Секрет двух душ.
Снова мне не хватит дня,
Но скоро город весь в огнях,
И эта полночь вновь спасёт меня
Приду опять
Сюда стоять
Всю ночь
Не спать
Молчать
И ждать…
Артём огляделся вокруг – не видит ли его кто, и только убедившись в том, что никем не замечен и не узнан, подошёл поближе к тому самому отелю, к которому его неумолимо тянуло уже второй год. С февраля прошлого года, если быть точнее. Да его тянуло ко всем отелям, в которые заселялся столичный армейский клуб, во всех городах, где довелось поиграть Дзюбе – что в Ростове, что в Томске, а вот теперь и здесь, в Санкт-Петербурге. Только сейчас питерский отель притягивал его совершенно по-особенному. Потому что этот год выдался и для него, и для вратаря ЦСКА, да для всех игроков сборной, если очень мягко выразиться, не совсем удачным. А если напрямик сказать, как всегда говорил сам Артём, хреновым. А какие были надежды… Дзюба устроился в скверике неподалёку от отеля, присел на удобную скамеечку и наконец позволил себе снять капюшон и посмотреть на окна номера, в который, как он точно знал, всегда заселялся Игорь Акинфеев. Артём уже несколько лет подряд приходил вот так к отелям, работающим с армейским клубом, когда они приезжали на гостевые матчи, и сидел где-нибудь рядом, глядя на те этажи, на которых расселяли «коней». Казалось бы, чего проще – зайди в вестибюль, подойди к стойке, скажи «Артём Дзюба, в гости к Игорю Акинфееву», и голкипера столичного клуба вызвонят откуда-нибудь, всё-таки они вместе играют в сборной, в этом смысле совсем не соперники друг другу, а совсем наоборот - давние друзья… Но нет, что-то всегда останавливало Артёма, и он оставался на улице, сидел несколько часов где-нибудь на скамейке и смотрел в освещённые окна до тех пор, пока в них не гас свет, и только потом отправлялся домой. Только до недавнего времени Дзюба не понимал (а, может, понимал, да признаться себе в этом боялся), что же его останавливало. Он всей душой прикипел к нему. Этому невозможному, непостижимому, прекрасному парню... Который даже сам не осознавал, какой он прекрасный. Дзюба ещё раз поднял голову, взглянул в темнеющее петербургское небо, увидел промелькнувший огонёк падающей звезды - и тут же перед его мысленным взором возникла картинка, которую он на всю жизнь запомнил. Всплыла, будто это вчера было. Тот день и матч, которые наконец помогли Артёму разобраться в своих чувствах. 27 марта 2015 года. Стадион «Градски», Подгорица. Отборочная игра против Черногории сразу началась не так, как следовало. Болельщики сборной соперника подняли шум на трибунах во время исполнения национальных гимнов, а когда с момента, когда прозвучал стартовый свисток, не прошло и двух минут, с одной из трибун в сторону ворот сборной России полетел какой-то горящий предмет. И попал прямо в шею Игоря. Вратарь упал. Тот момент Артём видел не так чётко, как мог бы, в ту секунду его пронзил такой испуг и ужас, что он сам своим чувствам не поверил. Только потом, когда Игорь покинул поле на носилках, Дзюба воспроизвёл каждый миг этого злосчастного эпизода в таких подробностях, будто ему загрузили в память видеофайл в высочайшем возможном разрешении. Всё вспоминалось ему, будто заснятое на хорошую камеру в замедленном темпе. Болельщики черногорцев орут где-то на заднем плане, их крики в этом slow motion похожи на гудение роя больших шмелей. Горящий предмет (оказавшийся файером, который кого-то угораздило пронести на матч), как микроскопический метеорит, слетает откуда-то сверху, и слепой падающей звездой бьёт Игоря в шею. Если вспоминать этот эпизод в нормальной скорости, всё это заняло пару мгновений. Дзюба тогда не понял, что, собственно, произошло, только увидел летящий огонь, падающего Игоря, людей, бегущими с носилками к воротам… И тут у него чуть не оборвалось сердце. Чуть не вырвался из горла страшный крик, крик испуга за дорогого ему человека. Артём только и смог, что задушить этот крик, который для окружающих прозвучал как полустон-полурёв. И закусить губы так, что кровь чуть не брызнула на футболку. Артём, вскочив со скамейки запасных, на которой провёл весь матч, безумными глазами обводил ряды черногорских болельщиков, искал, откуда, из чьих рук прилетел на поле