Искушение и утешение

Питер пялился. Должен был писать заказ, потому что сроки поджимали, а вместо этого безнадежно отвлекался на новенькую натурщицу. Она пришла подменить Джейн, представилась мисс Фелль и бесстыже уселась у окна, чтобы Питер ее рисовал. То есть, попытался Питер вернуть свои мысли в деловое русло, села она так, как он ее попросил. Очень хорошо села, и свет удачно упал, очертив милое личико. Послушно сбросила платье, дурацкое кстати платье, такое Питер у мамы еще видел, и босоножки, а лифчика на ней не было. И мысли Питера никак не возращались обратно. Туда, где можно было продолжать работу. Питер пялился. На ее белокурые кудряшки, наивные голубые глаза, нежные плечи, но в основном на грудь. Как она мерно вздымалась и опускалась, пока девушка дышала, вольно и спокойно. Белые круглые мягкие груди, их должно быть так приятно сжать в руках, чтобы из ее маленького ротика вырвался жалобный писк, и она попросила бы остановиться! Чтобы с ее безмятежного лица сошло это наивное невинное выражение, а глазенки округлились от ужаса. Чтобы она перестала так спокойно смотреть прямо Питеру в лицо! «Бесстыжая! Шлюха!» — повторил Питер про себя, решительно откладывая кисть. Джейн такого себе никогда не позволяла. Знала свое место. Питер направился к девушке, которая пискнула именно как он мечтал и попыталась прикрыться руками. Маленькими изящными ладошками, их так здорово можно вывернуть, чтобы она запищала еще жалобней! — Нет, пожалуйста, не надо! — попросила она именно так, как хотел Питер. И дальше все было именно так, как он хотел. Его не насторожила ни чрезмерная идеальность происходящего, ни то, что девушка со слезами на глазах обещала не заявлять в полицию, ни даже шелестящий шепот в ушах, произнесенный голосом мисс Фелль: «Мне жаль, я ничем не смогу тебе помочь». Ангел внимательно оглядел застывшего у мольберта смертного. Тот увлеченно смотрел свою фантазию, и никаких проблесков добра в нем не наблюдалось. Ангел с демоном опять бросили монетку, кому выполнять оба задания, адское и небесное, и Азирафелю досталась вся работа. Ни один из них не хотел забираться в этот слишком уж… заброшенный район. Баттерси они оба не любили: Азирафель — потому что его облюбовали всякие неприятные личности, а Кроули — потому что там совершенно невозможно было гнать с любимой скоростью. Ангелу надо было совратить грешника, и у него был план. В общем-то классический, демоны-искусители тоже обычно именно так и поступали, если только им не хотелось развлечься. Азирафелю было к тому же немного проще, потому что он ангел. Даже намек на попытку изнасилования ангела — гарантированная Преисподняя, один из самых неприятных ее уголков. Так что ангел почти ничего не делал. Дождался агрессии, внятно и четко произнес, что эта девушка не желает близости с ним, а потом велел Питеру представлять, как тот теперь поступит. И наблюдал за ним. Ждал. Азирафель печально вздохнул. Хотя бы что-то промелькнуло в душе этого смертного! Хоть капля сочувствия или жалости! Ангел всегда ждал. Хоть чего-нибудь. Но ничего не было. Только жестокость и жажда унижать. — Сложная же у Кроули работа, — проворчал ангел, поднимая с пола платье и внимательно оглядывая теперь его. — Нормальное платье, тоже мне образец вкуса. А ты зато будущая закуска Люцифера. Лет через пятьдесят, наверное. Питер его не слышал и смотрел свой интересный сон об изнасиловании ангела, сжимая в руке свой… ну скажем ремень. Азирафель снова вздохнул, еще раз с сожалением глянул на Питера, влез обратно в платье и босоножки и вприпрыжку побежал по лестнице на улицу. Не так уж часто ему удается походить по Земле в теле женщины, а это очень даже приятно! Оно такое легкое, так бодрит. И эмоций становится гораздо больше. На самом деле, конечно, столько же, но выражать их проще. И это здорово! Второе задание, уже от Верхнего Офиса, тоже можно выполнить в нем. И платье подходящее. Азирафель вышел на плавящуюся под летним солнцем улицу и с удовольствием оглядел свою пышную юбку цвета летнего неба. Все-таки мода тридцатилетней давности нравилась ему больше, чем нынешняя. Опять же это декольте отлично помогло выполнить задание по соблазнению. Ангел плохо представлял, что люди находили в странных нарядах, которые носили сейчас, и как ими можно было соблазнить