Все ступени вниз вели тебя ко мне

В коридоре, ведущем к операционным, по которому чаще всего персонал передвигался на каталке, потому что быстрее разогнаться и проехать, чем идти все это немыслимое количество метров пешком, стояла торжественная тишина. Хирург, не главный, но лучший, лежала на матрасах на полу и смотрела в потолок остановившимся взглядом светло-голубых глаз. У нее больше не было работы на сегодня, и она была счастлива прилечь, свесить ноги в мягких теннисных туфлях с края матраса и дать измученному телу около получаса полноценного отдыха. Она ждала своего анестезиолога и по совместительству друга, с которым не один пуд соли под далеко не один литр текилы был съеден и выпит в период повторного обучения в медицинском вузе для подтверждения диплома совсем другой страны. В той стране была война, и хирург была лучшей, потому что у нее было много практики, а анестезиолог решил, что резать людей во имя их спасения ему не нравится. Хирургу было на вид лет двадцать пять, если смотреть спереди, а если перевернуть ее лицом вниз, то она была бы похожа на худого черноволосого тринадцатилетнего мальчика, поэтому она старалась в случае редких неудач отправлять к безутешным родственникам не себя, а все того же анестезиолога. В конце концов, говорить о смерти - не то же самое, что эту смерть осуществлять. А доверия врачу-женщине ростом и телосложением напоминающей ребенка нет. К матрасам подошел мужчина в толстовке с логотипом медицинского института при больнице и наклонился над лежащей, негромко сказал что-то на незнакомом местным языке. - Он - твою мать - что сделал?! Хастур, повтори! - Маму мою не трогай, - оскалился Хастур, выпрямляясь. - И нет, я совершенно не шучу. На тебя подали в суд. Хирург на миг закрыла глаза, стараясь успокоиться, не впасть в состояние бешенства возле любимой теперь безлатексной операционной, а дотерпеть до улицы, желательно до парка. На улице можно хотя бы отораться, а здесь пару бригад инфаркт хватит, если она, легенда столичного медицинского центра, начнет вопить о пациентах-идиотах. - Я сейчас пойду и запихну тот кусок машины обратно ему в печень, - пообещала она, вставая и вытирая внезапно вспотевшие ладони о рабочую пижаму: все равно на сегодня больше никого нет, можно было бы вытащить Хастура в кафе и вдвоем с ним попялиться в видео из японских операционных, но нет, на нее подали в суд, и теперь Хастур повезет ее к адвокату. Вечер испорчен, и главное кем! - Ваал, - адвокат назвала хирурга по фамилии, как никто не звал, всем было проще называть ее Вельзевул и за созвучие, и по характеру; Хастур так звал ее, и остальные переняли прозвище. Почему-то юрист смотрела на Хастура. - Чем ты ему так не угодила? - Ничем, - отозвалась Вельзевул со звенящей ненавистью в голосе. - Когда он там еще, до больницы, отключаться начал, сказала, что сама его убью, если попробует мне умереть. Но он не должен был запомнить, и если что, Хастур подтвердит, что я этого не говорила. - А ты что-то говорила бессознательному пациенту? Какая чушь. Не в твоей манере общаться с пациентами, - Хастур презрительно скривился на последнем слове. - Мишель, а что он вообще предъявил, я не дочитал, только уведомление видел? - Он подает в суд за шрам, который Вельзевул оставила, спасая ему жизнь, - всегда бесстрастная Мишель даже развела руками, наконец посмотрела на хирурга, которая была занята тем, что отчаянно пыталась не заснуть, голова у нее то и дело опускалась, кресла у адвоката были невероятно сонные. - Он определенно проиграет это дело, ему ничего не заплатят, а тебя отстранят от работы на месяц. Я не понимаю, зачем ему это. - Он тупой, - предположила