Painful affection

Чуя вздохнул, поджигая сигарету и глядя на зрелище, которое перед ним предстало. На самом деле он должен был сделать уже хоть что-то, но так хотелось просто стоять, прикрыв глаза и губя собственный организм… Однако кто, если не он? Зажав сигарету в зубах, юноша ворвался в полумрачное помещение, загораживая скорчившегося на полу тощего подростка, ударом ноги повалив на пол того, кто пытался подростка избить. Пепел с сигареты полоснул по щеке, но не обжег. — Огай не похвалит тебя, если придется его лечить, — Чуя глубоко затянулся, чувствуя, как его слегка повело, но тут же заставил себя собраться. — А ты слишком часто стал вымещать на нем злость. — Я его учу, — хрипло прорычал Дазай, резко поднимаясь. Теперь он стоял напротив Чуи — высокий, нескладный, весь в бинтах, будто мумия. — Ты его просто избиваешь, — Накахара вытащил сигарету изо рта и затушил ее об одежду Дазая, прожигая ткань. — Если я его не научу, то он так и будет бесполезным мусором, — Дазай попытался было отпихнуть Чую, но тот лишь усмехнулся уголком губ. Он слегка засиял красным, и Осаму хлопнул его по плечу, обнуляя. — Сам тогда с ним возись. — Не надо, — подросток на полу, наконец, пошевелился, сплевывая кровавую слюну. Чуя нахмурился — у него и так проблемы с легкими, и если Осаму бил его по ребрам, то придется долго заращивать. А ведь Акутагава — один из мощнейших ресурсов мафии. — Не надо, Дазай-сан, не отказывайтесь от меня. Все в порядке. Акутагава попытался было встать, но свалился обратно, едва не плача от боли и обиды. Он был зол на себя за слабость. — Рот закрой! — Чуя оттолкнул Дазая от Рюноске, вытаскивая одного из Исполнителей на улицу, под красноватые лучи заходящего солнца. Скоро наступила бы ночь, и началось время мафии. — В общем, Осаму, — Чуя наедине позволил себе вновь называть Дазая по имени, — еще одно такое избиение без причины вместо нормального наказания — и я доложу Огаю. Он в тебе, конечно, души не чает, но Акутагава ему тоже нужен. Дазай опасно улыбнулся, его густая челка скрыла оба глаза. — Это в тебе Огай души не чает, Чуя. Вот только с чего ты решил, что я послушаюсь? Ты не мой начальник, не мой наставник, ты не можешь заставить меня силой… Зачем мне тебя слушать? — Потому что тебе это на самом деле не нравится, — Накахара достал сигарету, подкурил ее и взвыл, когда Дазай выкрал ее. Пришлось поджигать еще одну. — Ты бы вообще с радостью перестал воспитывать Акутагаву, потому что ты не знаешь, как вести себя с ним. Ты создал себе образ и стараешься его придерживаться, но у тебя кровь пока что все еще красная, а не черная. Дазай втянул воздух носом, скучающе глядя на Чую. — О, ты меня совсем не знаешь, малыш, — Осаму потянулся потрепать Накахару по щеке, получил тяжелую оплеуху и разозлился. — Я тебе не малыш, — прошипел Чуя, держа сигарету слишком близко к щеке Дазая. Ему ничего не стоило прижечь нежную кожу, а то и ткнуть сразу в глаз. Осаму понял это и усмехнулся, отодвигаясь. — В любом случае, не лезь в обучение Акутагавы. Лучше побереги сердечко, прекращай курить и пей таблетки. — Я пью. — Видел я, как ты пьешь, блистеры не тронутые лежат. Чуя скрипнул зубами. — Откуда ты… Ты что, лазал в мою квартиру?! — Может быть, — Исполнитель облизнулся и затушил сигарету ботинком. — А может, я просто вижу все твои действия. Накахара сжал ворот рубашки Дазая, придушивая его и склоняя поближе к себе. — Скорее, это я бы посоветовал тебе подлечиться, Осаму. Ты ненормальный, ты опасен для людей, и ты сам знаешь это. Я удивляюсь, что этого не заметил Огай. Дазай счастливо улыбнулся, а глаза его выглядели так, будто он сейчас расплачется. — Рад, что ты заботишься обо мне, Чу-я. Чуя закатил глаза и отпихнул юношу от себя так сильно, что тот едва устоял на ногах. — Ненавижу разговаривать с тобой в моменты обострений, ты никогда не можешь нормально отвечать, — Накахара поежился, отворачиваясь. Он