хоть кого-то. Телефонная будка была занята, и ангел с удовольствием улыбнулся своему отражению в стекле. Нет, насовсем оставлять женское тело все же слишком непривычно, да и для отчетности нехорошо. Но ненадолго это отличное развлечение. Пожилой джентльмен освободил будку через пару минут и галантно придержал для ангела дверь, очень душевно ему улыбнувшись. Ангел ответил такой же широкой улыбкой, закрыл дверь будки и сунул четвертак в аппарат. — Привет! — радостно сказал он в трубку. — Это я. — Кто? Кроули ответил хмуро и непонимающе. Кажется, ангел его разбудил. Ну вот, а ведь он говорил, что будет страшно занят! — Азирафель! Я выполнил твое задание. Все отлично, минимум седьмой круг Ада. А может и девятый, в договоре было ясно сказано, что работа только натурщицы. С тебя мороженое, это было мерзко. — Ты что, сменил пол? — кажется, Кроули удивился. И забеспокоился. Странно, с чего бы. — Ну да, это было проще всего. В трубке угрюмо замолчали, и Азирафель непонимающе захлопал глазами на диск телефона. Он что-то не так сделал? Но ведь Кроули и сам… предпочитал именно так обходиться с насильниками. Не ждать же, пока этот… нехороший человек какую-то смертную… испугает. На всю жизнь может быть! А ангелу ничего он не сделал и не мог сделать. — Какое мороженое? — наконец, спросил Кроули, и его голос звучал как обычно, так что ангел перевел дух. Ему никогда не нравилось, когда демон начинал волноваться. Тем более, не нравилось, когда ангел не понимал причину беспокойства. — Клубничное! Или фисташковое. Или вишневое! — ангел в восторге начал перечислять, какой вкус хочет ощутить именно этот язык и этот рот. — Не знаю, потом решу. У меня еще мое задание. Забери меня через полчаса у церкви Святого Стефана на Баттерси-роуд. — Ладно, до встречи. Ангел все тем же легким шагом почти побежал к церкви. У него была здесь назначена встреча с будущим святым — тот правда об этом не знал. Смертные никогда не знают, что сталкиваются с ангелами и демонами, иначе магия бы не работала. Он увидел несчастную душу издалека. Мужчина в клетчатой рубашке потухшим взглядом смотрел на стену дома. Точнее, на граффитти, начертанное на стене. Ангел не понимал, что означают эти знаки, но знал, что для души смертного они очень важны. — Привет! — Азирафель улыбнулся… улыбнулась смертному, и тот встрепенулся, оглянувшись на девушку, которая подкралась совсем незаметно. И оцепенел, расширив от удивления глаза. Ангел отлично знал, что смертный сейчас видит в нем, и это было замечательно. Душа нуждалась в утешении, она болела от горя, и ангел мог… Могла помочь. — Маргарет?.. — выдохнул человек, невольно протянув к ангелу руку, и Азирафель с сочувствием покачала головой, но за руку его взяла. Двумя руками, потому что ее ладони были слишком маленькими сейчас. И облегчать страдание так было легче: вложить чужую кисть в свою, и накрыть второй рукой сверху, чтобы свет быстрее дошел до сердца. Этому человеку трогать ангела было можно, и даже нужно. Он тоже не любил моду восьмидесятых, а вот жену свою очень любил. Которая умерла всего несколько дней назад. Она обожала голубой цвет, и носила такие же платья тридцать лет назад. — Она ждет вас, — мягко сказала Азирафель и бережно провела невидимым сейчас краем крыла по небритой щеке, словно утирая непролитые слезы. Смертный не плакал, но его душа рыдала, и ангел не мог ее не утешить. — Но не спешите к ней. Она дождется. У вас есть сын, верно? Помогите ему. Вы знаете, как. Смертный опять вперился в стену, но теперь в задумчивой надежде, и Азирафель довольно улыбнулась. — Ангел! — услышала она знакомый голос и радостно обернулась. Кроули очень быстро шел к ней от перекрестка и пристально ощупывал взглядом всю фигуру ангела, как будто ожидал, что ангел может быть не в порядке. Потерял пару конечностей, например. Азирафель как могла успокаивающе улыбнулась Кроули. С ней ничего не случилось, незачем демону так переживать. Когда Кроули позвонила какая-то незнакомая женщина, да еще и обратилась к нему так, будто он ее знает, в едва проснувшемся мозгу демона появилось сразу четыре версии, кто это мог быть. А потом Азирафель представился, и надо же — ни одна из его версий не была верной! И Кроули забеспокоился. Потому что это был Азирафель. Он и так-то постоянно влипал в