Вельзевул. - Нет, - Мишель покачала головой. - У него целая энергетическая империя и собственная армия, расквартированная в странах Ближнего Востока, чтобы его месторождения защищать. Он совсем не тупой. - Может, он думает, что раз он такой богатый, то все испугаются и решат дело в его пользу, - предположил Хастур. - Если он такой богатый, зачем ему компенсация, там же мизерная сумма, - возразила на это Вельзевул. - Мне не нравится Ближний Восток, - тихо сказал Хастур по-арабски. - Это совпадение, - ответила Вельзевул на том же языке. - Так не бывает. Ей, в отличие от беспокойного Хастура, было просто обидно. Впервые за много лет ей было элементарно обидно. Сколько раз она, выходя из операционной и встречая родственников, выслушивала, что она испортила жизнь всем, ведь теперь он будет инвалидом. И плевать, что она спасла жизнь. Вельзевул не молчала с самого начала, и родственники и сами пациенты, услышав от невысокой худой девушки с мальчишеской стрижкой, что калечит тут не она, а тот, кто любимому сыночку мотоцикл подарил, что в следующий раз она пригласит оперировать маму, а не будет резать сама, что если вы недовольны, эвтаназия разрешена в Нидерландах, терялись. Но тут... Для начала, это было не на работе. Почти свидание: Хастур отчаялся достучаться до ледяного или вообще отсутствующего сердца их французского адвоката и предложил Вельзевул угнать машину скорой, прекратить сублимацию и на один вечер вместо брутальных тренировочных операций на трупах под финский рок потратить время на секс. - Хороший секс? - Вельзевул смерила его взглядом с головы до ног. - Да, - Хастур посмотрел на нее свысока. - Я ведь проверю, - усмехнулась Вельзевул. - А я сказал "хороший", а не "долгий", - подмигнул Хастур. - Так что все честно. Тяжела жизнь врача, чуть легче жизнь врача хорошего, но Вельзевул была лучшей, поэтому ей было хуже всех. Она не имела права пить, потому что в любой момент надо было срываться на срочную операцию по звонку, мыться приходилось с телефоном в зубах, а трахаться с ним же в лифчике. Кто, кроме ее анестезиолога мог понять? Никто. И Вельзевул согласилась. Ехать к ней - так ее вещи у родителей, все равно она не ночует дома, только в своем кабинете, в больнице - медсестры слух пустят, и Хастуру своего адвоката не видать никогда в жизни, ехать до Хастура - от одного вида его квартиры, где он живет с другом, все на свете перехочется. Поэтому они сидели на носилках в машине скорой помощи, и Вельзевул как раз стягивала через голову футболку, когда снаружи послышался удар страшной силы и крики. Хастур замер, держась за расстегнутые джинсы. - Мы сейчас отдыхаем, - напомнил он. - Ага, - кивнула Вельзевул, глядя ему в глаза. - Там наверняка все умерли. - Да. - И без нас помогут, - он вздохнул, застегивая штаны обратно. - Да, конечно, - Вельзевул наклонилась, зашнуровала ботинки. - И никто не снимает, все сразу вызвали скорую, - Хастур снова вздохнул и взял фонарь с сиденья. - Я ненавижу эту работу! - взвыла Вельзевул, обратно натягивая футболку наизнанку и торопливо поднимаясь на ноги. - Сундук берешь ты! - Если это мотоциклист, я сам сверну ему шею, - пообещал Хастур, надевая свою толстовку прямо на голое тело. Они выскочили из машины и бегом направились к месту, где столпился народ; звучали истеричные крики. Невероятно красивый серебряный "Ягуар" стоял посреди дороги, разорванный почти напополам: кузов и капот смотрели в одну сторону. - Надеюсь, там был один человек, - сказал Хастур, шмыгая носом. - То есть, уже труп. Один труп. Вельзевул рассмеялась, шокировав зевак, обошла машину, готовясь увидеть размазанного по внутренностям салона водителя, но выпавший