Синестезия в осенний день

Сегодня я прошел мимо человека и замер, как вкопанный. День на улице был серым, дождливым и слякотным; пахло городской осенью, зонтами и недосыпом, недоваренным кофе и наспех собранными с утра вещами. Все спешили: на работу, в институт или в школу, — а я просто шел в потоке. Спокойно, убаюканный. В такие дни звуки толпы сливались для меня во что-то особенно постоянное и уютное. Никогда не понимал тех друзей, которые говорили, что не любят толпу или боятся ее. Люди, собранные вместе на короткий момент, идут в одном направлении и понимают друг друга, несмотря на различия. Солидарность общественного транспорта и метро — это особое чувство; толпа звучит как долгий глубокий звук одной струны. В противоположность школам и институтам, где стайки учащихся у окон звучат, как переплетение мелодий или какофония. Поэтому я так люблю толпу по утрам. Это не сразу замечаешь, но мне было видно всегда: люди похожи. В каждом человеке сокрыто одно и то же ядро, которое... даже не знаю, как описать. Под слоями обстоятельств и эмоций, всех людей объединяет общая боль. Или скорее, страдание. Печаль, разлитая по миру, подобно небесной сини. Ни плохая, ни хорошая — а просто часть природы. Страх, боль, хаос, гнев, грусть, сожаление о прошлом, недостаток чего-то, обида, неопределенность, неосуществимая мечта, физическое или моральное несчастье. Страдание переливается разными цветами, но его основа постоянна. Книги помогли мне понять, как она называется: недостаток любви. Хотя я могу ошибаться в определениях. Я и себе не всегда могу доверять. Я отошел от главной мысли. Простите, со мной такое часто бывает. Дело в том, что я очень люблю толпу, особенно по утрам, особенно осенью — когда печаль настолько переполняет всех, что становится особенно заметно, насколько мы все похожи. Настолько, что видно и без синестезии. Так вот, в потоке людей я обычно питаюсь спокойствием, следуя за размеренным шагом таких же, как я. Я счастлив. Я не слышу разлада. Я — тоже живой. Меня невозможно вытянуть из толпы по утрам осенью. Но я прошел мимо человека и резко остановился. В меня тут же влетели сзади, обругали. Меня стали обходить. Я стал причиной затора и, с неловкой улыбкой (моим главным чувством), извинился. Обернулся, нашел человека глазами у ледяных стеклянных дверей, выходящих на дождливую улицу, и сделал еще более глупую вещь: оставляя за собой разрывы в мелодии, побежал за ним. Сейчас я посещаю институт, просто чтобы послушать что-то. Я не особо хорошо вижу: скорее, пятнами и слитыми образами, — но мой слух подводит меня меньше. Я потерян для громкого и четкого мира. У меня никогда не будет толковой работы или яркой мечты. Но у меня есть свои маленькие радости: среди них пары, аудиокниги, структуры и переплетения логики и идей. Все это — еще одна вещь, которая для меня ценна. Но сейчас мне не жалко оттого, что я опоздаю на пару. Что не приду на нее. Я продолжаю идти, удаляясь от толпы. Хлюпая по слякоти какого-то двора. Наступая в лужу из-за того, что не заметил ее, с плеском, который разносится по всей Вселенной. Человек, за которым я следую, оборачивается. У нее легкий шаг, на ней — громоздкая куртка, прорезиненный зеленый зефир. Когда она спрашивает: "что тебе нужно?", — ничего в ней не меняется. Я все так же вижу яркое голубое небо с белыми облаками, раскинувшееся от горизонта до горизонта. Этот человек, ее мысли и ощущения — небо. Я теряюсь и не знаю, что ответить. Меня занимает то, что небо не омрачнилось при разговоре со мной. Наверное, я смотрю на нее слишком долго или внимательно, и она подходит ко мне. — Слушай, это неважно. Выйди из лужи, а то простудишься. Это возвращает меня в реальность. Я замечаю, что происходит, и тут же отхожу, но образы уносят меня дальше. Я продолжаю вглядываться. — Парень, с тобой все в порядке? — Спрашивает голос за небом. Ясный и четкий голос, не связанный с чем-либо еще. Голос снова возвращает меня на землю. — Нет, я просто... То есть "да, я