Butch

Началось все, наверное, на семнадцатом году моей жизни. Бет, однокурсница, пригласила меня на день рождения в свой маленький городишко, пообещав, что эти три выходных дня я ни за что не забуду. Вечера мы проводили в местном клубе, выглядевшим дешевой пародией на нормальное заведение с обшарпанными стенами и гирляндами вместо дискотечного шара или светомузыки. Контингент тоже не особенно впечатлял. Основной массой были отвратительные шлюхоподобные девки с невероятным слоем автозагара, наряженные в мишуру и меха, напоминавшие трансвеститов. Мужчины же выглядели фермерскими ублюдками, которых жена выпустила «на выгул». И воняло от них, соответственно ― мешаниной из пота и грязи. Парней младше двадцати пяти можно было пересчитать по пальцам. Все предыдущие годы своей жизни я вела чуть ли не праведный образ жизни. «Идеальная дочь, примерная ученица, гордость школы и класса». Никогда не курила, почти не пила. Да я вообще была святая! Мамочка думала, что знает меня как облупленную, думала, что профилактика ремнем воспитает во мне страх и уважение к старшим. Вместо этого во мне вырос иммунитет к побоям. Было больно и обидно, но вместо ссор и криков я стояла, почти не шевелясь и не произнося ни звука. Можно было подумать со стороны, что я невинная жертва, а родители ― несправедливые мудаки. Но я рано поняла, что, хоть они и порядочные твари, но почти всегда оказывались правы. Поэтому моим девизом стали слова: «Мама всегда права!» Два дня мы ширялись какой-то фигней, название которой сейчас и не вспомню, но вставляло быстро и сильно. Меня штормило и пробивало на «хи-хи», а в глазах мерцали звездочки. Я была невероятно счастлива и кружилась вокруг своей оси, вытянув руки в стороны. А потом появился Он, как сказали бы в каком-нибудь бразильском сериале. Но в жизни-то все не так. На одном из барных стульчиков сидел парень лет четырнадцати и прикуривал косяк. Такой идеальный, совершенный, пугающий и завораживающий. Ростом был около ста восьмидесяти сантиметров, но долговязым и непропорциональным не казался. Я разглядывала его кожу ― белую, почти прозрачную, такую тонкую, еще чуть-чуть и она просто лопнет. Я, словно загипнотизированная, подошла и дотронулась до его руки, проверяя, настоящая ли она. Парень от неожиданности вздрогнул. Пришлось убрать руку, улыбаясь по-дурацки. По лицу трудно было определить, парень он или девушка. Окинув меня взглядом, ничуть не оценивающим, а каким-то по-детски заинтересованным, мальчик протянул косяк. Я с удовольствием затянулась и села на соседний стул. В голове приятно гудело. Для меня люди делились на две категории: те, кто считает меня отвратительной уродкой, и те, кого ко мне, вопреки логике, притягивает. Вторых я никогда не понимала. В подростковом возрасте меня до ужаса мучали прыщи на лице, а зубы были небольшими, но отвратительно кривыми. Спасли меня брекеты, которые я сняла уже к пятнадцати годам, а кожа постепенно сама выровнялась. Классической красотой меня гены обделили, поэтому выглядела не очень. Скулы на лице выделялись сильнее, чем у других девушек; непропорционально большие глаза ярко-зеленого цвета, нос с маленькой горбинкой у основания. Худой я была с детства, но чем старше становилась, тем сильнее полнела. Достигнув отметки в пятьдесят восемь кило, я испугалась и стала заставлять себя есть порцию как можно более маленького размера. С рождения был поставлен диагноз ― сколиоз. Даже тут меня наследственность подвела. Я боролась и с этим своим недостатком, но ни гимнастики, ни массажи мне не помогали. ― Давно ты у нас? ― неожиданно сиплым и прокуренным голосом спросил парень. ― Я тебя тут раньше не видел, ― парень затянулся, задержал дым в легких и медленно выпустил его через нос. Ответа он даже не ждал, продолжая говорить. ― Меня, кстати, Тайлер зовут, ― рассмеялся, будто выдал гениальную шутку. После десяти минут непрерывного болтания, он позвал меня танцевать под какой-то клубняк. Мы уже не могли контролировать