Это ничего не значит

О Боже. Когда Хаджиме впервые представляет её Тоору, шатену кажется, что земля, сырая из-за льющего весь день дождя, медленно, но верно уходит у него из-под ног, насмешливо помахивая при этом ручкой и приговаривая едкое «Увидимся». Взгляд карих глаз недоверчиво скользит по носкам чужих красных туфель, поднимается выше, задерживаясь на эталонно ровной худобе ног, цепляется за край клетчатой юбки, а после рывком останавливается на ласковой улыбке, чуть тронувшей пухлые губы девушки. — Иваизуми так много рассказывал о тебе, — щебечет это прекрасное, по меркам большинства парней, создание, маленькой ладошкой цепляясь за руку Хаджиме с таким собственническим усердием, что сейчас, кажется, разойдется по швам от удовлетворения. Большая капля летит откуда-то с самой верхушки дерева и приземляется прямиком на идеальную укладку Тоору. — Как это… прекрасно, — только и находит в себе силы на столь незамысловатое предложение парень, продолжая бессмысленно вглядываться в изящные черты женского личика. Чужое покашливание, источающее ярко выраженный намёк, доносится до Ойкавы с опозданием, но когда это наконец происходит, юноша будто приходит в себя и единожды прикрывается до скрежета зубов наигранной улыбкой. Несовместимое с его искренним и открытым образом явление. — И давно вы вместе? — интересуется Тоору, будто не замечая недовольного взгляда друга. — Просто я совсем ничего не слышал о тебе, знаешь. Ива-чан мне ничего не рассказывал. Девушка недоуменно моргает пару раз, следом переводя до умиления удивленный взгляд на явно выведенного из себя Хаджиме, а Ойкаве только и остаётся злорадствовать и мысленно потирать руки. Пусть эта прелестная девчушка хоть на долю секунды прочувствует всю его боль, грозовыми тучами клубившуюся меж рёбер и упорно пытавшуюся вытеснить трепещущее сердце. И на это он потратил свой единственный от учёбы и волейбольного клуба выходной? На эту прекрасную, так замечательно подходящую его лучшему другу, его первой осознанной любви, надёжному товарищу, единственной его мечте в человеческом обличии девушку? О Господи. Тоору готов поклясться, что если бы не обиженно щебечущая девчушка, отчитывающая Хаджиме за такой явный прокол с его стороны, Иваизуми обязательно бы пнул провокатора. Болезненно грубо, но так по-родному заботливо и опьяняюще-успокаивающе. Сколько бы Ойкава ни жаловался и ни называл своего друга жестоким, где-то в глубине души он всегда признавался: это и правда помогало успокоиться, взять себя в руки или действительно прекратить наконец донимать ни в чём не повинный люд. — Ну, ну, — всё так же натянуто продолжает улыбаться парень, поднимая ладони вверх в знак примирения, — уверен, он просто не хотел делиться этой приятной новостью даже со своим лучшим другом. Ива-чан у нас такой ревнивец. Они втроём молча стоят какое-то время всё под тем же деревом, которое успело уронить далеко не одну каплю на волосы Ойкавы, но когда Хаджиме наконец оттаял и бросил хмурое «Не хотел рассказывать о тебе раньше времени», девушка тут же разрушила накалившуюся до предела атмосферу по-девчачьи смущённым смешком. Тоору тоже улыбается, всё продолжая прожигать сквозную дыру в хрупком теле напротив — и как её только зовут? — так и не решаясь встретиться взглядом с Хаджиме. Им предстояло простоять на месте преткновения ещё около двадцати минут, пока Ойкаву не заберёт метро и не отправит подальше от этой сладкой парочки, и почему-то эти двадцать минут уже казались парню самым настоящим наказанием за все его грехи.