чуть прищурился, напрягшись. Что сделает Осаму с напарником, который повернулся к нему спиной? Что он вообще может сделать в такой ситуации, будучи на взводе? Ничего. В спину Чуи вместо ножа полетел лишь смешок. Такой себе смешок, будто кто-то пытался не зарыдать навзрыд, когда нервы на пределе, и держаться практически невозможно. Накахара обернулся, скользнув вокруг своей оси на каблуках ботинок, чтобы застать замечательную картину — Дазай, улыбающийся своей самой злой улыбкой, и слезы, текущие по его щекам. Они оба не в порядке, но Осаму тяжелее. У него психологические травмы накладываются одна на другую, а гениальный ум, быть может, не дает спокойно все забыть. Хотел бы — забыл, но тогда неизбежны провалы в памяти. Чуе его даже жалко. Он просто не помнит себя, а потому, без воспитания в детстве, вполне себе чудовищен с рождения. Дазая чудовищем, кажется, сделала жизнь, и это еще тяжелее. Дазай продолжал улыбаться, а слезы так и текли по его лицу, и остановить это безумие сам он не мог. Нет еще такого стоп-крана. Не смог придумать, чтобы не зависеть от других людей. И Накахара подошёл, обнимая Дазая за талию, заставляя его согнуться, чтобы спрятать лицо в плече Чуи, который ниже на целую голову, но при этом будто бы взрослее на сто лет. Осаму выдохнул ему в шею, вытирая мокрое лицо о пиджак и футболку Чуи, и это было даже почти не противно. — Я серьезно насчет таблеток. Ты срываешься на Акутагаве, потому что больше ничего не можешь сделать, не можешь его учить, — зашептал Накахара, высвобождая руку и поглаживая напарника по прямым, слегка жестким волосам. — Что с тобой случилось, Осаму? Почему ты… такой? Дазай покачал головой, размазывая слезы об одежду напарника. Он хрипло дышал, пытаясь успокоиться. — Ладно, — Чуя закатил глаза. — Молчи дальше. Езжай к себе, я сам все передам боссу, хорошо? Осаму кивнул, сильнее уткнувшись в плечо Накахары, а потом выпрямился. Бинт на его правом глазу промок, лицо покраснело, особенно в области носа, но он уже едва заметно улыбался. — Хорошо, Чуя. Накахара застыл возле стола Мори, глядя пустым взглядом на босса, пока тот с лёгкой улыбкой рассматривал в спешке написанный отчет. Позже, ближе к сбору Комитета, его придется исправить и увеличить количество информации, но Комитет собирался совсем недавно, так что Чуя понимал, что времени у него до дедлайна навалом. — Чуя, — Огай оперся локтями о столешницу, глядя юноше в лицо. — Ты бледный. Что-то не так? Ты пьешь таблетки? — Пью, — Чуя с трудом заставил себя посмотреть на мужчину, а не куда-то в сторону. — Меня беспокоит Дазай. — Дазай-кун? А что с ним не так? — Всё, — Накахара нахмурился. — С ним всё не так. Он потихоньку сходит с ума, сегодня вот опять… Поэтому отчёт сдал я. Что с ним произошло? Вы знаете его дольше меня, босс. — Выясни сам, — Мори начеркал что-то на свободном листочке и протянул его Чуе. — Вот адрес, думаю, ты сам сможешь выяснить всё, что тебя интересует. — Так просто? — Чуя удивленно приоткрыл рот. — Ты бы долго копался, отыскивая о Дазай-куне хоть что-то, но я слишком ценю твоё время, — Огай усмехнулся. — Езжай, если хочешь. Ты на сегодня свободен. Чуя выхватил бумажку, коротко наклонил голову вместо прощания и вышел из полутемного кабинета, разглядывая отрывистые иероглифы. Это был дом в пригороде Йокогамы, ехать туда было довольно долго, но Чуя предпочел комфорт скорости и взял одну из машин, на которых можно было менять номера хоть каждые три часа. Тем более, на полпути начался дождь, и юноша только порадовался своему решению. Домик казался заброшенным, но в нём явно кто-то жил. Мори никогда бы не дал Чуе тупиковую зацепку. Накахара прошелся по небольшому участку, стараясь ступать по заросшей травой дорожке. Раньше она была выложена каменными плитами, но теперь они едва угадывались под обилием травы и цветов. Дверь была открыта, из-за чего Чуя насторожился и на всякий