этот файер, и не хотел их найти, потому что почувствовал, что если найдёт – не оставит целыми и невредимыми. Переломает, как хворостинки. В порошок сотрёт. Тот человек пожалеет, что на свет родился. И в те сумасшедшие минуты, которые прошли после происшествия на поле, когда жажда мести и страх за вратаря накатывали друг на друга внутри форварда, заставляя его метаться по газону площадки, будто разъярённого хищника, и рваться в потасовку с раззадоренными футболистами Черногории, Дзюба наконец-то сказал себе честно «Чёрт, я же люблю его…» С тех пор, как Артём вошёл в состав сборной и познакомился поближе с вратарём армейского клуба, его сердце каждый раз переполняло непонятное волнение, когда объявляли даты сборов национальной команды. С одной стороны, оно БЫЛО понятно – впереди тренировки, матчи, на плечи каждого ложилась ответственность гораздо бОльшая, чем в клубах, ведь они представляют страну на международном уровне. Но перед встречей с Игорем Артёма начинала пробирать дрожь ожидания чего-то необыкновенного. Этот спокойный, уверенный, жизнестойкий человек заставлял тёмино сердце биться в ускоренном темпе, как на усиленных тренировках по физподготовке. С самых первых матчей клубов, в которых довелось играть Артёму, с московским ЦСКА, его неодолимо тянуло к нему. И эта гравитация с каждым годом только усиливалась. Артём, сам везде душа компании, известный всему российскому футбольному сообществу как остроумный балагур со специфическим чувством юмора, сразу почувствовал, что такое быть душой сборной. Игорь с его видимым хладнокровием всегда внутри переживал за партнёров по национальной команде, всегда находил нужные слова поддержки, всегда знал, какой кому нужен подход. И шутить умел не хуже Артёма, как оказалось. Сблизившись со звёздным армейцем и став его другом, Дзюба, однако, в то же время не переставал бояться, что Игорь не воспринимает его серьёзно, отчего непроизвольно в его присутствии отжигал своими шуточками ещё искромётнее, пытаясь заглушить ими постоянно звучавший в сердце мерзкий голосок, твердивший ему: «Да как ты можешь быть его близким другом, дурила, посмотри, какой он и какой ты, на кой чёрт ты ему дался вообще, зачем ему такой клоун, ну подумай…» и прочие подобные гадостные вещи. Но видеть, как безумно красивые глаза Игоря озаряются весельем на каких-нибудь командных посиделках после тренировочного дня, для Артёма было важнее всех переживаний и сомнений. Так прошло несколько лет. А потом пришёл 2015 год – год квалификации на Чемпионат Европы. В том году Артём отметился в отборочном турнире на ЧЕ аж восемью голами. Он старался как можно усерднее, тренировался как можно упорнее, только бы пройти на главный европейский турнир. Он хотел войти в историю, как Игорь в 2008, когда сборная страны под руководством Гуса «Волшебника» Хиддинка завоевала бронзовые награды Чемпионата. Артём всем сердцем желал быть рядом с другом, когда сборная опять выйдет в плей-офф и выбьет какого-нибудь сильного соперника, как тогда Россия выбила Голландию. Не получилось… Сначала пошло вприпрыжку, потом пешочком, а потом ползком. Сборная заняла последнее место в своей группе и вылетела с треском с чемпионата. Только Игорь, этот непостижимый, неповторимый, сильный Игорь смог собраться с силами и подойти к болельщикам попросить прощения и объясниться с ними после матча против Уэльса. У Артёма на это не хватило бы духу и силы воли. Он был раздавлен стыдом и муками совести. Что-то сделал не то. Где-то сыграл не так, как надо было. Глядя на то, как Игорь спокойно, без взрывов и всплесков эмоций, говорит какие-то слова болельщикам, Артём сходил с ума от обуревавших его чувств. «Люблю. Господи, так люблю тебя. Почему я, дурак, не понял это раньше?.. За что мне это, боже мой. Игорь, ты лучший...» - такие мысли пролетали в голове Дзюбы, когда пришла пора расставаться после чемпионата. С тяжёлым сердцем он вернулся в Питер. И вот ЦСКА прилетел на гостевой матч против тёминого «Зенита». Артём по своему давнему обычаю пришёл к отелю, где остановились армейцы. Посидел в скверике рядом с ним, посмотрел на горящие ярким светом окна. А когда они погасли, тихо-тихо пошёл домой. «Господи, поскорее бы кончился этот 2016, невыносимо же… Забыть, как страшный сон. Двигаться дальше… А куда? Куда, Дзюба? Разве ты сможешь сказать ему обо всём? Отпугнуть, оттолкнуть не боишься? Ох, да сколько можно бояться…» - думал про себя Артём, идя к ближайшей станции метро. Вот только он не видел, с какой нежностью смотрели в момент расставания после Чемпионата вслед ему карие глаза. Он ещё не знал, насколько дорогим стал он для Игоря.Моя любовь на пятом этаже,