с кресла на дорогу человек выглядел на удивление целым. Мужчина лет сорока сидел на асфальте, привалившись спиной к машине, и судорожно запахивался в светлое пальто. Увидев остановившихся перед ним Вельзевул и Хастура, он попытался улыбнуться. - Мне, наверное, стоит поехать в больницу, - сказал он, и как только он открыл рот, ярко-красная кровь брызнула на его пальто. - Мы врачи, - отозвалась Вельзевул, становясь перед ним на колени и осторожно разводя его руки. В живот счастливчика был воткнут кусок металла, и Вельзевул не решилась разматывать его бесконечные одежки на улице. Хастур перегнулся через ее плечо и посветил фонарем, сунул в руку металлический шприц: не церемонится, сразу устроит выжившему карнавальную ночь с наркотическим обезболивающим. Это было не по правилам, но интуиции Хастура Вельзевул доверяла. - Подгони машину и носилки, - велела она Хастуру и, сев на асфальт, подвинулась ближе к пострадавшему. Нельзя позволить ему упасть в обморок. - Давай поговорим. Как тебя зовут? Кажется, или он посмотрел на нее с недоверием? - Габриэль, - наконец сказал он, и Вельзевул подумала, что лучше бы ему молчать и не терять лишней крови. - Хорошо, Габриэль, - как можно мягче проговорила она. - Смотри на меня. Будешь сжимать мою руку, когда соглашаешься, если не согласен, ничего не делай. Понял? - она взяла его ледяную ладонь в свои пальцы. Габриэль чуть сжал ее руку, соглашаясь. - Хорошо. Ты гражданин США? Габриэль не мигая смотрел ей в глаза; надо же, какой необыкновенный оттенок, подумала Вельзевул, впервые такой видит. Не глаза, а сапфиры настоящие. - Так, понятно, - Вельзевул ненавидела бюрократическую волокиту, которая сопровождала каждого пациента-иностранца, ну ладно. Надо еще спросить, что может понадобиться при оперировании. - СПИД, ВИЧ - болеешь? Теперь смотрит на нее сердито, Вельзевул даже усмехнулась. - Наркотики? - взгляд стал еще суровее, хотя Габриэль улыбнулся. - Аллергия? - слабо сжал ее руку. Ну вот, теперь перечислять все препараты. Вельзевул уже набрала в легкие побольше воздуха, но не успела спросить. - Латекс, - коротко сказал Габриэль, пытаясь поднять голову, но кровь все равно полилась на подбородок и шею. Необыкновенные глаза начали стекленеть. Ну нет, умереть таким глазам Вельзевул, обожающая вычурные украшения с камнями, точно не позволит. - А как мы с тобой тогда сексом займемся? Я без презервативов не трахаюсь, - Вельзевул облизнула губы, обнимая Габриэля за плечи и притягивая к себе; ничего себе он огромный. Тот снова растянул синеющие губы в улыбке, и Вельзевул почувствовала, как по шее течет теплая кровь, и футболка начинает пропитываться ею. Где там Хастур?! Машина остановилась в нескольких сантиметрах от Габриэля - все же Хастур ювелир, а сам анестезиолог распахнул дверцы. Вельзевул успела заметить выложенные на носилки презервативы, которые Хастур стряхнул на сиденье и спустил носилки ей. - Я его не подниму, - Вельзевул нехотя отпустила Габриэля и подтянула носилки совсем близко. - Положи его набок на них, пусть не разгибается. Габриэль по всем параметрам должен был хотя бы застонать от боли, когда Хастур его перетаскивал, но он молчал, и, уже оказавшись в машине, Вельзевул с тревогой присела перед ним. - Гони, - велела она Хастуру, который уже связался по рации с другими машинами, спешившими на место аварии, и повернулась к Габриэлю. - Я сама тебя убью, если попробуешь мне только умереть! Габриэль лежал на металлическом столе, и Вельзевул откровенно любовалась на то, как две медсестры ловко и быстро разрезают на нем одежду. Какая кожа белая, и ни единого шрама, не то что у самой Вельзевул. И с Хастуром не сравнить: тот