Фланель

Шаотянь проснулся позже обычного. Всю неделю он чувствовал, как к нему подбирается простуда: назойливо першит в горле и дерёт переносицу. Но пока надо было ходить на тренировки, он держался, а потом они все вместе ездили болеть за своих в Куньмин — на обратном пути злому от расстройства Шаотяню было душно в автобусе, и он специально сел поближе к открытому люку. Люк потом кто-то закрыл, и тренер раздал всем пледы, но к концу пути горло всё равно начало болеть сильнее. И нос заложило. И в голове шумело, будто кто-то огрел его рулоном из ватного одеяла по затылку. Он не помнил, как добирался до комнаты и каким чудом не забыл в автобусе рюкзак. Наверное, Юй Вэнь подстраховал: они теперь всегда садились рядом в поездках, потому что Шаотянь любил заглядывать ему через плечо и комментировать увиденное в окне или то, что напарник зарисовывал в блокноте: эскизы всякие, схемы, наброски карт и расстановку игроков в командах. Когда Шаотянь подсаживался, Чжэн Сюань всегда демонстративно вставлял в уши капельки-наушники, Фан Жуй требовал выключить радио, а с остальными попросту и не стоило разговаривать. Но Юй Вэньчжоу выгодно отличался от всех этих придурков: внимательно слушал, улыбался шуткам, с готовностью объяснял непонятное, не реагировал на дурацкие подколы или отвечал так, что Шаотянь зависал надолго, пытаясь переварить и понять, пошутили над ним или сказали всерьёз, и когда выяснял, что всё-таки тонко подшутили, — приходил в какой-то совершенно щенячий восторг, пытаясь запомнить формулировку на будущее. За прошедший с их знакомства год Шаотянь почти избавился от порывов “дёргать за косички” этого потрясающе красивого, чуть отстраненного, всегда собранного и уравновешенного парня. Почти — если раньше он доставал его, сгоняя раздражение от собственной увлечённости “не стоящим внимания слоупком”, то теперь пользовался малейшей возможностью узнать его мнение, перехватить взгляд, выказать расположение или отогнать слишком надоедливых товарищей, достающих вопросами. Год понадобился Шаотяню, чтобы разобраться и признаться себе, что он попросту втрескался в Вэньчжоу, ещё до того, как узнал о его скрытых талантах… ну и кто после этого слоупок? Осталось только разобраться и решить, как действовать дальше. С этим оказалось сложнее всего. Шаотянь нехотя поднялся с кровати, натянул попавшуюся под руку рубашку — в комнате было довольно прохладно и плотная тёплая фланель оказалась очень кстати. Потом он осмотрелся и нахмурился, не обнаружив в комнате своего соседа. Сегодня же воскресенье? Никаких тренировок, и Юй Вэнь не собирался ехать в свой Логан: он бы предупредил, потому что всякий раз, когда он едет домой, Шаотянь просит его привезти запас мясных снеков из лавки семьи Чоу, они там охрененно вкусные, Вэньчжоу знает, как Шаотянь их любит, и он бы не уехал, не спросив, что привезти на этот раз! Он, наверное, в столовой (Шаотянь с сомнением глянул на часы на скринсейвере его монитора — поздновато для завтрака, но вдруг он тоже проспал?). Или спустился в библиотеку. Или отправился на прогулку… хотя нет, вряд ли, за окном пасмурно, всё серое, и небо грозится дождём — не порисуешь и от сырости дышать тяжело. Шаотянь открыл окно на проветривание, вдохнул воздух и сам закашлялся. Фу, пакость! Кое-как умывшись, Шаотянь решил не укладываться обратно в кровать, а выбраться к кулеру за кипятком. Если стакан горячей воды не приведет его в порядок, наверное придётся тащиться в медпункт, но тогда его на пару дней отстранят от тренировок, а это не школа, это работа — важная работа, и Шаотянь не хотел пропускать занятия. На него же все рассчитывают, они обязаны как можно лучше подготовиться к следующему сезону, выйти и показать класс! — Эй, — раздался рядом голос Чжэн Сюаня, и Шаотянь очнулся от своих мыслей, обнаружив, что так и стоит перед кулером, героически смяв в руке бумажный стаканчик. Спасибо, не успел в него набрать воды, точно бы обжёгся. Чжэн Сюань смотрел на него с сочувствием: — Вэньчжоу так и сказал, что ты простудился и тебе нужно отлежаться. Тебе лучше вернуться в комнату. — Я сам знаю, что мне лучше, — пробурчал Шаотянь, выкинул измятый стакан и взял другой. — Подумаешь, простуда! Меня такой херней не проймёшь, завтра уже буду здоровей всех вас, вот увидишь. Пусть Вэньчжоу лучше за собой последит… — Угу, как скажешь, — Чжэн Сюань пожал плечами. Шаотянь пил воду жадными глотками и думал, что