Почти где луна,
Моя любовь, конечно, спит уже,
Спокойного сна…
Моя любовь на пятом этаже…
***
Завтра все сначала, как яхта у причала,
я долго буду вечером ждать,
Ты опять появишься и даже не оглянешься, -
я буду за тобою бежать
Игорь пожелал всем одноклубникам спокойной ночи, но сам спать в этот вечер не пошёл. Убедившись, что все ребята разошлись по своим номерам, он оделся в лёгкую куртку, длинные шорты, новые прочные кроссовки и вошёл в лифт отеля. Нажал на кнопку последнего этажа, а там уже… Да, Леонид Викторович за такое по голове не погладил бы, увидь он, что его самый драгоценный клубный кадр решил рискнуть здоровьем и жизнью, взобравшись на крышу. Но это то, что было нужно Игорю в этот вечер. Он вылез на опасный скат, скинул куртку, осторожно присел, вдохнул прохладный августовский воздух и устремил взгляд куда-то в ту, как он помнил, сторону, где находился дом, в котором жил Артём. Он всегда узнавал через третьих лиц, где живёт форвард, и когда ЦСКА приезжал на гостевые матчи что в Томск, что в Ростов, каждый раз устраивал себе такую вылазку на крышу. Просто сидел и смотрел туда, где, по полученной информации, жил Дзюба. Вот и очередной раз и очередной риск. А ему было всё равно. Он смотрел в нужную сторону и словно чувствовал его. Игорь был очень рад, что Артём наконец подписал полноценный контракт с санкт-петербургским клубом. Вырвал этот приз у судьбы. Акинфееву всегда нравился этот красивый просторный город, свидетель самых масштабных исторических эпох России, его воздух, его ширь. А теперь, когда Артём перебрался сюда, Игорь мог поклясться, что северная столица стала теплее, потому что здесь с февраля прошлого года жило самое большое, самое горячее, самое искреннее сердце из всех, что встречались ему в жизни. Он сидел на крыше и ощущал всем существом присутствие этого прекрасного сердца в городе. Оно словно дало ему новые краски, новые эмоции, новую жизнь вдохнуло, что ли. Игорь навсегда запомнил мелодию биения сердца Артёма, когда он бесконечно радовался тому, что они прошли квалификацию на Чемпионат Европы. Этот матч Акинфеев помнил, будто он был вчера. 5 сентября 2015, Москва, Открытие Арена. Один из тех матчей, о которых можно говорить «пан или пропал». Швеция и Ибрагимович. Неуступчивые и крепкие соперники. Атаки, контратаки, давление друг на друга. Игорю до жути хотелось не подвести команду, выстоять, сыграть на ноль, как бы шведы ни старались. Он мысленно гнал парней вперёд и сам отчаянно оборонял свои ворота. Вдруг после очередного броска-прыжка что-то дёрнулось в его левом колене, дважды пострадавшем от разрыва «крестов», Игорь лёг на газон, к нему подбежали медики, помассировали ногу, проверили, всё ли в порядке. В тот момент он не на шутку испугался, ведь от него на львиную долю зависел успех сборной, но этот испуг в его глазах могли бы увидеть лишь телезрители, если бы захотели сделать паузу на той секунде, когда вратарь лежал на газоне. Лишь убедившись, что ничего страшного и можно продолжать, Игорь быстро встал, ещё поразминал левую ногу, легко согнул-разогнул её и игра пошла дальше. Гол Артёма заставил стадион взреветь от восторга, а Игоря вздохнуть с облегчением. Решилась судьба. И решил её новоиспечённый зенитовец Дзюба. После финального свистка одноклубники Игоря окружили его с поздравлениями, рядом были и Кокорин с Шатовым, но вратарь запомнил одно. Артём примчался к нему с сияющими глазами, встряхнул за плечи, крикнул «Победа, Фурик!», взглянул ему прямо в глаза и по своей привычке крепко прижал к себе. Эту секунду Игорь запомнил на всю жизнь. Сильные, даже мощные, но неожиданно нежные руки, держащие его в объятиях, сверкающие радостью глаза, а когда Акинфеев на несколько мгновений приник к широкой груди форварда, то услышал такую