неприятности, зачем ему еще и искушать грешника своим собственным телом? Уж Кроули знал, на какие мерзости способны искушенные грешники! И она сказала, что ей было мерзко. Вдруг с ангелом что-то случилось? Этот остолоп даже с палачами и серийными убийцами умудрялся завязать беседу и пытался что-то им объяснять. Словом, Кроули был возле церкви через четверть часа, а не через полчаса. Он должен был проверить, что ангел цел. Цела. Демона немного успокоил ее жизнерадостный голос по телефону, но все равно… Мало ли что. Кроули к тому же не сразу нашел нужную церковь, и успел занервничать еще сильнее. Это было в духе ангела — обозвать здание, которое ему нравилось, старым названием, с каким оно было построено. А так в церкви уже лет пятнадцать какая-то очередная вариация мормонов заседает, и она называется вовсе не церковью Святого Стефана. Сияние ангела он заметил раньше, чем самого ангела. В переулке за церковью словно поставили огромный эфирный прожектор, и он посылал столп света вверх, чтобы рассеяться где-то над облаками. Азирафель за любимой работой это всегда нечто такое… светящееся. Ослепительное, если знать, куда смотреть. В тупичке за церковью, где какие-то славные смертные оставили замечательный рисунок, ангела держал за руки человек, а сама ангел как раз благословляла его так качественно, что к нему в ближайшие лет пять ни один демон депрессии не подошел бы. Кроули на мгновение замер, оглядывая Азирафеля сразу во всех мирах, чтобы убедиться, что она не пострадала. А потом окликнул ее, и она к нему обернулась, засияв радостной улыбкой. И демон сразу перестал замирать, почти побежав к ней. Приближаясь, Кроули успел сделал несколько выводов. Во-первых, в этом платье родом из фильмов с Грейс Келли с точки зрения людей Азирафель выглядела, как провинциалка. Из глубокой, глухой деревни. С этим же привычным взглядом ангельских голубых глаз она выглядела еще и как наивная и очень милая провинциалка. Все таких любят. Особенно всякие сволочи. Так что соблазнение Азирафель выполнила на отлично, идеальное попадание в образ. Во-вторых, тот грешный художник — полный идиот. К нему пришла такая идеальная живая натура! Сама пришла. Ее надо было исключительно платонически обласкать, напоить чаем и посадить смотреть на небо из окна. И тщательно рисовать, как в небе отражаются ее глаза. То есть наоборот. Для смертных было бы наоборот, а демон видел именно так. А смертный — идиот. Растяпа и простофиля. Не только заказ продолбать, но и душу, когда можно было сотворить что-то вечное! Кроули никогда не понимал эту часть человечества. Они совсем не поддаются воспитанию, даже если за дело берется ангел, зато отчетность по ним всегда идеальная. В-третьих, у демона большие проблемы, потому что Азирафель под воздействием нового для себя гормонального фона, похоже, улыбался еще радостней, чем всегда. И на самом деле взгляд у него обычно не бывал настолько открытым и наивным. Кроули оказался абсолютно не готов к еще более эмоциональной версии своего ангела, и понятия не имел, как прятать от нее невыносимое умиление, а также все остальные чувства, которое она в нем вызывала. Он и с Азирафелем в мужском теле не всегда знал! Но к нему успел привыкнуть. — Пошли, — коротко бросил он, взяв Азирафеля за руку. Кроме всего прочего, Кроули теперь невыносимо хотелось гораздо сильнее оберегать этого олуха. Похоже, просто от того что ангел сделался меньше размером и казался еще более беззащитным, чем обычно. Совершенно кошмарная ситуация. — Ты приехал на машине, да? Оставил ее за углом? — радостно защебетала Азирафель какие-то глупости, вприпрыжку побежав за ним. Безобразие какое — она теперь не успевала за его обычной походкой! Кроули попытался шагать помедленнее, но так чтобы ангел этого не заметила. — Давай поедем в Гелаторино, что рядом с Ковент-Гарден! Там делают настоящее итальянское мороженое, такое вкусное! И ты тоже должен попробовать. Кроули открыл перед ней дверь Бентли и, поймав восхищенный взгляд Азирафеля, закатил глаза. Ангел, похоже, в восторге от галантности, а от галантности демона вообще почти в счастливом обмороке. Но это только для маскировки! У людей так принято… Сейчас. Сто лет назад он бы еще и руку был вынужден ей поцеловать, и что с того-то? Совсем незачем делать такое трогательное лицо и