тела, а движения напоминали содрогания и конвульсии в припадке эпилепсии, но это безумно доставляло. Когда Тайлер схватил меня за руку и буквально вытащил меня на улицу, бабы-трансвеститы, стоящие на крыльце, радостно загоготали, а одна из них крикнула нам вслед: ― Эй, пидор, неужели еще одного подцепил? ― о, да. Без макияжа я была до безумия похожа на парня, несмотря на мои волосы, крашенные в огненно-рыжий, стриженные не доходящей до плечей лесенкой. Да и сиськи у меня чисто гипотетические, а под плотной футболкой их можно было вообще не заметить. Парень пожал плечами и потащил меня дальше. Мне стало офигенно смешно от мысли о том, что он перепутал меня с каким-то парнем. Ноги уже почти не держали; я остановилась, схватившись за живот, и начала истерично хохотать. ― Т-ты хоть понимаешь, что я женского пола? ― Тайлер приподнял одну бровь и хмыкнул. В этот момент он показался мне до безумия взрослым и таким красивым, что смех оборвался и перешел в хрип, а парень прижал меня к себе и поцеловал легко, почти невесомо, целомудренно и как-то по-детски. В этот момент что-то щелкнуло у меня в мозгу, и я чуть ли не набросилась на него, стараясь поцеловать как можно сильнее и глубже, языком проводя по губам, а потом ожесточенно запихивая его в рот парня. Кислорода не хватало, а чтобы выдохнуть, нужно было приложить столько сил, что воздух выходил с глухими звуками. Тогда я впервые поняла, как это ― стонать по-настоящему. Потом я словно потухла. В глазах постоянно была темнота, и я только чувствовала, что Тайлер меня куда-то несет. Еще немного… Сознания я не теряла, просто наступили провалы в памяти. Контролировать свое зрение смогла только тогда, когда пыталась раздеться. Опять пусто… Ожесточенно целую его в губы, частенько промазываю, чмокая в кончик носа. Сижу на нем, словно наездница, уже совершенно голая, а Тайлер, как тряпичная кукла, лежит подо мной, мыча временами что-то нечленораздельное. Раз, два, три… Я тут значит сижу на нем, изнемогая от желания, стону как последняя шлюха, а у него не стоит. На третьей попытке я уже начинаю злиться, понимая, что ничего не получится, слезаю и пытаюсь одеться. Гребаные узкачи, чтоб вас! Бросив очередную бесплодную попытку одеться, откидываю штаны и ложусь на пол. Тайлер каким-то образом смог ко мне подобраться, но, чувствуя, что приближается истерика, со всей силы пинаю его ногой в плечо с воплями: «Да пошел ты, импотент хренов!» Да, как-то так. Пора бы уже разрушить стереотипы малолетних дурочек о том, что первый секс по любви, мил и замечателен. Бывает и такой. По пьяни или обдолбаности, отвратительный, на полу какого-то сарая, да и то ― не секс.

***

Первые недели апреля, доводящие меня до жуткого отвращения своими дождями, начали сменяться теплыми днями. Тогда я заканчивала первый курс меда. После окончания школы никак не могла придумать, чем дальше стоит заниматься. Мне хотелось всего и ничего одновременно, а родителям хотелось, чтобы я стала образцовым студентом и приобрела нехилый статус в жизни. Оценки позволяли многое, поэтому было решено отправить меня учиться именно туда. Естественно, всем было откровенно плевать на то, что я не переношу кровь, да и вообще все проявления человеческой плоти, особенно гноящейся и воняющей разложением. Возможно, я ненавижу людей именно потому, что внутри, в душе, они так же гноятся и кровоточат, только намного сильнее. В последнее время переносить близкое нахождение людей рядом с собой стало настоящим адом и мукой. Нарушая мое личное пространство, приближаясь ближе, чем на полметра, они вызывают у меня приступ невероятного отвращения. Если случайно в общественном транспорте какой-либо участок кожи, неприкрытой одеждой касается другого человека, я испытываю жуткую боль, словно меня ударили током и снимают кожу живьем. Это немного испугало. Еще раньше я поняла, что больше не могу принимать других людей такими, какие они есть. Мне хотелось, чтобы не было девушек, мечтающих