук хрипло гаркает: — Прости. — Что? — Тэхён ошеломлён и, кажется, обескуражен, но тут же берёт себя в руки и широко улыбается, из-за чего кривые очки смешно сползают на переносицу. — А, всё в порядке, я не злюсь! — Всё равно, — бурчит Чон, виновато смотрит на разбитую губу и внезапно хватает ученика за руку. Тот вскрикивает от неожиданности и ахает, когда мальчик, всунув что-то в чужую ладонь, разворачивается и убегает, теряясь в толпе. Стоит Чонгуку исчезнуть, как Тэхён словно просыпается и смотрит уже осознанным взглядом, так и не понимая, что это было, но чувствуя в груди тепло: кажется, попытка извиниться была искренней. А после он смотрит вниз и улыбается ещё шире: в его руках сверкает разноцветный леденец.***
Сбежав от жертвы, Чонгук следует в небольшой костёл, находящийся на утёсе, прямо над их небольшим бедным районом. Люди заняты работой, поэтому там, вероятно, будет пусто, либо будут присутствовать несколько бабушек, решивших помолиться за благую жизнь родственников. И он оказывается прав — в помещении никого нет, он один, такой неловкий и нелепый. Подросток в косухе и в берцах смотрится как минимум чудковато посреди божественной роскоши — Чонгук сглатывает и следует к небольшой кабинке, именуемой здесь исповедальней. Выйдет интересная ситуация, если вместо брата там окажется другой священник. Но, в конце концов, он пришёл исповедовать свои грехи, не так ли? В кабинке чуть прохладно и чуть темно, между ним и священником — тёмная натянутая ткань, мешающая видеть, и поэтому Чонгук теряется, не успев разглядеть черты лица. Отступать некогда, и он молча садится на стул, сцепляет пальцы в замок и сглатывает, не зная, что сказать. — Ты пришёл покаяться? — точно Джин, точно он! Сердце радостно прыгает в клетке из ребёр и разрывается, а юноша неосознанно улыбается и только сейчас понимает, что может разглядеть пальцы священника. Такие кривые есть только у его брата, ведь тот в детстве защитил младшего от хулиганов, защитил так, что навсегда искривлённые сломанные пальцы стали вечным напоминанием о той драке. Чонгук сглатывает. Чем он лучше тех хулиганов, от которых его спасли? — Да, — хрипит подросток и, не зная правил, выпаливает: — Меня зовут Чонгук. Тишина, тяжёлое дыхание, после — хмыканье без всяких комментариев. Священник начинает читать молитву, а Чон не слушает, его мысли путаются и он не знает, что должен говорить после. Рассказать обо всех своих грехах, чтобы брат ещё больше возненавидел? Упоминать ли последний? — Говори, — голос Джина резкий и недовольный, возможно, он даже не хочет разбираться, зачем пришёл сюда, думает, что младший явился, чтобы всё испортить, как всегда это делает. И это убивает Чонгука, и когда он начинает, то голос дрожит: — Святой отец, я… Я хочу покаяться. Я-я согрешил. — Что же ты сделал, сын мой? — Я, — подросток жмурится и нервно сглатывает, боится начать и уже проклинает идиотскую идею прийти сюда, к пусть и неродному, но любимому брату, и рассказать обо всём. — Я грешен практически во всём. Начиная с четырнадцати лет, я связался с детьми, которые натолкнули меня на грех. — Ты считаешь, что твоей вины в этом нет? — спокойно спрашивает Джин. — Раз ты решил очиститься, то не должен очернять других и оправдывать себя, так нельзя. Продолжай. — Х-хорошо, — заикается Чонгук и, срывая от нервов пуговицу с рубашки, чуть ли не шепчет: — Я предался греху и начал воровать. Я, н-наверное, обокрал пять женщин, крал из их сумочек небольшие суммы и убегал. После я начал избивать всех, кто мне не нравился, ждал их после школы и бил… Д-до первой крови… Недавно я сделал точно так же с Ким Тэхёном, л-лучшим учеником моей бывшей школы… Я избил его, порвал его тетради и рюкзак, сломал очки… Его спас его брат, но все же… Но я извинился! — вскрикивает Чонгук, будто бы оправдываясь перед самим собой. — Сегодня я подождал, пока он выйдет на улицу после уроков, и извинился! Однако я все равно виноват, святой отец, — голос срывается, и слышатся всхлипывания, а Джин, услышав это, вздыхает и мягко говорит: — Ты молодец, раз не побоялся извиниться, ведь это — самое сложное, сын мой. Ты уже начал исправляться, и я хвалю тебя за это. Есть ещё что-то? — Угу, — шмыгает Чонгук и рукой вытирает покрасневшее лицо. — Я выступаю со своей группой в кабаках, и я иногда делал это… Со своими фанатами… Вот. Ещё я часто не отдавал все заработанные деньги семье, потому что считал, что мой брат и так достаточно зарабатывает, чтобы нас прокормить. Я понимаю, что нельзя было так делать, — бурчит подросток, не желая снова признавать поражение, ведь и так слишком горько на душе. — Но мой самый главный грех состоит в том, что я влюбился. — Любовь — это же прекрасно, сын мой! — недоумевает Джин, и Чонгук про себя хмыкает. — Что же в ней грешного? — Я влюбился в своего брата, святой отец. Я влюбился в Вас. Наступает тишина, священник молчит, Чонгук тоже. Последний не решается сдвинуться, ведь теперь, возможно, он навсегда оторван от Джина, к которому всю жизнь чувствовал тёплые чувства, но никогда не умел их выражать. И теперь он во всём виноват, надеется, что старший не расскажет матушке об этом, чтобы последний любящий подростка человек не отвернулся от него. Внезапно Святой отец привстаёт, поправляя чёрную рясу, и садится снова, но уже так, чтобы они с Чонгуком видели друг друга, даже сквозь хлипкую тёмную ткань. И подросток чуть всхлипывает, стоит ему увидеть священника своими глазами. А всё потому, Сокджин, несмотря на всё, ласково улыбается ему, а Чонгук, не в силах сдержать себя, улыбается в ответ.