сиять им прямо на Кроули. Усевшись за руль, Кроули внимательно осмотрел ангела еще раз. Та была в полном порядке. Она теперь подробно рассказывала, как именно выполнила задание, и Кроули, стоически все это выслушивая, чем дальше тем яснее понимал и старательно смирялся с идеей, что ни в какое кафе-мороженое они прямо сейчас не поедут. Потому что ангел, конечно, очень постаралась — по мнению Кроули, даже перестаралась — но не закончила работу как надо. По причине своей исключительной доброты — на вкус Кроули, категорически в данном случае неуместной. Финал у нее вышел какой-то непростительно благодушный, вовсе не такой, как заслуживал этот высокохудожественный ублюдок с мозгами табуретки и манерами крокодила. Как он вообще хоть что-то пристойное нарисовать может, когда у него в голове такое творится? Кроме этих... гипсовых шариков и кубиков. Ну, в крайнем случае, натюрморта с кувшином и арбузом. Вот их бы всю жизнь и рисовал. Их же и трахал. Арбузы. Хотя кувшины тоже можно. — Куда мы едем? Почему ты возвращаешься? — вдруг спросила Азирафель с отчетливо различимыми слезами в голосе, и машина чуть вильнула. Потому что у Кроули что-то тяжелое в живот провалилось от этого ее тона. Кошмар какой-то! Кроули понадеялся, что ангел скоро поменяет пол обратно — в мужском варианте Азирафель вообще никогда при Кроули не плакал. А если и собирался, то гораздо лучше скрывал, и Кроули этого не замечал, и все у него было отлично. — Нужно доделать, — очень честно сказал Кроули, пытаясь выровнять дыхание и машину. — Ты был… была слишком доброй. Я бы так не сделал. Если так оставить, они могут что-то заподозрить. — Вот как? И что бы ты сделал? К счастью, ангел соображать хуже не стала, потому что сразу перестала расстраиваться, и ее голос зазвучал деловито и сосредоточенно. Кроули правда все равно не смог сдержать улыбку от того, как старательно она приготовилась учиться изображать демона. — Сейчас покажу, — пообещал Кроули, притормозив под окнами ублюдка-художника. Питер ничего не понимал. Вроде бы все шло очень хорошо. Слишком хорошо! Невероятно, безумно хорошо! Девчонка сначала плакала, а потом перестала и только тихонько всхлипывала, зато совсем ему не мешала и не брыкалась. А потом Питер услышал этот голос в ушах. Песенка, старая песенка. Ее мама иногда напевала, когда гуляла на балконе и поливала цветы. «В глухом саду, где ивы, с любимой мы одни»… Вот зараза, песенка застряла в голове, прилипла и не отлипала! И отдаться ритму привычных движений стало неимоверно сложно. Мама пела… пела и пела, и улыбалась этой своей розе садовой обыкновенной. Смеялась, что роза цвета бургундского вина, как… «Она не знала — откуда ей знать? В бургундское вино…» Питер, чтобы отвлечься от идиотской песенки, потянул девчонку за волосы на затылке, и она запрокинула голову, открывая нежную нетронутую никакими дурацкими веснушками шею… Питер ожидал, что она зажмурится, а она смотрела широко раскрыв глаза. И глаза у нее стали желтыми и совершенно пустыми. «Я яд смертельный подлил для нее на берегу речном!» Питер замер, слушая песенку, гремящую в ушах теперь таким громким маминым голосом. Как когда она повторяла, что он… «Я ткнул ей саблей в брюхо, кровавой ночь была. Я бросил тело в реку и дрожь меня трясла». Крови не было. Вообще ничего не было. Только песенка в ушах, знакомые ноты, и желтая пыльца отовсюду. Желтая ивовая пыльца. Девчонка закашлялась, и из ее рта вылетали ивовые сережки, сливались с теми, что летели непонятно откуда. И желтые пустые глаза закатились. А потом она дернулась, совсем не так, как Джейн в оргазме. Как будто больше не могла оставаться здесь, посреди мастерской Питера, но и вырываться тоже больше не могла. Просто дернулась, чтобы… чтобы еще раз плюнуть остолбеневшему Питеру в лицо ивовыми сережками и обмякнуть в его руках, безвольно откинуть голову и отпустить маленькие ладошки, которые больше были не в силах сжиматься в кулачки от страха и унижения. И грудь ее перестала вздыматься, а кожа стала еще белее, чем была. — Это было жестоко, — вдруг раздался ее голос… Тоже отовсюду. И Питер зачем-то глупо прижал к себе мертвую девчонку, ощущая подступающие слезы. Ивовые сережки все падали и падали, и песенка звучала, не утихая. «Окончен бал и вот финал: на плаху меня привели. За то, что не