***

О Боги. — А почему ты сегодня один? Где же твоя… — У неё практика в школе, — отрезает Иваизуми, не давая Тоору и шанса продолжить, а после смело делает шаг внутрь двухкомнатной квартиры, к слову, совсем дешёвой, которую Ойкава снимал вместе со своим одногруппником. Инношита, кажется. В последнее время его память на запоминание имён ненужных людей дала сбой. Со злополучного дня знакомства проходит чуть больше двух недель, за время которых они виделись ещё по крайней мере четыре раза, и каждая из этих встреч была для Тоору личным кругом ада, который он должен был преодолеть в одиночку, без специальной подготовки и экипировки. Иваизуми будто поставил себе за цель довести его своими робкими обхаживаниями тонко чувствующей особы, своей заботой, ласковыми прикосновениями, вниманием и ещё кучей вещей, которой он заваливал счастливую избранницу. Боже, как же Тоору ненавидел её. — Ах, поэтому ты решил уделить время своему лучшему другу? — кривя губы в ухмылочке, ненавязчиво уточняет Ойкава, проходя за парнем в свою комнату. — Похвально, Ива-чан. Иваизуми оказывается рядом с ним совершенно неожиданно, и в голове Тоору всплывает глупая, но очень уж подходящая ассоциация с грозой — в последний раз она точно так же нагрянула совершенно неожиданно и без предупреждения, отбирая шанс скрыться от неё и улизнуть целым и невредимым. Казалось бы, парень только что стоял у небольшого письменного стола, как в один прыжок оказался рядом и уже больно впивался пальцами в плечи шатена. — Чего ты хочешь добиться? — рычит Иваизуми, толкая пока что ничего не понимающего Ойкаву ближе к деревянной двери и смотря на него исподлобья. Шатен молчит, изумленно хлопает своими карими глазами, еле заметно хмуря лоб, только сейчас осознавая, насколько, оказывается, его друг взбешён. — Когда? — Ойкава спрашивает чересчур осторожно, перехватывая своей широкой ладонью чужое запястье; получить по морде без причины не хотелось, но сейчас, хоть убей, он не может понять, о чём говорит его друг детства. Неужели о… — Ты вообще рожу свою видел? Стоит мне только сделать шаг к Хитоми, как ты тут же кривишься так, будто целый лимон сожрал. Брови Ойкавы в недоумении ползут вверх — Хитоми, вот, значит, как зовут избранницу друга. До ужаса неприятное имя оседает на кончике языка, вызывая в нём зуд, когда Тоору открывает рот и искренне пытается произнести его без поганого плевка. Не получается. — Что ты там, блять, бормочешь? — не выдерживает Иваизуми, с силой встряхнув друга за плечи: этот детский сад с его больной влюбленностью, которую парень уже просто не мог спокойно переносить, успел знатно его подзаебать. — Ты же прекрасно знаешь, что мы бы не смогли... — Просто ты трус, — фраза одичалой птицей слетает с губ, кружит несколько секунд под потолком, а после приземляется прямо на плечо Хаджиме, и Тоору даже не предпринимает попыток согнать её. Неприятно, наверное, жить с осознанием собственной никчемности, но Иваизуми, похоже, всё упорно искал выход из сложившейся ситуации. — Ты уже рассказал своей Хитоми, что мы не только лучшие друзья, но и некогда бывшие любовники, или я сделаю это первым? Иваизуми отвечает ему звонкой пощёчиной, а Тоору ухмыляется, так нагло и призывно, будто только этого удара и ждал все эти блядские четыре встречи: провокационно облизав искусанные до крови губы — и как он только позволил допустить такую трещину в своём образе? — вновь устремляет свой взгляд прямо в злобные глаза напротив. — Ох, Ива-чан, похоже, ты забыл, что грубость меня возбуждает? Интересно, а твоя девушка… О. Мой. Бог. Иваизуми наваливается на него резко, заставляя неслабо приложиться головой об дверь и застонать скорее от неожиданности и удивления, нежели от сильной боли. Вгрызаясь в губы бульдожьей хваткой, он рычит, всё норовя ухватить шатена за язык и сделать больнее, а у Тоору ослепляюще ярким прожектором в голове горит всего одна мысль: всё это время приручать нужно было совсем не Кьётани. Ойкава падает на кровать совсем уж неудачно, снова проезжаясь затылком, правда, на этот раз по стене, но даже эта секундная боль не способна его заставить убрать руки с шеи Иваизуми и перестать притягивать его ещё ближе. Всё так же упрямо не желая отпускать любовника из своей крепкой хватки, Тоору продолжает жадно кусать кровоточащие губы, с глухим стуком сталкиваясь зубами при очередном поцелуе, лишь отдалённо похожим на то, что он подразумевал под таким громким словом. Грубо целуясь-кусаясь в порыве безудержной, злобной страсти, Ойкава всё равно не забывает обо всех своих обидах, претензиях и прочих радостях, что портили ему жизнь всё это время. И почему только его друг был таким глупым? …Иваизуми берёт его грубо, жадно и ревностно, будто вскочивший на суку кобель, при этом совершенно не заботясь о том, что завтра Ойкаве снова идти на тренировку, снова выкладываться на полную, чтобы только не дать этому дураку Ушиваке повода смотреть на него свысока. Печаль и тоска, съедавшие парня изнутри всё время после последнего побега Хаджиме к очередной девушке и с удовольствием обгладывающие его мёрзлые косточки, всё же забываются, растворяются в протяжных стонах, слетают с губ отчаянными зовами Иваизуми по имени и жалобными просьбами ускориться. Тоору всегда всего было мало, особенно это касалось его поистине умелого любовника, лучшего друга, первой осознанной любви, надёжного товарища, единственной его мечты в человеческом обличии, и Хаджиме было прекрасно известно об этом. — Это ничего не значит, — бросает куда-то в сторону Иваизуми, одеваясь, медленно заправляя совершенно помятую рубашку в штаны. — Я просто… просто выпустил пар, потому что ты меня уже довёл. — Парень замирает и поворачивается лицом к лежащему на кровати Ойкаве, что бездумно трогал свои всклоченные волосы, а после, при этом смотря так открыто, что у шатена на мгновение появляется желание снова сравнить его с уличной собакой, добавляет: — Я всё равно буду с ней встречаться. До Тоору смысл его слов доходит с бешеным опозданием — поясница нещадно болит, шея и плечи горят от острых зубов, а сам он никак не может найти в себе силы на мозговую деятельность, — но когда это наконец происходит, он тут же отрывает взгляд карих глаз от случайной точки на противоположной стене, что так полюбилась ему, и буквально слетает с кровати, отчаянно бросаясь следом в коридор за уже давно покинувшим квартиру Иваизуми. Единственная мечта в человеческом обличии только что снова сбежала от него, трусливо поджав хвост. Господи, помоги же мне пережить эту вселенскую муку.