случай активировал свою способность. Мало ли кто на него может напасть в таком месте? Пол в коридоре был покрыт застаревшими потеками крови, вещи валялись как ни попадя, а кровавый след вёл в гостиную, где в старом рассохшемся и скрипучем кресле сидела немолодая женщина. Она глядела в камин, где едва тлели дрова. На звуки шагов она даже не повернула головы. Чуя выдохнул и прошел к камину. Заново разжёг огонь, и когда жар коснулся женщины, она будто пробудилась от сна и посмотрела на юношу. Она его плохо видела — он понял это, когда она близоруко сощурилась. — Осаму-кун? — Голос женщины скрипел, будто она уже несколько лет ни с кем не разговаривала. — Я его… друг. Меня зовут Чуя. Женщина улыбнулась. Накахара ощутимо вздрогнул — её улыбка выглядела как трещина на фарфоровой чашке. — Здравствуй, Чуя-кун. Меня зовут Харуко. — Харуко-сан, — Чуя вздохнул. — Вы знаете Осаму? Расскажите мне о нем? Улыбка Харуко увяла, но она чуть пошевелилась в своем кресле, а потом сразу начала: — Мама Осаму умерла сразу после его рождения. Отец был сильно опечален, а потому пропадал на работе, наняв меня в качестве няни и кормилицы. Позже он начал сильно пить, иногда избивая меня и маленького Осаму. Он не любил своего сына, потому что был уверен, что его жена умерла именно из-за мальчика. В семь лет Осаму совершил первую попытку суицида, — Харуко утёрла щеки, блестевшие от слёз. — Затем — каждые полгода или год он лежал в больнице, потому что пытался покончить с собой. Он очень умный мальчик. Когда ему было четырнадцать, он вдруг куда-то пропал. Потом вернулся — и убил своего отца. Быть может, это был и не Осаму, но труп вытащили в коридор и повесили на балке… Позже, когда Осаму пропал надолго, ко мне пришли. Дело с убийством было забыто, а мне сказали, что теперь Осаму-кун будет жить в другом месте. Я лишь спросила, хорошо ли ему там… — И вы с тех пор живете в этом доме? — Чуя склонил голову к плечу. — Да, — Харуко вновь посмотрела на него. — Как там Осаму? С ним всё хорошо? — Он… в порядке, — Накахара прикусил щеку изнутри. — Передай ему от меня привет, Чуя-кун. Юноша кивнул, поднялся и вышел из дома, пробурчав «Спасибо» перед самым уходом. Кажется, Харуко-сан его не услышала. Чуя закрыл входную дверь, бросил ключи на полочку и устало прижался спиной к косяку, стягивая ботинки. Глаза болели из-за того, что на город уже опустилась ночь, и фары проезжающих навстречу машин светили так, будто это и не фары, а гребанные прожекторы. Со стороны ванной комнаты послышался какой-то всплеск, и Накахара, стащив с себя пиджак, направился прямиком туда, ощупывая нож, висящий на поясе штанов. Впрочем, кажется, он знал, кто решил так бесцеремонно плескаться в его ванне. Чуя открыл дверь, прошёл вглубь комнаты и навис над человеком, лежащим в мутной воде. — Что, опять не получилось сдохнуть? — Устало выдохнул юноша, потирая переносицу кончиками пальцев. Перчатки начали мешать, и он их стянул, скинув прямо на пол. — Опять. Дазай, развалившийся в широкой ванне, хмуро посмотрел на свои руки, от запястий до локтей разрезанные острым лезвием, которое, окровавленное, валялось возле мусорной корзины. — Мимо вен, какой же ты дилетант, — Чуя закатил было глаза, но взял полотенце с полки и швырнул на край ванны. — Вытирайся и вали на кухню, буду латать тебя, неудавшийся ты самоубийца. Осаму, ослабленный кровопотерей, даже сказать ничего не смог. Чуя закончил последний шов и выкинул окровавленные инструменты, подтаскивая к себе бинты. Глаза стали болеть еще сильнее, но если он не замотает сейчас Дазаю все его ранения, то тот точно найдет еще пару способов суициднуться. Даже без использования лезвий. Что-то явно щелкало в голове у Осаму, когда он пробовал убить себя. Но следы от петли на шее не так сильно возбуждали его, как раны на руках и везде, где только можно было вскрыть вены. Текущая кровь завораживала его, приводя в странное