дрогнув, убил я ее». «Мисс Фелль», — мысленно сказал он себе. Он знал ее фамилию, а имя не знал. И теперь никогда не узнает. И никогда не нарисует ее среди роз цвета бургундского вина, потому что… Потому что она больше не придет. А не придет она, из-за того что он… Сожаления, незнакомые прежде, затопили душу грешника, и дышать ей стало тяжко, смертельно тяжко — от непереносимого запаха цветущей ивы. Душа знала, что этот аромат будет преследовать ее до самого конца. И после него. Всегда. А ивовые сережки падали и падали, усыпая белые волосы и безвольно запрокинутую голову мертвого ангела, которого больше нельзя было усадить у окна и попросить посмотреть на небо. Азирафель сосредоточенно смотрела на душу грешника. Душа все так же была обречена на адские муки после смерти. А теперь она начала страдать еще при жизни, и так будет продолжаться долгие годы до последнего вздоха этого тела — парень был здоров как мадагаскарский таракан. Зато он ни к одной женщине больше не притронется, и может быть, к кистям с красками тоже. Благодаря Кроули, который срежиссировал кошмар про мертвую девушку и ивовые сережки и глазом не моргнул. Из машины даже не вышел, только пальцами щелкнул. — Жестоко, — повторила Азирафель свою мысль, но совсем без осуждения. И она надеялась, что Кроули услышит это отсутствие осуждения. Потому что ангел не осуждала друга сейчас, она размышляла. Ей было важно закончить эти размышления, потому что они были уже не про обреченную душу земного грешника, а про вот этого адского демона, который обещал накормить ангела мороженым. — Нормально, — пробурчал демон, и Азирафель теперь пристально уставилась на него. Тот старательно делал невозмутимое лицо и смотрел на руль. — Для демона. — Да нет… Для ангела тоже неплохо, — возразила Азирафель все еще очень задумчиво. — Просто я как-то даже не подумал. Не подумала. Кроули вскинул голову и вопросительно глянул на нее. — О чем? — Что его есть за что наказывать при жизни, — ответила Азирафель и растерянно замерла, завороженно разглядывая лицо своего демона. Тот в ответ на ее слова вздрогнул и сдернул очки очень знакомым жестом демонической ярости. Которая была направлена не на ангела, конечно, потому Азирафель и продолжала сидеть рядом и даже не шелохнулась. Азирафель вдруг ощутила, какое это тело маленькое и хрупкое — и что оно и правда рефлекторно шарахнулось бы прочь, если бы подобная ярость была обращена к нему. Но Кроули бешено смотрел перед собой, мимо Азирафеля, похоже, попросту не в состоянии сдерживать эмоций, и ангел невольно передернула плечами от сопереживания. Демону было трудно, очень. От того, что он не мог защитить ангела от всех уродов Земли. Никогда не мог, не важно, в каком ангел теле. Но в этом маленьком и хрупком не мог еще сильнее — так ему, очевидно, казалось. Ангел осторожно дотронулась до его руки, сжавшейся на руле. Демон вздохнул и перевел взгляд на нее, и ярость в нем сразу погасла, сменившись обеспокоенным вниманием, которое так удивляло ангела еще с их телефонного разговора. — А еще он сказал, что у меня платье дурацкое, — пожаловалась Азирафель, неожиданно для самой себя. Вообще-то ее это и правда задело. Он долго выбирал себе наряд, чтобы и для дела подходил, и удовлетворял его собственным эстетическим запросам. Старался, трудился! Даже это… кино смотрел! И показы мод. Чтобы выбрать как следует. И вот пожалуйста — «дурацкое платье». Азирафель обиженно насупилась, скрестив на груди руки. — Чего?! — возмутился демон к полному восторгу ангела. Восторг этот немедленно отразился у нее на лице, еще легче и проще, чем всегда, заполнив собой все лицо и всего Азирафеля целиком. Кроули тут же заулыбался в ответ, и ангел мысленно сделала пометку, что Кроули тоже гораздо ярче выражает эмоции, когда ангел — девушка. Вопрос лишь в том, насколько это для Кроули комфортно. Тот, тем временем, продолжил возмущаться: — Да он полный кретин! Тоже мне художник. Ты выглядишь, как… как ангел! Ты и есть ангел. А он… козел месопотамский! Чтоб ему погорячее сковорода досталась! Я сам еще огоньку добавлю и масла подолью. Азирафель слушала и невольно тонула в умилении — у нее даже скулы заболели от улыбки, приросшей к лицу. Ангела постоянно умиляли искренние чувства демона, как и его всегда такая внезапная забота. Сейчас