красивую мелодию у него внутри, что его собственное сердце замерло, боясь спугнуть это чудо. Пламенный мотор в груди Дзюбы словно пел для него одного. Пел оду счастья. У них получилось… И вот теперь Игорь сидел на крыше отеля, вспоминая этот прекрасный день. Его сердце будто звало Артёма по имени и ждало ответа. Акинфеев поднял глаза, посмотрел в вечереющее петербургское небо и словно увидел перед собой глаза Дзюбы. Глаза цвета высокого неба перед закатом. Или невской воды. В разные моменты у Артёма по-разному бывает. Эти серые глаза с едва уловимой искрой синевы были самым прекрасным, что Игорь видел в жизни. Он вспомнил ещё один эпизод перед отъездом на Чемпионат Европы, вернее, событие, мероприятие, на котором он мог беспалевно (Игорь не любил это слово, но с некоторых пор оно всё чаще появлялось в его мыслях) смотреть прямо в прекрасные глаза Артёма, наслаждаться ими и ничьих вопросов не вызвать. Честно сказать, сперва Игорю как-то не очень хотелось принимать в этом участие, несмотря на их, сборников, вынужденную публичность, но потом он ни дня не жалел, что согласился. 22 мая 2016. Москва, Нескучный сад. Нескольких футболистов из сборной во главе с тренером Леонидом Слуцким пригласили поучаствовать в очередном выпуске интеллектуального казино «Что? Где? Когда?». Слуцкий с готовностью принял это приглашение, выступления в чём-то подобном его никогда не смущали как бывшего КВНщика, да и Артёму было любопытно, он всегда был за любую движуху, как говорится. Вот Игоря смогли убедить принять участие только братья Березуцкие, давние товарищи по ЦСКА и хорошие друзья. Всем подобрали идеально сидящие смокинги, бабочки, парни приоделись и по ходу приготовлений к игре дали телевизионщикам небольшие интервью. Игорь, честно сказать, не очень помнил, о чём конкретно его спрашивали, потому что во время беседы с редакторами программы тихонько поглядывал за широкими спинами высокорослых Братьев на Артёма. Тот, как всегда, охотно отвечал на вопросы, балагурил в своей манере, улыбался, перешучивался с армейскими товарищами по сборной, и не замечал, как неотрывно смотрел на него Игорь. А тот был безумно, но втайне от других, рад тому, что оказался где-то в новой и необычной для себя обстановке вместе с Артёмом. Во время переодевания они долго решали, кто какого цвета бабочку наденет. Артём в конце концов сказал с сарказмом в свой адрес и лёгким литературным пафосом в адрес Игоря: - Бери белую, Фурик, ты ведь надежда наша, наш свет в окошке! А я чёрную возьму, буду выглядеть, как мафиози с моей комплекцией, ну да ничего, мне не привыкать. И вот прозвучала традиционная перед играми фраза из «Пиковой дамы» - «Что наша жизнь? Игра!», ведущий произнёс своё приветствие, и под торжественную музыку в павильон по очереди пригласили участников игры. Игоря вызвали первым, предпоследним, перед капитаном играющей команды Леонидом Слуцким – Артёма. Все парни и сам тренер выглядели великолепно в своих смокингах и чувствовали себя довольно неплохо, да и держались так же, словно они обычная игровая команда «Что? Где? Когда?» и усаживаться за зеркальный стол, поделенный на сектора, с рулеткой-юлой, для них обычное дело. Да и вообще обстановка на игре была самая лёгкая и непринуждённая. Но что застряло в памяти Игоря – это то, что за столом они с Артёмом оказались друг напротив друга. Глаза в глаза. И Акинфеев постоянно сталкивался взглядом с Дзюбой, то смотрел прямо, то немного отводил глаза в сторону, но не мог перестать любоваться. Эти широко распахнутые серые глаза притягивали его, словно магнит. И Игорь наслаждался каждой секундой этой игры. Отвечал на отвлечённые вопросы ведущего между раундами, внимательно слушал, как отвечают на такие же вопросы товарищи по команде, а увлечённее всего слушал, что говорил Артём. Звук его голоса, как заметил за собой Акинфеев, просто зачаровывал. Артём мог просто взять и начать читать список чего-нибудь, а Игоря куда-то уносило, так приятно ласкал слух этот бархатистый голос. Вот и в тот вечер Акинфеев был до безумия рад, что не отказался от приглашения на интеллектуальную игру. Пусть вопросы для них выбрали не самые сложные, как оказалось, всё было просто замечательно. А самое главное – можно беззастенчиво любоваться Артёмом, вот он, смотри, блаженствуй, ничьих косых взглядов не опасайся… Вот и кайфовал Игорь на полную катушку, смотреть на форварда и насмотреться не мог. А в концовке игры, когда они праздновали победу, вспомнил снова тот момент из сентября прошлого года, вспомнил счастливую песню, что пело для него сердце Артёма, и сам не заметил, как в пылу радости, хлопнув Артёма по ладони, как часто делают «знатоки», от всего сердца воскликнул «Дзюба!». Потом он корил себя за несдержанность, но в тот момент это было то, что душа захотела – крикнуть его фамилию, чтобы все услышали. К тому дню Игорь уже понял – он бесповоротно любит его… А ему всё шутки… Легко живёт, чтоб его, заразу двухметровую. А ведь до момента включения в сборную-2016 прошёл не самый простой путь. И мог бы понять своим большим сердцем, что чувствует к нему немногословный вратарь ЦСКА. Но Игорь не понимал, отчего Дзюба так отрывается в дружеской компании товарищей-друзей по сборной. Хоть и помнил его ещё с тех пор, когда Артём играл за «Спартак»… С тех пор, когда Игорь заприметил Артёма, тот превратился из безбашенного мальчишки в такого же безбашенного молодого мужчину. И с самого начала знакомства Акинфеев почти сразу увидел его суть. В его отчаянно горящих глазах, в стиснутых зубах, в повадках. Смысл жизни Дзюбы – доказать всем, чего он стоит, добиться признания его способностей, признания его собственной значимости. Это сразу чувствуется в его природе, его поведении, его словах и высказываниях. Игорь это очень хорошо понимал, у него самого в детстве и ранней юности было нечто подобное. Только вот самому Акинфееву долго добиваться этого признания не пришлось, так как его родной ЦСКА быстро понял, чего стоит этот серьёзный целеустремлённый парнишка. Вот он уже и вратарь сборной, хорошо зарекомендовавший себя, в него верят, на него надеются. А Артёму до сих пор приходится доказывать всем, что и он хорош, что и он может быть полезен, нужен, важен. Не повзрослевший ребёнок в нём хочет одного – чтобы в него и ему верили. Если тренер становится для него не только учителем или надзирателем, а наставником, который учит не только футболиста, но и учится сам – понимать, видеть усилия, способности, понимать, сколько вкладывает Дзюба в игры, Артём взлетает так, что его никто догнать не в состоянии. Игорь видел это, понимал, и поэтому сам страдал внутри, не показывая этого никому, видя, как то в одном, то в другом клубе у Артёма не получается показать себя на максимум. Многие тренеры попросту не воспринимали Дзюбу серьёзно, ну что это, в самом деле, такое – всё хихи да хаха, шутки какие-то, приколы, что за человек такой, и не понимали, что именно в таком состоянии Артём является собой на все сто процентов. А вот когда он будто тучей ото всех заслоняется – не жди ничего хорошего. Как на тренировках, так и в игре. Значит, чувствует, что ему не верят, в него не верят. Акинфеев своей блестящей интуицией понимал это как никто. И поэтому старался создать в сборной максимально комфортную для всех атмосферу. Несмотря на то, что на Чемпионате Европы капитаном сборной был Роман Широков, Игорь имел гораздо больший авторитет. И уважение. И для Артёма (в любви к которому Игорь признался себе ещё несколько лет назад) он был готов сделать всё возможное и невозможное. Чтобы у всех всё получилось. Чтобы не провалились. И настрой у парней перед ЧЕ был самый боевой. Артём – тот вообще уже превосходил сам себя, феерил на тренировках, со всеми прикалывался, всех норовил по-своему подколоть, а с Игорем каждый раз расходился так, что его было не узнать. А Акинфееввсё глубже уходил в себя. Его постоянно снедала одна мысль «Артём, ну а мне-то ты всем этим что пытаешься доказать? Что ты чудо? Что ты самое прекрасное, что есть на свете? Неужели ты не видишь сам, как я к тебе отношусь? Неужели твоё сердце не чувствует это?» И так было до самого Чемпионата. А там… А что было там, помнят все. И долго не забудут. Ничья с Англией окрылила сборную, а потом сначала Словакия подрезала им крылья, а упавших добил Уэльс. После матча с валлийцами только Игорь и смог со своей железной волей собраться и подойти объясниться с