состояние транса, он не мог довести дело до конца, только смотреть. Впрочем, это не работало с его ранами, которые наносили ему другие люди. Что-то творилось в его больной голове, и Чуя никак не мог понять, что это за отклонение такое. Однако кое-какую его тайну он успел раскрыть. Это легло подсказкой к пониманию поведения и характера скумбрии, но никак не ответом. Увы. — Ты так жмуришься. Устал? — Голос Дазая звучит максимально вовлеченно, но Чуя знает, что Осаму сейчас очень хочет спать. Впрочем, как и он сам. — Как и ты, — Чуя завязал узелок на бинтах и потянулся. — Иди спать, только накинь на себя что-нибудь, если найдешь. Дазай угукнул, подтянул спадающее полотенце и вышел из кухни, едва двигая руками. Швы явно ныли, стягивали кожу, но это было привычным для него делом. Таким же привычным, как взгляд Чуи на его спину. Точнее, на огромный ожог, который ему когда-то оставил… Кто оставил? Осаму замер в полутьме коридора, заторможенно глядя вперед. Через секунду, встряхнув головой, он прошёл в спальню, тут же зарываясь в шкаф. Он знал, что вполне может надеть нижнее белье своего напарника, с него не убудет. И какую-нибудь футболку гораздо большего размера, чем носит сам Чуя. Он почему-то иногда покупал их, но никогда не носил сам. Так же, как и пару спортивных шорт, которые были по размеру Дазаю. Они так прижились, что даже перестали задавать вопросы, почему совершают те или иные действия. Почему Осаму поехал к Чуе, а не в свою квартиру? Почему Чуя всегда покупает две зубные щетки, а не одну, и держит дома пару новых бритвенных станков, хотя у него самого на лице еще ничего не растет? Дазаю хочется думать, что и не будет расти. Чуя выключает свет на кухне и идет сквозь тьму коридора, совершенно не натыкаясь на стены или двери. Он уже давно выучил, где и как можно повернуть, чтобы прийти в спальню, не разбив лицо об косяк. Через полупрозрачные шторы светит луна, но она явно уже заходит. Скоро рассвет, так что Накахара закрывает более плотные шторы и плюхается на кровать, стаскивая с себя штаны и шурша чехлом для ножа. Оставшись в футболке и нижнем белье, он залезает под одеяло и придвигается к Дазаю, который явно еще не спит. Тот тут же лезет обниматься, будто Чуя какая-то игрушка, а не живой человек, которому хочется дышать. Впрочем, он быстро находит положение, в котором и Осаму может его трогать, и дыхание ничем не прерывается. — Харуко-сан передавала привет, — шепчет Чуя, глядя в серость потолка. Дыхание Дазая над ухом сбивается, а потом он хмыкает. — Огай надоумил? — Подсказал. Я хотел понять, почему ты такой. — Понял? Вопрос звучит как издевка, и Чуя хмурится, кусая губы. Осаму изучающе ждет его ответа, что-то просчитывая в своей голове. Накахара почти слышит звук пересыпающегося песка. — Отвали, — фыркает Чуя, переворачиваясь на другой бок, спиной к Дазаю, чьи загребущие руки тут же обхватывают его поперек талии. — Что у меня в голове, Чуя? Что там такого происходит, почему… — Слова Осаму тихие, но бьют прямо по возбужденному мозгу юноши. — Почему ты так хочешь узнать? Вот он я перед тобой… За тобой прямо сейчас, но ты понял. Зачем тебе то, о чем я думаю? Чуя слегка сопит, закрывает глаза и только потом выдыхает: — Я не знаю. Я пытаюсь тебя просчитать, понять твое поведение, но как только мне начинает казаться, что я понял, как ты рушишь все, что я придумал. — И зачем тебе меня просчитывать? Голос Дазая сочится ядовитым медом, перестукивает в ушах Чуи, заставляя его морщиться. — Чтобы я мог тебе доверять. Осаму затыкается, устраивается поудобнее и тут же делает вид, что спит. Еще слишком рано, кажется ему, для разговоров о доверии, хотя они вросли друг в друга как растения. Слова Осаму текут по венам Чуи будто яд, они давно отравили друг друга, но никак не могут признаться себе в этом. Посреди сна Чуя почувствовал чужие поцелуи на своих плечах и зарылся лицом в одеяло, не