стоит воспользоваться случаем и спросить, где носит Вэньчжоу (раз уж они виделись). Но тут Сюань сам спросил с усмешкой: — Рубашка не длинновата? Шаотянь от вопроса чуть не поперхнулся. К чему он вообще? — Ты что имеешь в виду? — Шаотянь нахмурился, но приятель уже набрал себе воды в термос, помахал рукой и развернулся идти. — Не-не-не, а ну стой, какого хера, Чжэн Сюань, ты на что напрашиваешься… Он уже протянул руку, чтобы тормознуть Сюаня, перехватив за плечо, и только тогда обнаружил: действительно, рукав у рубашки не по размеру, длиннее, чем нужно. На сантиметр, не больше, но этот гад наблюдательный — заметил! И цвет такой… горчичная клетка на бледно-желтом фоне, Шаотянь такого не носит, ему больше к лицу синий, а если жёлтый — то оттенком поярче. И слепой поймёт, что он спросоня утянул чужую одежду… Шаотянь застыл. Попятился. Быстро вернулся в комнату, закрыл дверь и прижался к ней спиной. Ему нужно было подумать. На самом деле, конечно, ничего страшного не случилось. Чжэн Сюань болтать не станет и вряд ли будет троллить потом, он же не Фан Жуй, ему просто лень запоминать такие вещи о других. Но даже если и да, что такого? Подумаешь — рубашка, ха, как будто он не может рубашку у другана одолжить, особенно, когда такая холодина в комнате! А Юй Вэнь — не жадный, он поймёт, а Шаотянь просто сунет её потом в стирку, нет, прямо сейчас, а себе достанет какой-нибудь свитшот из своих запасов, вроде в шкафу валялось что-то подходящее. Он начал стягивать рубашку, потом замер и натянул обратно. Рубашка была мягкая, уютная. И — Шаотянь поднял воротник, подтянул ткань к носу — сейчас ему плохо слышно, но она точно пахла Вэньчжоу — его дезодорантом, а на воротнике наверняка остался след от геля после бритья. Гель ему подарил Шаотянь… ну, как подарил: купил, а потом сунул со словами “держи, у меня уже один есть, второй не нужен”, потому что никаких сил не было видеть на этих белых щеках и подбородке пятнышки раздражения от предыдущего, неудачно подобранного. Зато сейчас всё точно было в порядке, а то у Вэньчжоу такая нежная кожа, девчонки вслух завидуют… Шаотянь бездумно тёрся щекой о ткань воротника, кутался, натягивая полы, — если закрыть глаза, можно представить, как Вэньчжоу обнимает его со спины, гладит по шее, скользит ладонью под футболкой. Голова немного кружилась, его бросало то в жар, то в холод, и он отклеился от двери, и рухнул в кровать, навзничь. Кровать тоже была не его, запоздало отметил Шаотянь, рассматривая узоры на деревянной панели вместо потолка. Когда они въезжали в эту комнату, Шаотянь сразу отжал себе верхнюю полку. А сегодня он проснулся на нижней — это значит, из-за чёртовой простуды он так плохо себя чувствовал, что Вэньчжоу уступил ему свою полку, чтобы он случайно не сверзнулся вниз во сне и горячке. На пол всё-таки падать ближе. Но теперь Шаотянь с ужасом и восторгом понимал, что он разлёгся в рубашке Вэньчжоу, на постели Вэньчжоу, и здесь всё, каждая мелочь пропиталась его запахом, а теперь ещё и запахом самого Шаотяня… он простонал, потёрся всем телом о простыню, запустил руку под подушку, но вместо тюбика с кремом (то есть как это?) нащупал только запасной блокнот и ручку. Даже обидно, подумал Шаотянь. Он что, только в ванной дрочит? Насухую же не так приятно. Может, ему и лубрикант подарить? По телу прошла горячая волна и скопилась напряжением в паху, Шаотянь жадно хватнул воздух ртом и прижался щекой к подушке. Мягкая. Вэньчжоу прижимается к ней так же? Ему хватает слюны и смазки? Как он вообще любит? Передёрнуть по-быстрому перед сном или… ха-ха, конечно же, какое быстро, это же Вэньчжоу! Нет, Шаотянь облизал ладонь и обхватил ствол, он точно делает это долго, томительно медленно перебирая пальцами, растягивая мгновения удовольствия до предела, когда уже не остаётся никаких мыслей, только жажда и желание разрядки. О чём, кроме “Славы”, думает Вэньчжоу, когда ему не спится? О ком мечтает? О вокалистке “Lil' Ashes”, на чей квартирник они ходили перед Рождеством? О Мэй-Мэй, которая играет снайпером, строит ему глазки, а когда спрашивает совета, постоянно наклоняется так, чтобы продемонстрировать глубокий вырез блузки? Или, может, о Е Цю, которого готов цитировать дословно, изучать и разбирать каждый бой на молекулы? Шаотянь почувствовал противный укол ревности от этой мысли и сразу же заменил её другой: теперь Вэньчжоу в его мечтах думает только о