о бесконечной любви, надеющихся на вечное счастье без преград, слушающих отвратительную музыку, которую по закону общежития приходится слушать всем. Хотелось, чтобы не было гопоты в их неизменных спортивках, или чтобы люди перестали быть циниками и мизантропами, хотя я сама являлась таковой. Я уже давно перестала верить в Бога, хотя до сих пор пишу его имя с большой буквы. Не верю и в Сатану, хотя если бы кто-то из них был, то я охотнее поверила бы в ад и вечные муки, чем в рай с его показушным и обманчивым счастьем. У меня было несколько парней с тех пор, но я до сих пор не потеряла девственность. В этом, наверное, есть своя прелесть, беречь то, что нафиг никому не нужно. Возможно, я была слишком критична к людям с их обычной, ничем не примечательной жизнью. В пятницу было три лекции и практика. Я сидела, изнывая от духоты, в аудитории, где собрался чуть ли не весь поток, разглядывая надписи на столе. Когда это надоело, взгляд переместился на потолок. В углу отваливался приличный кусок штукатурки, цветом напоминавший нечто не совсем понятное. За те деньги, что отдают за учебу платники, можно было уже отремонтировать. Я отвлеклась от неприятного зрелища и стала рассматривать студентов. Давно уже столько людей на лекции не было. Сидели даже те, кого я еще ни разу не видела за целый год. Тогда попыталась вспомнить хотя бы, какая у нас лекция, но вскоре бросила попытки. После пар мы с Бет зашли за здание корпуса, чтобы нас не засекли курящими. Даже смешно. Хоть мы и совершеннолетние, по уставу запрещено курить на территории учебного заведения, связанного с медициной. Можно было, конечно, отложить это на потом, но затянуться хотелось до жути. Все смеются над тем, как я курю. Да уж, выглядело это наверняка не особенно круто. Не могу я, как другие бабы, держать сигарету между средним и указательным. Всегда между указательным и большим. Бет однажды сказала, что курю я как-то нервно, словно ребенок, боящийся получить за серьезный проступок. До сих пор не научилась наслаждаться этим как она. Бет выпускает дым в небо медленно, смакуя и получая удовольствие. ― Да ты задолбала! Где ты вообще? Ни с кем, кроме меня, нормально не общаешься, гулять никуда идти не хочешь, даже учишься и то отвратно. Что ты вообще целыми днями делаешь? ― Бет выпустила изо рта дым и указательным пальцем ткнула мне в лоб. Я поморщилась. Вообще не люблю много разговаривать. ― Короче, сегодня мы пойдем и нажремся. Один же раз можно, да? ― Угу, ― я утвердительно кивнула. А смысл было отказываться. ― Ты же заплатишь, ну? ― Какого хрена! Ты вымогательница. За свои деньги бухай, ясно? ― Окей. Не особенно-то и хотелось идти, ― протянула я, потушив сигарету о стену здания и уже развернувшись, чтобы уйти. ― Ладно-ладно. Один раз заплачу, чтоб ты сходила. Хватит тухнуть. Сколько ты фильмов за неделю посмотрела? ― Я мысленно посчитала. Около двадцати. Ну норм, бывало и больше. Наверно, выражение моего лица не сильно изменилось, потому что Бет закатила глаза и потушила свой окурок тоже. ― Все. Я поняла. Заедем за тобой часов в одиннадцать. К общаге. И чтоб при параде. ― Заедем? ― я приподняла брови, немного жалея, что согласилась. ― Ом-м, забей, в общем. К одиннадцати, не забудь. К одиннадцати я, как и обещала, уже была готова. Правда то, что значило для меня «быть при параде», для нее, скорее всего, будет, мягко сказать, недостаточно. Как всегда надела свои излюбленные джинсы, темно-синюю футболку с эмблемой известной группы, парку с капюшоном, потому, что на улице было холодно, и черные «говнодавы». Ладно, пусть радуется, что я хотя бы черным карандашом глаза подвела. На улице было противно и сыро от недавно прошедшего дождя. Я невольно поежилась и сильнее закуталась в парку. Машины не было уже минут десять и, когда уже развернулась, чтобы уйти, возле меня остановился пикап, в кузове которого сидело три человека. Бет высунулась из окна пассажирского сидения и крикнула, чтобы я уже быстрее садилась.