заменитель кого-то

      — Он относится ко мне, как к куску мусора.       — Ты не прав, Донхёк.       — А что это, блин, тогда? Я даже встать не могу рядом с ним, он сразу уходит в другую сторону или вообще сбегает из класса.       — Может быть он давал тебе какие-нибудь намёки?       — Какие, чёрт его за ногу намёки, Накамото, я люблю Марка.       Донхёк хватаясь за голову и закатывая глаза кричит на собеседника, который мирно сидел на летней траве, в местном парке возле набережной. Волосы его, алые, как и символ страны, откуда он родом, двигались в унисон со снующим туда-сюда лёгким ветерком. Запах воды, её гул, сияющая от солнца кожа младшего, что сейчас испытывает, скорее всего самое романтичное время своей жизни, возможно бы заставила его сердце трепетать. Но он не такой. Никогда таким не был.       Юта смотрит прямо на Донхёка: как бегают из стороны в сторону его глаза, как тяжелые вздохи и постоянное мотание руками вверх-вниз, выдают его чувства с какой-то непристойной открытостью. Для него он — ничего более, чем очередной рут в отоме-игре, где все действия можно предсказать, а мотивы ясны как дважды два — четыре. Для Донхёка Юта — ничего более, чем свалка для чувств.       — У тебя вообще-то экзамены скоро, взял бы пример с Марка, да готовился бы лучше, чем томился от безответной любви.       — Если что, Юта, — говорил Донхёк противно коверкая имя, — у вас с Тэёном сейчас тоже сессия, и какого фига, ты пытаешься меня учить?       — Ну, знаешь, ты бы мог попросить Марка тебе помочь, подтянуть оценки и стянуть твое тянущее и давящее чувство ниже пояса, — абсолютно равнодушно, смотря в сторону ответил Накамото.       — Да уже видимо бесполезно, но мне как-то плевать. Я всё равно его достану.       Взгляд Донхёка сверлил дыру меж глаз Юты. Он не знал, что тот от него ожидал. Одобрения он бы не получил, поддержки тоже. Но ему и не нужно. Хватало и того, что Юта просто мог принять всё, что было в Донхёке. То неприятное и мерзкое, со всей той желчью, которая копится в нём. Накамото это игнорировал, не принимал и не переваривал. Всех этих слов вообще не существовало.       Юта встал с травы, глаза его озарило закатным солнцем, которое отражалось на поверхности воды и собственных щеках. Глубокий вдох и жизнь наполняла его легкие. Время замирало, и как в лучших американских фильмах, Юта детально видел каждую мелочь этого летнего, кроткого и уходящего момента. Вместе с которым, без прощальных слов — ушёл и Донхёк.

***

      Последние учебные дни — время, когда о занятиях нужно думать больше всего, готовясь к переходу в другой класс, а там не за горами институты, работа, семья и кто знает что еще ждёт впереди. Но пока Донхёк идёт, расслабляя школьный галстук, засовывая руки в карманы штанов. Ловит носом запах лимонада, наступающего вечера и уже почти забытый, такой потерянный запах шампуня Марка, волос которых, он всё-таки смог сегодня коснуться.       Он никогда не задавался вопросом, почему именно Марк.       Потому что Марк — это вечный круговорот тетрадок-учебников-ручек.       Потому что Марк — это быть соседским пареньком, который выглядит, как секс-инструктор.       Потому что Марк — это сильные руки, торчащие на них вены и тёплые, мягкие прикосновения.       Марк — это забота и издевательство в одном лице.       Марк — это то, что так любит Донхёк, и то, что он никогда не получит. И это ему нравится. Он согласен, готов хоть на коленях стоять, лишь бы это было, лишь бы не кончалось и не исчезло, потому что он привык. Готов на что угодно, ради пары чёрных глаз и изредка пробегающей улыбки, скорее даже вымученной, когда он в очередной раз ворует арбузный сок из автомата для него.       Его не волнуют ни окружающие, ни он сам, пока есть он.       И каждый раз, когда у них с Марком были проблемы, как считал он сам, потому что по-настоящему помехой в его жизни был сам Донхёк. Там всегда был Юта, ждущий возле школьных ворот, на скамейках в парке, возле магазина, дома, везде, где окажется младший.       Любой бы на его месте ценил такую помощь, возможно это даже неловко, ведь, кому приятно слушать чужие страдания и вечное нытье?       Как хорошо, что Донхёку плевать.       А Юте ничего не нужно.       Донхёк уже почти дошёл до дома, солнце провожало его последними бликами на русых волосах, постепенно погружая его вместе с городом в наступающую ночь. Дверная ручка опускается вниз, шаг вперед и громкое, такое привычное и спокойное:       — Я дома.