под своими балахонами весь обгоревший, пусть самому ему все равно по виду, а вот Мишель, когда он ее почти уговорил и даже раздел, увидев огненные разводы по телу, схватила свой белоснежный костюмчик и бежала так, что только пятки сверкали. - Я видел порно, которое так начиналось, - Хастур, уже переодевшийся, встал рядом и пихнул ее в бок. - Ну красавчик же. - Ага, глаза как сапфиры, - отозвалась Вельзевул, наклоняя голову набок. В животе Габриэля по-прежнему торчал осколок, но кровь остановили, самого Габриэля вырубили, и теперь он покорно ждал ее. Как невеста на брачном ложе. Вельзевул почувствовала, как привычный злобный рой мыслей оборачивается мурлыкающей кошкой, и сама, едва не урча от удовольствия, неспешно пошла к столу, оперлась на него обеими руками, чувствуя приятный холодок. У него аллергия на латекс. Вельзевул опустила руки в покалывающий раствор - надо же, она будет внутри него, и между ними не будет никакой раздражающей резины. С ней совершенно не те ощущения. - Какие глаза, ты тело его видишь? - Хастур удивленно посмотрел ей вслед. - Вельзевул, ты просто... ты такая странная, кошмар. - Только посмей мне не проснуться, - Вельзевул наклонилась над операционным столом и, раздвинув веки, заглянула Габриэлю в тускнеющие глаза. Хастур сидел на стуле и зевал так неистово, что Вельзевул самой хотелось спать от одного взгляда на него. Она скрепляла металлическими скобами уже кожу Габриэля - операция кончилась, он точно жив и через год будет полностью здоров. - Ну это просто нечестно, - заявил Хастур, откидываясь на кафельную стену. - Переспать с тобой собирался я, а трахаешься всю ночь ты с ним. - У нас тройничок, и он нас обоих затрахал, - фыркнула Вельзевул. Они возились с Габриэлем час седьмой, бригада сменилась, а теперь они вообще остались вдвоем, отпустив всех. Вельзевул любила самостоятельно неторопливо заканчивать операции, сшивая людей. Ей казалось, будто она делает кукол в полный рост. Но в этот раз особенно: Вельзевул провела пальцем по идеальному шву над бровью Габриэля, еще раз придирчиво осмотрела скобы на животе и сложный шов на боку. - Вельзевул, прекрати лапать бессознательного пациента, - с деланной строгостью сказал Хастур. - Пошли покурим. Вельзевул курила, сидя на коленях у Хастура, но думая совершенно не о нем. Какой же взгляд у Габриэля, и улыбка даже не так бесит, как могла бы. - Почему каждый раз, когда я хочу просто отдохнуть и развлечься, происходит какой-то коллапс, и я остаюсь без секса? - риторически спросил Хастур, выпуская дым ей за спину. - Мишель тебя прокляла, - пожала плечами Вельзевул. - Предложи ей, как мне предложил. Вдруг выгорит. - Ей так нельзя, - подумав, отозвался Хастур. - Она боится. Вельзевул скривилась, посмотрев на него. Как там ее пациент с глазами-сапфирами, очнулся уже? Вельзевул слезла с колен Хастура, потянулась и выплюнула тлеющую сигарету в урну. - Я пойду его проведаю. - У него сейчас все равно ничего не получится! - заржал анестезиолог. Вельзевул показала ему средний палец и спустилась с крыши на этаж, скользнула в отделение реанимации, наскоро разделась, надевая стерильную накидку прямо на белье: какая ему разница, что там сквозь нее просвечивается, он все равно спит наверняка. Габриэль не спал. Оплетенный трубками и проводами, он с трудом повернул голову, когда зашипела открывающаяся дверь. - Ты ангел? - на полном серьезе спросил он, когда Вельзевул подошла к нему. - Ага. Упавший только, - хмыкнула Вельзевул и уставилась на монитор. Габриэль попытался сфокусировать взгляд. - Ты... без одежды? - наконец робко спросил он. - Во-первых, я в накидке, - отозвалась Вельзевул, переступая по холодному