же демон как будто ни на секунду не переставал заботиться, и это было так восхитительно! Как самый лучший в мире десерт. И так же как десертом, этим нельзя было наслаждаться чересчур долго, тут же рассудила она. Но все равно спросила у демона, потому что сдерживаться категорически не могла сейчас: — Можно я тебя обниму? Немножко. Ну, пожалуйста! — умоляюще посмотрела на демона, невольно молитвенно сложив ладони. Когда они оба были в мужских телах сдерживать подобные порывы было гораздо проще. А теперь в ангеле как будто какие-то предохранители сорвало, и эмоции стали такими сильными, что казалось, попробуй их удержать, и они прорвут плотину, и хлынут куда-то не пойми куда, и одному Господу ведомо, как они тогда будут выглядеть снаружи Азирафеля. — За что? — изумился Кроули и ожидаемо вытаращился на ангела так, будто она поломалась. Треснула напополам, как хрустальная статуэтка с камина. — Потому что мне хочется! — честно ответила Азирафель и, не дождавшись согласия, обхватила руками его за плечо, приникнув к нему виском, так что демону наверно волосы попали в нос. Потому что он тихо фыркнул, но отстраняться не стал, а наоборот замер и даже, кажется, дышать перестал, как будто ангел и правда была хрустальной и могла поломаться от резкого движения. А потом ангел отстранилась, когда приступ умиления стал более терпимым, хоть и не прошел до конца, и довольно уставилась на демона, который на нее смотрел, все также обеспокоенно, но и завороженно. — Мороженое? — напомнила ему Азирафель, и демон растерянно кивнул, отвернувшись от нее на дорогу. — Да. Мороженое. Ковент-Гарден, точно. Скорость немного освежила голову, и Кроули наконец вышел из ступора, в который его вогнал расплескивающийся во все стороны восторг ангела. Он догадывался, что Азирафель творит все это ненарочно, но теперь не мог не задуматься — неужели такое безобразие происходит у ангела внутри постоянно, просто чуть более нестабильный гормональный фон женского тела не дает ему держать себя в руках? Это что же, он постоянно хочет обнимать Кроули? Или только когда демон оскорбляет грешников? Или почему?.. Демон с радостью ухватился за эти вопросы, потому что их можно было задать вслух и послушать, как ангел рассуждает. И не думать о том, что у нее волосы пахнут Небесами, и что ее прикосновение рождало в нем чувства, которые демону не пристали. И от которых он не мог отказаться, потому что на самом деле ощущал их в присутствии ангела всегда, даже если он не лез с объятиями. Просто сейчас ангел был более открыт, чем обычно, и как будто заполнял своим сиянием все вокруг. И ответные чувства у демона становились еще сильней, так что игнорировать их не получалось совсем. — Так какое немыслимое добро я снова совершил по твоему мнению? — проворчал он, не глядя на Азирафеля. — Обозвал козла козлом? Слева после задумчивой паузы ответили так бестрепетно и отважно, что Кроули не нашелся с ответом: — Нет. Ты обезопасил от козла много смертных женщин. И не дал совершить немыслимое зло одному бессмертному ангелу. Будь ангел в обычном теле, Кроули бы ему ответил. Он уж так бы ему ответил! Да, определенно, Кроули потерял дар речи просто от того, что ангел говорит все это мелодичным девичьим голосом, и демон, даже не глядя на нее, может представить, как от ее нимба искры летят прямо в Небо, не хуже, чем свет из глаз. Ангел же, видимо, решила пояснить, раз Кроули не отвечал: — Я ничего не делала, потому что не нужно было ничего делать, чтобы дать ему проявить свою суть. Но после меня он бы получил то, что хотел, и решил бы, что так и должно быть. А это неправильно, и опасно для других. Для тех, кому он способен навредить. Кроули повторил про себя ее последнюю фразу, потом еще раз повторил. Глубоко вдохнул и выдохнул. И еще раз вдохнул. Но это почему-то совсем не помогло погасить новую вспышку ярости. Она перехватила горло, не дав дышать, и набросила на глаза кровавую пелену. Злился Кроули не на ангела, а на… на себя, пожалуй. Потому что это он отправил ее туда. Поленился ехать, как же… Он ведь знал, как ангел себя ведет с грешниками. Знал и должен был предположить, что ангел не станет подвергать опасности никакую смертную, а начнет искушать сам. Делая, конечно же, примерно ничего, потому что для искушения этого будущего бутерброда Сатаны