Шаотяне. Прикасается к себе, тянет воздух, облизывает приоткрытые губы. Конечно, он мечтает о поцелуе. О жадных ласках. О сладких объятиях. Шаотянь повернулся на бок, вжимаясь в матрас и быстрее работая рукой, он потом ещё представит Вэньчжоу и его мечты во всех подробностях, а сейчас ему хочется сильнее, ярче, жарче. Может, как-то вечером он сумеет даже проследить за ним, наверное, это не слишком по-товарищески, но теперь когда Шаотянь изнывает от любопытства, как удержаться? Он выплеснулся семенем на простыню и быстро, бездумно размазал лужицу ладонью. Он вконец запутался. Интересно, Вэньчжоу всё поймёт? Что он скажет, и что сможет сказать сам Шаотянь, в своё оправдание, кроме “прости, друг, но ты такой охуенный, что мне сложно было удержаться и не воспользоваться моментом, ха, ты же знаешь, определять подходящий момент — моя сильнейшая способность…” Если после этого Вэньчжоу не попросит переселить его подальше от извращенца, если сам Шаотянь не сгорит от стыда за собственную тупую выходку, может, у них даже что-то получится. Что-то. Шаотянь поправил член в штанах и укрылся одеялом с головой, зарываясь поглубже. Ему опять одновременно было жарко, и холодно, и внезапно, ужасно одиноко. Сейчас он полежит немного, а потом выползет, сядет за комп и, может, сходит в несложный рейд. На многое его сейчас не хватит и… — Чёрт, Хуан Шао, у тебя опять температура? — на лоб легла прохладная ладонь, и Шаотянь вздохнул, пытаясь решить, что лучше — спрятаться поглубже или наоборот, выбраться и обнять. Выбрался наполовину — ровно настолько, чтобы с эгоистичным довольством заметить тревогу на лице Вэньчжоу. И заботу. И что-то такое, не передающееся простыми словами, ответное и очень приятное для Шаотяня. — Я принёс тебе суп из столовой, — сказал Вэньчжоу и переставил тарелку на табуретку рядом с кроватью. — И ещё имбирный чай с лимоном и мёдом. Я надеюсь, ты его любишь? — Люблю. Спасибо, мамочка Юй, — сказал Шаотянь, крепче прижимаясь лбом к такой приятной и нежной ладони. — Не за что, малыш Тянь, — хмыкнул Вэньчжоу. Шаотянь расплылся в улыбке. “Малыш Тянь” — кто бы подумал, что это имя может так замечательно звучать? Совсем не слащаво, и не пошло, и так приятно. — Я позвонил маме. Она сказала, что пока достаточно пить много тёплой воды. И сбивать температуру, если поднимется. Я взял термометр в медпункте. Ну вот. Он оказывается звонил посоветоваться с мамой из-за Шаотяня. Беспокоился, наверное. А Шаотянь тут… ну да. — А я тут… — Шаотянь запнулся. — Короче, я случайно перепутал рубашки. То есть не случайно, просто она попалась под руку, и такая тёплая оказалась, ну знаешь… я потом постираю. Вэньчжоу смотрел на него странным взглядом. Тягучим, тёмно-синим, и Шаотянь чувствовал, как у него горят щёки. Хорошо, что это можно списать на температуру. — Если она тебе нравится, — проговорил Вэньчжоу, чуть растягивая слова, словно не был уверен в том, что говорит. — Я могу одалживать её тебе. Время от времени. — Да, точно, — закивал Шаотянь. — Отличная идея! Я боялся, что ты скажешь, что готов её подарить… но лучше, если она останется у нас на двоих, ну знаешь, будет рубашка для сложных случаев и холодных дней. — Взгляд у Вэньчжоу стал какой-то совсем сложный, будто он пытался просчитать в уме развязку матча “Эры” и “Сотни Цветов”, и Шаотянь поспешил сменить тему: — И спасибо за суп, серьёзно! Выглядит вкусно. Он точно поможет мне выздороветь поскорее. И вообще. — Он сел ровно, устраиваясь поудобнее (и стараясь не засветить пятна на простыне). Вэньчжоу передал ему тарелку и палочки, сел рядом. — Знаешь, — Шаотянь набил рот лапшой, надеясь, что его слова звучат неразборчиво, — ты такой классный! И ты мне нравишься! Давай ты останешься со мной подольше? Точно. Именно так и надо признаваться: быстро, нечленораздельно, и чтоб если что — сразу можно было съехать на температуру, бред, а, ты просто не расслышал, это было про суп, ха-ха, а ты что подумал, серьёзно? Отличную возможность поймал, нечего сказать! Но Вэньчжоу, кажется, всё расслышал. — Конечно, останусь, — негромко сказал он. Сердце Шаотяня подпрыгнуло, застряло в горле, и именно оно заставило поперхнуться и закашляться, Вэньчжоу бросился к нему, чтобы постучать по спине, и потом, откашлявшись, Шаотянь поднял на него взгляд и с надеждой переспросил: — Надолго, ага? — Навсегда, — пообещал Вэньчжоу, и Шаотянь кивнул. Серьёзно. Он приложит все усилия. И так и будет.