полу в одноразовых носках. - Во-вторых, ты тут умирать должен, а не пялиться. - Я не хочу умирать, - Габриэль дотянулся до пульта и приподнял свою кровать в полусидящее положение. Оказался неожиданно близко к Вельзевул и без труда скользнул ледяными пальцами по ее ноге. - Домогательство, - ровно сказала Вельзевул, отставляя ногу так, чтобы ему проще было провести ладонью до бедра. - Скажи, если хочешь, чтобы я прекратил, - Габриэль поморщился, когда вытянул руку, и заболел локоть из-за капельницы. Вельзевул наклонилась над ним совсем низко, коснулась своим носом его. - Если бы ты не был моим пациентом, я бы тебя уже отымела, - тихо сказала она. - Но ты больной. Лежи и болей. "Но чтобы ты знал, я в курсе, какой ты горячий внутри, с каким трудом в тебя проникают пальцы, когда надо подцепить проклятый осколок". Вельзевул в операционной, когда уже вытащила кусок металла, а медбрат замешкался и не подал вовремя лоток, чтобы она его туда бросила, зажала осколок между зубами и продолжила оперировать, чувствуя во рту вкус чужой крови. - Я выпишусь, - пообещал Габриэль, когда она от него отошла, резко отпрянув. - У меня все равно нет отпусков, - фыркнула Вельзевул. Чертовы глаза, прямо мурашки. Найти, что ли, Хастура? Нет, не то, ей надо, надо, надо теперь, чтобы был только он. Он стал мечтой, сияющей звездой, кладом, который она украдет, чего бы то ни стоило. И теперь он подал на нее в суд. Вельзевул сидела в зале рядом с Мишель, Хастур дремал сзади. Габриэль светил своими полуголыми фотографиями на специально поставленном экране, доказывая, что теперь из-за аккуратного, предельно тонкого шрама его жизнь никогда не станет прежней. Он воспринимает себя как другого человека. И да, он уже записался к психологу и едет на море, чтобы восстанавливать душевное здоровье. Вельзевул пялилась на его живот на фото и вспоминала, как вытаскивала его с того света, горящими глазами следя за каждой каплей крови. Это теперь ее, ничего не должно пролиться зря. Мишель была великолепна, Вельзевул, относящаяся к ней из-за Хастура предвзято, и то не могла придраться, но юрист Габриэля, светя золотым зубом, сыпал прецедентами, и в результате Вельзевул отстранили от работы без штрафа. - Не платить хотя бы, - Хастур приобнял ее за плечи. - И напиться можешь. Три недели можешь бухать с чистой совестью, а неделю на опохмел. Смотри, вон стоит этот козел. - Я ему сейчас все скажу, - Вельзевул вывернулась из-под руки Хастура. - Не жди, сейчас тут будет кровавое месиво. Габриэль, стоя возле парковки у здания суда, сиял так, словно под кожей все вены и жилы у него светились. - Как тебе план? - хвастливо спросил он, когда Вельзевул приблизилась. - Ты даже не знаешь, как меня зовут, - Вельзевул наклонила голову. - И кто я. И на кого ты наехал, камикадзе. Габриэль медленно повернулся к своему мерзкому адвокату. - Деми Ваал, - бодро отрапортовал тот. - Тридцать четыре года, хирург высшей категории. Тип контракта - индивидуальный, характеристика - семьдесят шесть судебных разбирательств, четыре тюремных заключения, трудоголик, за последние десять лет ни одного отпуска. Тюремные заключения засчитывались как отпуск. - Я бы уже не испортил тебе статистику, - Габриэль выглядел так, словно только что спас планету от глобального потепления, а не подставил Вельзевул, даже не предупредив. Но злиться не получалось. - А за что тебя сажали? - Резала мафию, - ответила Вельзевул. - Что?! - Ко мне привезли главу клана, я его успешно прооперировала. Потом как приходил подарок от него, так сразу я отправлялась в тюрьму. - А... - Габриэль открыл рот и снова закрыл. - Еще вопросы? - Вельзевул засунула руки в карманы