ангелу ничего делать не нужно, ибо бутерброду не знакомы чувства, которые хорошо знакомы демону. Которые не дают и мысли допустить, чтобы дотронуться до ангела, пока тот сам не захочет. И проблема была вовсе не в ангеле, и не в его, или ее, действиях. Проблема была в том, что Кроули продолжал злиться, а это нехорошо. Пугать ангела собой, после того как ее не испугал тот идиот, было как-то совсем невыносимо. — Не хватало еще тебе что-то с ним делать, — глухо выдавил он, очень постаравшись не зарычать, чтобы ангел не испугалась. Резко повернув на мост Ватерлоо, демон мрачно замолчал, потому что ощутил, как Азирафель сжалась в кресле, а значит быть нестрашным у него совсем не получилось. Лучше было ему помолчать и дальше, чтобы не сказать еще что-нибудь не то. Хотя с другой стороны гнев, конечно, демону пристал куда больше, чем… благоговейный трепет, так кажется, это называется. — Кроули? Демон обреченно вздохнул, потому что у нее в голосе опять стояли слезы. Смотреть ей в лицо, пока она плачет, было невыносимо. Но он сделал над собой усилие, и пока горел красный, обернулся к ней. Слез у нее в глазах не было. Зато было чувство вины, от которого демону немедля захотелось оказаться где-нибудь подальше. Он не сумел определиться, что лучше — вот это или заплаканное лицо. Кажется, и то, и другое хуже Преисподней, хотя плачущим он ангела так и не увидел. — Может, лучше я куплю тебе мороженое? — расстроенно спросила Азирафель, а Кроули от удивления моргнул. — Кажется, я тебя… огорчил. Прости меня. — Ты ни в чем не виновата, — немного резче, чем собирался, ответил демон, а потом так же резко взял с места. Чертово кафе уже было недалеко, и Кроули очень хотел доехать дотуда, высадить там ангела, а потом… Дьявол. Кроули остановил свой поток мыслей, потому что застрял на одной. Которая даже мыслью не была, а была просто чувством: нельзя ангела оставлять одного. Одну. Вот просто нельзя и все. Иначе если с ней что-то случится, демон пойдет и утопится в святой воде, благо она у него уже есть. — Ты… просто ангел и все. Это нормально, что ты… не подумал. Не подумала. Чем это может закончиться. Кроули с некоторым облегчением выдохнул, потому что ему стало чуть проще дышать, когда он все это ей сказал. Припарковал машину и обернулся к Азирафелю. И снова испуганно застыл. Почти как когда понял, что именно пришлось сделать ангелу, чтобы выполнить адское задание. Ангел рядом с ним оцепенела от ужаса. Побледнев и потрясенно приоткрыв рот, смотрела прямо перед собой широкими глазами, бездонными, как море сейчас. Демон никогда не видел своего ангела настолько перепуганным. Возможно, напомнил он себе тут же, потому что ангел-мужчина скрывал свои чувства куда лучше, чем эта девочка. Когда ангел был настолько очевидно не в порядке, думать оказалось еще сложнее, чем раньше. Но Кроули сделал над собой титаническое усилие. Тут был только он и только его слова, значит, от его слов ангелу и стало так страшно. Что он такого сказал? «Ты ангел, поэтому ты не подумала». Кроули еще раз прокрутил их разговор, и ему захотелось побиться об руль. Тупой демонской башкой. «Ты ангел, поэтому творишь зло по недомыслию. Ангелы так делают, это для вас нормально!» Боже Всевышний, вовсе Кроули не это имел в виду! Он-то пытался объяснить, что этот грешник мог ей навредить, а она услышала, что ангелы потакают злу. И это он сам сказал, а ангел теперь в шоке. Потому что ангел демону сразу же поверила, разумеется. А поверила она, потому что ангел. — Азирафель, я вовсе не то хотел сказать! — торопливо проговорил Кроули. — Дело не в этом! То есть в этом. То есть не так… Дьявол! Ляпнуть такие чудовищные слова — это он сумел! А вот найти слова утешения у него никак не выходит! Потому что утешать это ангельская работа. Но ведь он ее тоже уже не раз выполнял! Так почему сейчас не получается? Однако его сбивчивые объяснения почему-то помогли, и Азирафель, глубоко вздохнув, внимательно уставилась на демона, теперь просто размышляя. Вот и хорошо, размышлять у ангела отлично получается в любой форме. — Ты беспокоишься, что мне могут навредить, — ровно сообщила Азирафель, и Кроули тупо вперился в нее. Соглашаться или отрицать он на этот раз не собирался. Мало ли, до чего ангел доразмышлялась! Кроули очень не хотел сделать еще хуже. — Что