болельщиками. Разговорчивый, общительный, компанейский, открытый Артём не смог бы этого сделать. Несмотря на видимость, он был всегда более чувствительным. Мог не выдержать, сорваться. Поэтому разговаривал с болельщиками Игорь. С тяжестью на сердце, но смог. И винил себя после всего случившегося больше всех. Где-то не дожал, в чём-то не обыграл. И с такой же горой на плечах вернулся после турнира в Москву. Вот всё это Игорь и вспоминал, сидя на крыше отеля и глядя туда, где был дом Артёма. Думал о предстоящем матче против его «Зенита». И о грядущем дне рождения Дзюбы. Через два дня ему исполнится 28 лет. И хотя Игорь всего на два года старше Артёма, он всегда чувствовал себя старше него минимум лет на семь. И ему всегда хотелось, чтобы его любимый мальчишка (так он про себя называл Артёма) был счастлив. Чтобы родная, такая тёплая, такая чудесная душа никогда ни о чём не печалилась. «Что же ты всё время шутишь, Тёма… Зачем… Я же и так тебя люблю, хороший, почему ты это не чувствуешь?» - посылал свои мысли в питерское небо Игорь, изо всех стараясь не дать слезам волю. Тоска заполняла его. Ещё немного поговорив с ветром, будто он мог донести невнятные слова из самого сердца любимому, Игорь осторожно поднялся, вздохнул, посмотрел ещё раз туда, почти за линию горизонта, куда уже начало садиться солнце, и начал спускаться потихоньку вниз, в свой номер. Ему тоже хотелось, чтобы этот 2016 поскорее закончился. Не знал, что с собой делать. Не знал, сколько ещё он может выдержать. Вот только он не видел, какой болью наполнились те серые глаза, когда он поднимался по трапу самолёта после прощания с парнями. Он ещё не знал, что тоже стал самым дорогим для Артёма.Я, сидя на крыше,
Не ниже, не выше,
Решил всё давно, но есть одно «но» -
Тебе всё равно
Я, сидя на крыше,
В сто раз к тебе ближе,
А ты, как назло, не смотришь в окно,
Тебе всё равно
***
Зимний вечер, зимний ветер,
В звёздной пыли растворились фонари,
Стрелка замрёт, завершив оборот,
И наступит Новый год.
Звоном полночь мир наполнит,
Пусть старый год нас простит и всё поймёт,
До января остаётся у нас
Только час,
Последний час.
Конец декабря 2016. Вскоре после того, как бывший тренер сборной Леонид Слуцкий объявил уже и об отставке с поста тренера ЦСКА, он пригласил Игоря пообедать – пообщаться на прощание, дать несколько добрых советов да и вообще поговорить «за жизнь». Они встретились в небольшом кафе, в котором часто собирались отдельно армейцы, а потом вместе со Слуцким и некоторые игроки сборной. Усевшись в тихом отдалённом уголке, они сделали заказы и стали ожидать, когда их принесут. И вдруг совершенно неожиданно Леонид Викторович задал Игорю такой вопрос, как говорится, прямо в лоб: - Игорь, ну и долго ты это в себе носить собираешься? Не тяжело? Акинфеев от внезапности и понятного только ему смысла вопроса воззрился на бывшего тренера широко открытыми глазами, подавился вдохом и только и смог сказать, что: - Эээээммм, Леонид Викторович, что вы?.. Слуцкий поднял ладонь, тихонько останавливая Игоря, и продолжил: - Думаешь, я слепой и глухой? Не увидел, не понял, не распознал? Как ты на него смотришь всё время, как без него, словно потерянный какой-то ходишь? А его взгляды в свою сторону ты не замечал никогда? Когда ты не видишь, это чудо-юдо зенитовское так на тебя смотрит, будто в тебе смысл его жизни и без тебя ему кранты. Игорь только и мог, что ловить ртом воздух, словно его ударили в солнечное сплетение, он чувствовал себя так, будто его с моста в штормовые волны сбросили, ему не хватало дыхания, а изнутри по всему телу разлился такой жар, что ему казалось, что от его щёк можно прикуривать – он не видел своего лица в этот момент, но понимал, что его красноте позавидовали бы армейские флаги. Он уткнулся взглядом в стол и ничего не мог говорить. А Слуцкий продолжал: - Сколько же лет это у тебя длится? Можешь не отвечать, по глазам твоим вижу, что давно. И как ты до сих пор дотянул и не спятил? Неужели тебе ни разу тебе в голову не приходила мысль хотя бы намекнуть? Хотя бы словом об этом с ним обмолвиться? Я следил за вами обоими и ума не мог приложить, как у вас обоих сил хватает – или, наоборот, не хватает, я уже сам запутался – не подойти друг к другу и не