желая просыпаться. Он действительно хотел спать и не желал терять сон только ради Дазая, которого, видимо, даже такой отказ прошибить не мог. — Да что тебе надо?! — почему-то шепча, взорвался Чуя, выворачиваясь из цепких объятий одеяла и сверкая глазами. — Выспался что ли, шпала? — Я привык не спать слишком долго, — Дазай усмехнулся, мягко сжимая кожу на плече Чуи губами, оставляя красное пятнышко. Оно должно было скоро пропасть, но выглядело не очень приятно — будто комар укусил. — Однажды тебе это выйдет боком и ты грохнешься прямо посреди каких-нибудь важных переговоров, а то и посреди перестрелки, и всё потому, что и сам не выспался, и мне спать не даёшь! — Накахара тихо рыкнул, несильно двинув Дазаю по челюсти. Тому на это, впрочем, было плевать. — Ну же, Чуя, ты же уже не спишь, — Осаму хищно улыбнулся. — И мы оба, по сути, еще подростки. — Не понимаю, к чему ты клонишь, — Чуя закатил глаза, а потом принялся рассматривать потолок, будто там было что-то интересное. О плотском он предпочел бы не разговаривать совсем, да и не думать, если честно. Гормоны в его теле, конечно, играли, иногда прямо голову сносило, но кончалось всё, в итоге, обыкновенной дрочкой. Однажды разумная Коё сводила его в бордель — не за ручку, конечно, но было похоже, будто мать ведёт сына лишаться девственности. Он попробовал с девушкой. Было так себе, если честно. Он больше беспокоился даже не о том, что сам не получил особого удовольствия, а о том, что девушка осталась неудовлетворена. Впрочем, она была к этому готова и по просьбе Чуи показала, как именно можно довести девушку до оргазма. Денег он ей тогда отдал достаточно много, но больше в бордель не ходил. Не хотелось платить девушке за секс, который ей на самом деле не нужен. Деньги нужны, конечно. Это было слишком сложно для него, но он в целом радел за мафию, а потому не лез в проституцию — Мори мог обидеться, скажи Чуя, что он против сексуального рабства. Обижать Огая могли только будущие покойники — причём покойники в скором времени. В общем, Чуя секса не особо хотел, не думал о нем и не занимался. Зато Дазай был известен своими похождениями — он постоянно был на свиданиях с девушками, менял их как перчатки, и никто не мог ему запретить. Тот же Мори просто как-то напомнил про защиту — и всё, как будто ничего не было. Так что Осаму секс любил и заниматься им явно умел. — Чуя? — Чего тебе? Дазай скуксился и сел, взъерошив свои и без того стоящие дыбом волосы. — Ты что, девственник? — Нет. Но трахаться не хочу и себя трахать не дам. Осаму на это скорчил хитрое лицо. — Я ещё склоню тебя на порочную сторону, будь уверен. Чуя фыркнул и привстал на локтях, зевая. Он внимательно посмотрел на напарника и склонил голову к плечу. — Не думаю, что ты и правда хочешь секса со мной. Дазай вопросительно выгнул бровь. Чуя продолжил: — Ты просто хочешь каким-то образом заклеймить эти отношения. Ну, был секс, — значит, не особо серьёзные. Но ты всё равно будешь возвращаться в эту квартиру как к себе домой, пока не отрефлексируешь всё, что произошло в твоей жизни. И то — не думаю, что в итоге ты сможешь уйти от меня. — Ты так уверен, что я к тебе привязался? — ощерился Осаму. — Нет. Просто я единственный, кому ты доверяешь настолько сильно, что можешь позволить себе плакать. Дазай нахмурился и отвернулся. — Ты не любишь мафию, но всё ещё здесь, хотя Огай для тебя — не проблема. Почему? Юноша покачал головой. — Тебе не понять, Чуя. Ты никогда меня не поймёшь. Через полгода погиб Одасаку. Его смерть подкосила не только Дазая, но и Чую, который Оду неплохо знал. Впрочем, от потери знакомого он оправился быстро. Осаму так не смог. Уходя из мафии и разрывая все связи, Дазай не удержался от того, чтобы не сделать Чуе прощальный подарок. На кафеле ванной он написал, что уходит из мафии. Кровью. А в машину Накахары подложил бомбу. Чуя никогда так громко и долго не матерился.