смертные могут мне навредить. Кроули опять медленно моргнул и глупо подумал, что определенно делает это чаще, когда Азирафель женщина. — Однако раз ты беспокоишься, они мне навредить не смогут. Потому что ты демон. А демоны разбираются в человеческом зле. Ты разбираешься. Лучше всех! Ангел расплылась в облегченной и радостной улыбке и похлопала Кроули по руке. — Пошли есть мороженое! И она сама выбралась из машины, а Кроули, продолжая ощущать внутри себя только звенящую пустоту, последовал за ней. Очки он оставил в машине, даже не подумав их надеть, потому что смотрел. И видел. Ангел улыбалась всем смертным, и те отвечали ей такими же сердечными улыбками. В них не было ни капли злого умысла, похоти или еще чего-то нехорошего. Всех их походя касалось пушистое ангельское крыло, которого они не могли видеть, но чувствовали легкое благословение, и их души трепетали от близости Неба. А демон видел. Потом ангел уселась спиной к окну, а Кроули — напротив. Он продолжал смотреть. И видеть. В материальной реальности голубоглазая девушка в голубом же платье и с шапкой белокурых кудряшек радостно поедала мороженое. Солнечный свет запутывался в ее волосах, отражался искрами в глазах и играл в гранях хрустальной вазочки, в которой таял ванильный пломбир, а в нем медленно тонула вафля нежно-розового цвета, облитая шоколадом и усыпанная соленым арахисом. Любой стоящий художник-портретист душу бы продал за возможность запечатлеть ее фигуру, пронизанную солнечным светом, падающим из окна. К счастью для них, Кроули не собирался им ничего такого предлагать. И даже позволять, если бы кто-то из них сам захотел. Потому что он был занят. Ему надо было смотреть. Дальше, глубже. Туда, где напротив него сиял небесным светом чистый ангел. И не солнечный свет, а свет изначального Творения исходил от ее глаз. За плечами светились крылья, иногда подрагивая от ярких чувств, изливавшихся из ангела. Она, он, Азирафель всегда так радостно сиял. Сияла. И всегда у него, нее, над головой слепяще сыпал искрами нимб. Всегда светилась точно так же, пока говорила все, что у нее на уме, делилась мыслями о добре и зле, о чистых душах, только лишь о чистых. Только полный и конченый подонок мог попытаться навредить ангелу, и ангел убеждала демона всей собой, что конченых подонков не так уж много на свете. А когда ангел к ним приближается, всегда рядом его демон, и они ангелу не грозят. Ангел светилась так ярко, и демон даже мимолетно пожалел, что не взял очки. И сразу отбросил эту мысль, чтоб не мешала созерцанию. И слушать тоже чтобы не мешала, потому что… потому что утешение это работа ангела, и сейчас ангел утешала демона. Продолжала утешать. Своим сиянием, своими ласковыми взглядами. Невозможная, непостижимая миссия, ведь демоны это те, кто сломлен нарочно, чтобы лучше видеть и понимать зло. Демону нельзя утешаться: демон живет в Аду, несет в себе Ад… И потому может устроить Ад смертному на Земле. Но этот конкретный демон завороженно глядел на своего ангела, потому что этот конкретный ангел каким-то невероятным образом умудрялся его утешить. Сначала устроить для него Ад из страха за его жизнь, а потом утешать. Азирафель рассказывал и рассказывал о том, сколько добра совершит сегодняшний святой и его сын. Продолжал говорить о добре и зле. Делился тем, как здорово, что есть на свете демоны, подобные Кроули, и как он иногда жалеет, что никто не учит ангелов понимать людское зло. Он говорил и говорил, потому что от этих речей демон переставал бояться за ангела. Его гнев и боль утихали. Ангел не мог наслаждаться вкусом мороженого, пока видел такое мучение внутри своего демона — оно тоже было ярче, чем обычно. — Это было весело, но завтра я вернусь в привычный образ, — промолвил он невзначай, и радостно заулыбался, потому что плечи Кроули окончательно расслабились, и демон смотрел совсем уже как всегда, иронично и снисходительно. Если бы демон только радовался ангелу в этой форме сильнее, то Азирафель бы, пожалуй, как-то решил вопрос с отчетностью. Но такого страха и боли в демоне ангел выносить не мог. Эти чувства тоже были такими сильными! И они заставляли демона гореть в Адском пламени на Земле, прямо как душу того глупого человека. Ангел не мог так поступить ни с кем. Особенно не мог поступить так с демоном.