черного спортивного костюма. - Тебе надо было все это спросить, прежде чем лишать город с одной из самых высоких смертностей в ДТП лучшего хирурга ни за чем. - Да, у меня есть вопрос, - Габриэль на миг сжал губы. - Если у меня аллергия на латекс, какие нам надо купить презервативы? Настал черед Вельзевул стоять с открытым ртом. - Ты, конечно, хирург, но должна знать, - Габриэль сосредоточенно смотрел на нее своими невозможными глазами, и Вельзевул видела искорки веселья на глубине прозрачных сапфиров. Огляделась - ну конечно, все их слушают. - Ты мне тогда сказала, что без них ты не будешь. - Ты больной, - констатировала Вельзевул. - Ты сама меня выписала. - А надо было в другое отделение сдать. Знаешь, мягкие стены, нет окон... - Если ты любишь стоя, мы можем это устроить, - не понижая голоса, перебил Габриэль. Вельзевул нервно огляделась, затолкала его в его же машину. - Перестань меня позорить! - прошипела она. - От работы меня отстранил, теперь... - Теперь у тебя отпуск, мы можем поехать на море. - Еще скажи, что это все ради меня! Благодетель! - Да. Но если хочешь, то мне посоветовали после аварии ехать куда-то с врачом, вдруг что-то случится. А ты лучший врач. - Ты или ненормальный, или одно из двух, - Вельзевул скривилась и повторила. - Ты вообще меня не знаешь. Вдруг я убийца? - Я знаю, что ты убийца, - улыбнулся Габриэль так счастливо, что Вельзевул, засмотревшись на его губы, даже не сразу поняла смысл слов. - Дамиана Харис Баал-Зевул, - он назвал ее настоящее имя, которое Вельзевул не слышала с конца войны, запрещенное имя, страшное как проклятье. - Я за тобой следил четыре месяца в Леванте до окончательного подписания мира. - Ты! - Вельзевул отмерла, ткнула пальцем ему в грудь. - Ты... нет, не может быть. Не-е-ет. - Война кончилась, - Габриэль пожал плечами. - Не по моей и не по твоей воле. Я бы тебя тогда, конечно, лучше подстрелил, но теперь мир, и я больше не солдат, и у меня нет приказа убивать хирургов. - Как бы ты выстрелил в меня? - тихо спросила Вельзевул, подумав. - В грудь, - сразу сказал Габриэль. - Вот сюда, - он показал пальцем, коснувшись ее рубашки. - Это не грудь, - отозвалась Вельзевул. - Ну знаешь, что есть то есть! - Козел. Я тебе как врач говорю, это не грудь, это выше. - А я тебе как снайпер, мы называли это грудью. Так что сюда, ни в коем случае не в голову. Вельзевул сглотнула, вспоминая. Тогда у нее были длинные черные волосы до пояса и трофейный американский автомат - подарок еще на пятнадцатилетие. А снайпер бликовал своим прицелом и жизни ей не давал, но он был настолько далеко, что снять его не было возможности, и он словно специально давал о себе знать далеким бликом оптики, чтобы она понимала, сегодня надо сидеть в укрытии. У Габриэля был позывной "Архангел", безликая маска и впервые в жизни нежелание выполнить приказ о ликвидации. Он бы не выстрелил в голову, потому что тогда нет шансов. А так... Вельзевул не была снайпером, но была врачом и знала, какие ранения не смертельны. Габриэль провел рукой по ее щеке. - Я не хотел конца войны, потому что это означало больше тебя не видеть. - Хорошо, что у тебя аллергия, - наконец сказала Вельзевул. - Я не хочу, чтобы между нами было что-то лишнее. И хорошо, что ты попал в аварию. Все твои минусы и неудачи ведут ко мне. Что подумал, когда меня увидел? - Что у меня даже смерть - ты, - ответил Габриэль. - Пока я рядом, смерть может не тратить время на бессмысленный визит, - Вельзевул развернула Габриэля к себе за подбородок. - Если бы не твои глаза, я бы не влюбилась. - Если бы не мои глаза, я бы тебя и не увидел, - рассмеялся бывший снайпер. - Почему мы стоим? Ты за рулем.