сказать всё так, как есть? Ну ладно Артём, но ты-то! Ты вроде умный, а дурак дураком. Неужто не замечал никогда, каким хвостом он за тобой везде ходит, куда ты, туда и он? Ты же всё обо всех почти сразу понимаешь, почему его не увидел до сих пор? Игорь, ну скажи хотя бы что-нибудь, у меня такое чувство, будто я со стенкой разговариваю. Как ты до сих пор не сообразил, что он по тебе с ума сходит? Игорь судорожно схватился за стакан с минералкой, стоявший перед ним, слегка дрожащими руками поднял его и выпил залпом. Налил себе ещё (во рту жутко пересохло от слов Викторовича), выпил. Наконец-то нашёл в себе силы и сказал: - Шеф, да что я мог… - Ну какой я тебе уже «шеф», Господи боже мой! – воскликнул Слуцкий. –Помнишь, как ты меня «батей» называл? Ну вот, скажу тебе как батя. Дурак ты, Акинфеев. Думаешь, ваши отношения для него шуточки-прибауточки? Да, он приколист у нас, но у меня самого сердце в пятки ушло в тот момент, когда я увидел, какой ужас у него в глазах был, когда та тварь кинула в тебя файером на матче с Черногорией. Это не шутки, Игорь. У меня было такое чувство, что дай ему волю и покажи на того недочеловека – он его тут же в газон живьём и закопает. Ты, понятно, этого не видел, тебя на носилках увезли, а Дзюба весь матч как заведённый на скамейке сидел, рвался кому-нибудь втащить, я прямо чувствовал, как у него руки чесались, я его еле угомонил. А «Что? Где? Когда?» помнишь? Игорь вздрогнул – он ведь как раз это и вспоминал, сидя 19 августа на крыше отеля… - Да вижу, вижу, помнишь. Так вот, когда ты, скромник этакий, чтоб тебя, глаза свои отводил, Дзюба с тебя взгляда не сводил. И раньше я это замечал, а в тот вечер сие явление просто не прекращалось. Так вот, когда ты собираешься приехать к нему и объясниться? - Что? – не веря своим ушам, пролепетал Акинфеев. - Что слышал, - буркнул Слуцкий. – Когда ты, принц московский, собираешься приехать к нашему питерскому теперь парню и сказать всё напрямую? Сколько ещё ты намерен мучать и его, и себя? Я тебе серьёзно говорю – через два года у нас Чемпионат мира, если ты, конечно, это ещё помнишь, - не обращая внимания на вскинувшегося от возмущения от таких слов Акинфеева, продолжал Леонид Викторович. – И Стасу будут нужны и хороший, крепкий, уверенный вратарь, и мощный, знающий себе цену, классный форвард, который ради сборной будет готов порвать всех. Так вот, если вы оба так и не двинетесь навстречу друг другу, у Саламыча не будет ни того, ни другого. Сколько можно изводить себя, Игорь? Ответь мне, я хочу услышать, что ты вообще намерен делать весь следующий год? Продолжать мучаться или всё-таки скажешь этому нашему воину обо всём, что у тебя накипело в душе за все эти годы? Игорь собрался с духом, поднял заблестевшие глаза (от еле сдерживаемых слёз или от переполнивших его чувств к своему бывшему тренеру) и тихим, но всё-таки твёрдым голосом ответил: - Батя, а ты уверен, что Черчесов возьмёт его в сборную? - Если у вас с ним всё будет так, как должно было случиться уже давно, я знаю, Дзюба будет готов горы свернуть и океан переплыть, только бы быть рядом с тобой. Я его характер понял уже. В него нужно верить. Ему нужно верить. Любить его нужно, вот что. И тебя я прекрасно изучил за всё это время. Ты у нас кремень, конечно, но без огнива кремень – бесполезное дело. Вот если вы сойдётесь, что уже давно пора было сделать, высечете таких искр, что долго и ярко полыхать будет. Ну так что, Акинфеев, мне ещё что-то нужно говорить или уже дальше сам? Игорь, чьё сердце уже нашло правильные слова для предстоящей встречи с Артёмом, ответил уже более уверенно, преисполнившись благодарностью: - Нет, не надо больше ничего говорить. Спасибо, Викторович. Правда. От души спасибо. Слуцкий протянул руку через стол, потряс ладонь Игоря и сказал в ответ: - И мне тоже легче стало. Давно надо было об этом с тобой поговорить, да я, дурень, никак подходящего случая найти не мог. Ну вот теперь я хоть за душевное твоё состояние буду спокоен. А о Дзюбе позаботься уже ты. - Спасибо ещё раз, шеф, - уже воодушевлённо, с подъемом сказал ему Игорь. Слуцкий улыбнулся ему во все 32, ещё раз тряхнул Игорю руку и оба славно пообедали, с лёгким сердцем – теперь дело