просто"... — Я говорю, и чувствую ком в горле. Потому что не могу объяснить человеку, с которым мне жизненно нужно общаться, что происходит. Несмотря на все мое обучение, у меня недостаточно слов, чтобы высказать свои мысли. Я стараюсь вглядеться в это небо в последние секунды перед тем, как меня в очередной раз пошлют. Ее рука ложится на мое плечо. И я снова в реальности. — Что случилось? Я вытираю глаза от остроконечных блестящих слез обиды: на себя, стечение обстоятельств, мир, — но продолжаю смотреть. Небо кажется мне очень знакомым. Я не замечаю, что в меня тоже вглядываются — но не раздраженно, как обычно, а с беспокойством. — Тебе помочь? Слова снова возвращают меня в реальность. Все, что я чувствую после них, — собственную ответную благодарность. Небо, — понимаю я, — как-то заслоняет все остальные смыслы, идущие от этого человека. Когда Она говорит, я могу слышать самого себя. — Прости, но мы можем поговорить? — Спрашиваю я с такой напористостью, которой никогда у себя не помню. Наверное, это звучит немного странно, за моими слезами. Человек выдает легкий смешок. — Почему бы и нет. Теперь у меня много времени. Она закладывает руки за голову и смотрит наверх. Верно, там настоящее небо. Переводит взгляд на меня. — Пойдем. Если хочешь поговорить, приглашаю в гости. Не знаю, что тебе нужно, но я рада гостям сейчас. Да и ты выглядишь, как хороший человек. Она снова смеется и идет, показывая дорогу; я — за ней. Я вспомнил. *** Когда я произнес название, прячась за кружкой с чаем, человек-небо склонила голову набок. Затем тепло посмотрела в свою кружку. — Я была у той реки в детстве. — В ее голосе звучала улыбка. — Это место мое. Я бегала туда, когда гостила у родственников летом. Когда подросла, проезжала несколько сотен километров, лишь бы увидеть его снова. Там сосновый лес идет к обрыву, с которого видна река, а на краю обрыва — небо от горизонта до горизонта. Оно всегда спасало меня в трудные моменты. Она с подозрительностью подняла глаза на меня. — Как ты мог угадать? Знаешь меня? Видел меня там? Я покачал головой и рассказал ей про то, как думаю и ощущаю. Немного спотыкаясь. Рассказал, что в детстве жил на берегу той реки. Собеседница рассмеялась и сказала, что я везунчик. — Наверное, это место дорого для тебя, — добавила она. — Как и для меня. Это замечательно. Мы проболтали до вечера — по большей части, про меня. Небо никуда не уходило, но теперь я чувствовал его, как успокаивающий фон. Слова другого человека впервые вызывали во мне не образы, а ответную реакцию. У меня впервые появилось это чувство — как будто я могу слышать себя. Обычно в такие моменты говорят, что человек готов заплакать от счастья. Я же за все эти годы настолько обессилел, что вряд ли мог заплакать: только упасть вперед головой и утонуть в чем-то, о чем не мог и мечтать сегодня утром. В небе. Когда я, в конце вечера, был готов прощаться с новой знакомой, она поблагодарила меня. — То, что ты сказал, успокаивает. Выходит, что то, чего мне не хватало все это время, уже живет внутри меня. Она продолжила словами, которые я уже где-то слышал. Словами всего поколения. — Я люблю то место, а город очень долго был ко мне недружелюбен. Сегодня я ушла с работы. За последнее время порушились все, чем я раньше жила. Забавно. Я просто поняла, что придавала слишком большую ценность бесполезным вещам. Все, чего я хочу теперь, — уехать туда и жить там снова. Пытаться услышать себя. Но... — Она посмотрела на меня и улыбнулась. — Похоже, мне придется остаться еще на какое-то время. Я удивленно посмотрел на нее. — Пока один телепат не разберется в себе или не найдет другое небо, — почувствовал я ее улыбку теплом на коже. Я не верил своему счастью. А она, попросив подождать, отбежала в другую комнату и вернулась. Протянула мне визитку. — Кстати говоря. Тебе не нужна работа? У меня точно засветились глаза. Я услышал это чувство: оно звенело внутри меня. Похоже, в скором времени я стану помощником консультирующего психолога.