оставалось всего лишь за встречей с Артёмом. Наступил канун Нового года. 2017 обещал быть многотрудным, всё-таки он предшествовал году Чемпионата. Нашего великого Чемпионата. И 31 декабря на линиях сотовой связи столкнулись два сообщения в мессенджерах Игоря и Артёма: «Привет.» - робко писал Артём (Акинфеев прямо-таки почувствовал эту нерешительность, хотя это был только текст). – «Не хочешь встретить Новый год вместе?» «А я уже в Питере.» - прилетело в ответ Дзюбе (сердце Артёма пропустило удар, когда он прочёл эти слова). – «Мало того – я уже у твоего…твоей парадной. [Игорь перед этим специально изучил петербургские слова]. Встретишь?» Артём ринулся к двери, дождался звонка в домофон и открыл. Через пару минут лифт остановился на этаже, где жил Дзюба. Он в нетерпении даже выскочил на лестничную площадку, чтобы сразу подхватить дорожные сумки Игоря. Двери лифта открылись, и Акинфеев вышел ему навстречу. Две пары глаз посмотрели друг на друга и загорелись. Дзюба, как на том памятном матче против Швеции, подлетел к Акинфееву, изо всех сил прижал к себе. Страстная песня в его груди, как тогда, 5 сентября годом ранее, зазвучала так громко, что ему показалось, что её эхо разнеслось по всей парадной. Игорь, чуть не захлебнувшись от счастья, обхватил Артёма руками так, будто его собирались у него навсегда отнять. Еле справившись с комом, подступившим к горлу, Дзюба только и смог сказать: - Фурик... Господи, Фурик. Игорь, не помня себя от нахлынувшего на него шторма, не заметил, как они оба уже оказались в холле просторной квартиры Артёма, бросил на пол свою объёмистую спортивную дорожную сумку и впился в губы обожаемого парня таким долгим, горько-сладким, отчаянным, выстраданным поцелуем, что чуть сердце не оборвалось. Скоро дыхания стало не хватать и Игорь оторвался от него, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться совершенно по-детски прямо здесь, у вешалки в холле. Глаза его блестели от неимоверного счастья. - Тёма, - только и мог шептать он. – Тёма, Тёмка, Господи, ну какой я дурак-то, почему я столько нашего времени… - Игорёк, дорогой, не говори ничего, не надо, - сбивчиво бормотал ему в плечо Артём. – Не надо ничего говорить… Я тоже придурок конченый, что ж я молчал… Оба не могли сказать друг другу ничего из тех слов, которые, кажется, уже давно были заготовлены для такого прекрасного случая и были уже заучены наизусть, как какие-нибудь стихи в школе. Да и правда, ничего не надо было уже говорить. Глаза, руки, губы, сердца сказали всё за них. - Спасибо Викторовичу, - наконец смог выговорить Игорь, - это он меня на откровенный разговор вытянул. - Ох, Батя, - вздохнул Артём, - А я чувствовал, что он про нас с тобой понял раньше, чем поняли мы. - Точно, - не переставая обнимать его, сказал Акинфеев. – А мы-то… Сколько времени упущено… - Ничего, мы всё наверстаем, я знаю, - не выпуская Игоря из объятий и всё ещё не веря своему счастью, прошептал ему на ухо Дзюба. – Новый год вот-вот наступит. А я свой подарок уже получил. Хотя даже мечтать уже об этом почти перестал… Игорь никак не мог насытиться прикосновениями и объятиями, не мог оторваться от любимого, дорогого, самого родного в мире человека. А у Артёма сердце было готово взорваться от нестерпимого восторга – неужели всё на самом деле, неужели это ему не снится? – Игорь здесь, в его руках, его радость, его драгоценность, его сокровище, и он знал, что теперь никуда, никогда и ни за что его не отпустит и не упустит. Слишком много времени было истрачено в никуда. И под бой курантов, встречая Новый 2017 год в питерской квартире Артёма, на почти в лоскуты разодранных простынях, опьянев от поцелуев, ласк, безумной страсти, наконец нашедшей свой выход, оба знали – теперь ВМЕСТЕ. В радости и в беде. И никаких препятствий для них теперь нет. Две души открыли друг другу свои секреты. И сохранят их вдвоём. И неудачи в футболе не омрачат их. Пусть творится что угодно – два сердца слились в одно. Они ещё не знали, какими дорогими станут для всей страны в следующем, уже 2018 году.Последний час декабря, замри на миг,
Пускай летят за моря любовь и мир,
И все надежды наши
Пусть сбудутся однажды
В последний час декабря,
В последний час декабря…