"Убийца Топов", или о паранойе и суевериях

      В снукере у каждого свои странности: кто-то любит играть в спортивной форме, кто-то – снимать ботинки прямо во время матча, а кто-то вообще перекусывает сухариками, заимствованными у зрителей, – естественно, во время фрейма, а как же иначе? Зато соперник проголодается, начнет злиться и сбиваться на простых шарах. В общем, каждый развлекается, как хочет.       Именно поэтому юный и простодушный (по крайней мере, внешне) Джеймс Кэхилл поначалу не придал никакого значения тому факту, что все участники очередного квалификационного турнира внезапно стали обходить его стороной. «Наверное, показалось», – думал Джеймс и продолжал тренироваться, готовясь к квалификационному матчу с Марко Фу.       Но когда Марк Джей Уильямс при очередном «привет» Кэхилла выразительно поднял свой воротничок и провел пальцем по кадыку, Марк Селби побледнел и смотался в туалет, неразборчиво ругаясь, а Нил Робертсон сделал вид, что он слепой, и чуть буквально не прошел сквозь Джеймса, так что тот едва не упал на снукерный стол, – несколько раздраженный Кэхилл решил все-таки разобраться, в чем дело.       Выбрав наиболее адекватного, на его взгляд, игрока, – им оказался Дин Цзюньхуэй, еще ни разу за последние три дня не выказавший напряжения в присутствии Джеймса, – румяный юноша спросил:       – Привет, Дин. У меня вопрос: мне кажется или все игроки несколько странно смотрят на меня? Такое ощущение, что они то ли хотят меня убить, то ли внезапно начали… бояться, – и Джеймс смущенно улыбнулся.       Китайский игрок вздохнул. Он знал, конечно, в чем дело, но разрывался противоречиями: с одной стороны, его, как истинного сына Востока, не волновали глупые и ничем не подкрепленные заморочки в головах игроков, поэтому он Джеймсу даже сочувствовал, – а с другой, мейн-тур есть мейн-тур, своих коллег Дин знает лучше и дольше, чем этого румянолицего паренька.       Не придя к единому мнению, Цзюньхуэй решил сказать полуправду:       – Джейк Кэхилл – первый злодей на Диком Западе.       – Кто-кто?!       – Джейк Кэхилл, – из «Однажды …в Голливуде». Ты не смотрел новый фильм Тарантино, я так понимаю?       – А когда мне в кино ходить? Я тут тренируюсь, вообще-то, у меня квалификационный матч, – нет даже времени на пиратских торрентах полазить. А ты-то сам когда успел глянуть?       – Я не успел и не собираюсь, – вздохнул Дин, – но ребята по туру прожужжали все уши своими разговорами и сравнениями тебя с главным героем.       – О господи, ну и чем же я на него похож? – закатил глаза Джеймс. – Я даже не козыряю своим родством с Хендри, хотя мог бы, – другой вопрос, что мне лично это неприятно, да и для меня никакой пользы, мою игру все равно не улучшит.       – Джейк Кэхилл – первый злодей на Диком Западе, а ты у нас – «убийца топов»: Ронни, Селби, Уайт, Уильямс. И да, у вас инициалы одинаковые, так что нашим снукеристам хватило материала для вашего предполагаемого сходства, – и с этими словами китаец повернулся и пошел к своему столу с непроницаемым лицом.       – Мда, дела, – задумчиво вздохнул Джеймс. – «Убийца топов»? Любят меня ребята, ничего не скажешь… Впрочем, черт с ними, – пройдет у них и это. А фильм надо бы глянуть.       Вечером после тренировки Джеймс нашел на торренте пиратскую версию «Однажды в … Голливуде». Начало ему понравилось, но на моментах с полухиппанским и ненатурально усатым Ди Каприо он стал задремывать и в конце концов уснул щекой на планшете.              ***              … Дикая степь, вдруг превращающаяся в арену Крусибля, восторженные зрители, напряженные букмекеры, – а за снукерным столом стоят Кэхилл и О’Салливан. А дальше все словно на быстрой перемотке: счет 5:4 в пользу Джеймса, Ронни с лицом в ладонях, раскрасневшийся Джеймс, затем очередное сравнивание – 5:5, непонятные 8:8, – и внезапно десятый, победный для Кэхилла фрейм. Джеймс потрясает кулаком, Ронни уходит с опущенными плечами.       Картинки во сне сменяются, – Джеймс видит себя на очередной тренировке с остальными участниками мейн-тура.       – Привет, Марк! – машет он Селби, – но Марк внезапно бледнеет и падает в обморок.       – Что это с ним? – участливо спрашивает Джеймс.       – Как что? Ты ему в грудь осиновый кий забил, вот он и скопытился, – хмуро бросает Марк Уильямс. – Подвинься, пощупаю его.. Да нет, не оживет наш Упырь из Лестера, будем нового пожирателя эмоций воспитывать… Так, Джеймс, не стой около меня, и вообще, лучше даже не дыши на меня, – внезапно обращается к юноше Марк. – Говорят, это заразно.       – Да что заразно-то?       – Ну, это… синдром пораж… поражуй… поражен...чества, во как, – с трудом выдыхает Марк.       – Так я же выигрываю, ну?       – Но ты плохо на других действуешь, пацан, – уже злится Уильямс. – Лучше отойди, не хочу я грех на душу брать, – а то ляжешь рядом с Селби. Так, неуч, две розы клади ему, а не три, – это на похороны, а не на свадьбу! – рычит Уильямс уже на Нила Робертсона, невесть откуда взявшегося. Тот, одетый в траурный пиджак и черную шляпу с крепом, кладет на грудь своему другу две черные розы и смахивает слезу.       – Прощай, друг! – шепчет он. – Когда-нибудь мы отомстим…       Уильямс фыркает:       – Страдаешь будто для инстаграма… Вали уже, бедолага!       Джеймс, понаблюдав за ними, отходит – и вдалеке видит Джимми Уайта, что-то обсуждающего с Ронни Вудом, по своей привычке затесавшегося к снукеристам.       – Эй, мистер Уайт! – кричит Джеймс. – Мистер Уайт, можно вас на минутку?       Джимми, минуту назад комментирующий фото какой-то грудастой красотки с фейсбука, вдруг замолкает и сидит с отсутствующим видом.       – Что случилось? – спрашивает сердобольный Кэхилл.       – Слуховой аппарат внезапно сдох, – объясняет Ронни Вуд. – А без него он как без рук, вообще лишен связи с миром.       – Так работал же минуту назад, я же видел!.. Вы же с мистером уайтом что-то обсуждали…       – Работал – а тут вот сдох, – как раз, когда ты позвал Джим, – авторитетно замечает Вуд. – Иди-ка ты, парень, отсюда, а то еще и кардиоаппарат сломается.       Джеймс пожимает плечами и уходит. Сидящий с каменной рожей Джимми оживает и шепчет:       – Спасибо, дружбан, должен буду.       – Да ну тебя, – отмахивается Вуд. – И так весь в долгах, – так что хоть живым останься. А этот ваш Кэхилл действительно силен, чувствуется.       – Конечно, силен, – вздыхает Уайт. – Четыре – ноль на квалификации к Рига Мастерс, понимаешь? И все в его пользу! А Ронни, нашу Ракету, кто обыграл?! Он, пацаненок, и обыграл! Точно кто-то ворожит ему… Или куклы вуду всех нас сделал, сидит, перед каждым матчем иголки втыкает…       – Ну-ну, – качает головой Ронни. – Удачи вам всем, парни.       – Ага, – кивает Джимми, заталкивая под язык инсулин. – А, – продолжает он, – самое главное и не сказал: Ронни-то, говорят, совсем из снукера после того матча решил уйти. Выпихнул юнец нашего лидера…       – Ой, Ронни каждый год обещает завязать с шариками, и никак, – отмахивается Вуд. – Это уже традиция: если О’Салливан не пообещал покинуть снукер, то год будет неудачным. Короче, типичная британская привычка, – что у нас у всех с Брекситом, что у Ронни со снукером. В общем, не парься.       – Надеюсь, – вздыхает Джимми, поправляя парик.              ***              Неприкаянный Джеймс решил присесть и передохнуть, – голова шла кругом. А ситуация была невеселая: он, Джеймс, просто играл и выигрывал, не выпрашивая фреймы и не жульничая, ему нравилось играть и выигрывать, ну, и деньги получать за это, – а его уже окрестили местным кошмаром. Причем эта репутация грозила закрепиться: проигрывать просто так юноша не собирался, даже ради нормального к себе отношения, но после каждого выигрыша у всех, особенно у проигравшего, ехала крыша, и начинались поиски виноватых. Виноваты были все, – соперники, колдуны, черная магия, комментаторский сглаз, черная кошка в пустом ведре, которое несла женщина-рефери, – но только не сам проигравший. Друзья несчастного гладили его по головке и соглашались с ним, помня пословицу: «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось».       Конечно, Кэхилл знал, что на его победы может быть любая реакция, плоть до самой неадекватной, конечно, он готовил себя морально, да и вообще по натуре был парнем не особенно нервным и замороченным, – но иногда хотелось простого человеческого «Привет» от знакомого снукериста, а не змеиного шипения в духе «Опять сглазил». Кстати, о сглазе…       – ... и вот я говорю ему: «Слушай, Тони, ну кто тебя сглазил, кому ты нужен? У тебя просто кий хррреновый и стойка непррравильная, – купи себе другую палку и скорректируй ноги», – донесся до задумавшегося Джеймса знакомый голос с раскатистыми «р». Он повернулся и увидел Ронни О’Салливана, который что-то рассказывал симпатичной брюнетке с телевидения.       – Мистер О’Салливан! – вскричал Джеймс. – Как я рад вас видеть!       – А я вот не очень, – пробормотал Ронни под нос. – Ээ, юноша, я вас знаю?       Джеймс не нашелся с ответом.       – Ну вы же… Ну я же… Ну мы же… Ну, помните Чемпионат мира, одна шестнадцатая финала? Там я вас обыграл…       – Ах, это, – взгляд Ронни становится ледяным. – Прошу простить, но я не Ронни. Я его брат-близнец, Рокки. Приятно познакомиться.       Джеймс растерянно жмет протянутую руку.       – Но у мистера О’Салливана нет брата-близнеца, я точно помню, – все же спорит он. – Сестра точно есть, а вот брата нет.       – Я был потерян в младенчестве, когда наша семья бежала из Италии в Англию, – не моргнув глазом заявляет Ронни-Рокки. – Воспитала приемная семья моряков, поэтому я с раннего детства плавал по морям. А потом нашелся тут, в Англии, был очень рад воссоединению с семьей и талантливым братом, и прочее, бла-бла-бла. Еще вопросы есть?       – Н-нет, простите, я точно обознался, – сконфуженно бормочет покрасневший до ушей Джеймс и уходит, точно зная, что над ним издеваются, но доказать это никак не может.       А Ронни улыбается брюнетке и продолжает:       – Так вот, о чем я? Ах, неправильная стойка и мерзкий кий Тони…              ***              Не везет с топовыми игроками – должно повезти хоть с не топовыми, – так рассуждает Кэхилл и идет в зал, где на параллельных столах тренируются Дэвид Гилберт и Гэри Уилсон. Гилберт входит в топ-шестнадцать, но он чаще был финалистом, чем победителем, поэтому Кэхилл рассчитывал, что хоть Дэвид от него не сбежит. А Гэри Уилсон был просто пофигистом, и плевать ему было на все суеверия мира.       С такими радужными мыслями обнадеженный Джеймс вошел в зал.       – Привет, ребята! – жизнерадостно улыбнулся он. – Тренируетесь?       Дэвид, от природы бывший довольно нервным, мрачно взглянул на него, а Гэри, игравший в наушниках, лишь зыркнул, не прерывая брейк.       Джеймс вздохнул и решил идти ва-банк. Он подошел к Гилберту, благо тот был без наушников, и прямо спросил:       – И вы тоже, мистер Гилберт, больны этим дурацким суеверием, что я якобы лишаю вас всех удачи? Ну что за бред, честное слово…       Дэвид затрясся, кинул кий и внезапно зарыдал:       – Ну хоть меня-то пощади! Ну что я-то тебе сделал?! У меня жена, ребенок, сестра жены, которую я иногда путаю с женой и получаю по башке за это, я только-только от фермерства освободился и начал жить, – а тут ты! Не надо меня глазить, я не хочу обратно в деревню к своему папаше и навозу!       – Да ты и не вылезал оттуда, – вдруг присоединился Гэри, выключив айпод. – Если будешь так психовать, мой тебе совет, – вали обратно в фермеры и не позорь снукер вечными соплями.       – А ты вали обратно в водилы, таксист бывший! Еще и учит меня!       – Вообще-то, не бывший, – я и сейчас таксую помаленьку и ничего плохого в этом не вижу. Тебя, например, могу подвезти прямо до твоего села. Кстати, у тебя на голове растет соломенная шляпа. Удачи, Фермер! – и Уилсон, вновь включив музыку, ушел тренироваться.       Гилберт же стал нервно ощупывать макушку. Никакой шляпы там, конечно, не росло, но Дэвид, как впечатлительный малый, решил, что она там есть, и ее все видят, кроме него. С воплем: «Сглазил-таки, Убийца топов!» Гилберт забрал треснувший кий и убежал, не переставая рыдать и причитать о том, что его теперь навеки похоронят в сельской глуши, без всякого снукера.       Гэри Уилсон, исподтишка наблюдая за этой картиной, покрутил пальцем у виска.       – Долбодятлы, – фыркнул он.       – Согласен. А вы, мистер Уилсон, не боитесь моего сглаза? – засмеялся Кэхилл.       Гэри постучал пальцами по наушникам.       – Парень, извини, там лайв Slipknot, я тебя не слышу, – прокричал он. – Давай в другой раз поболтаем.       Кэхилл махнул рукой и ушел, – уже в который раз за этот день.       А Гэри вынул наушники и вздохнул:       – Вот хрень! Опять сломались, и с утра, причем, – по памяти концерт слушал. Однако, может, и не врут про этого Кэхилла, что он глазит тут? Вчера же с ними было все нормально… Впрочем, надо меньше с этим ебанутым Гилбертом пересекаться, а то и не такой чуши наслушаюсь… Хотя… О, привет, Фергал! – окликнул он ирландца, только что вошедшего в зал. – У тебя запасных наушников нет случайно?       – Нет, – спокойно ответил О’Брайен, запихивая штекер синхайзеровских наушников в карман. – Как раз сам ищу, у кого бы спросить. Пока, Гэри.       – Сука! – прошипел Уилсон. – И этот тоже на суевериях ебанулся? Ничего, на ближайшем матче припомню тебе и наушники, и шуточки про такси…              ***              А Кэхилл, выходя из зала, увидел умилительную картину: рыдающий Гилберт на груди у Джона Хиггинса, и Кен Доэрти, аккомпанирующий им на мини-арфе. Суровый шотландец пытался оторвать Дэвида от своей рубашки, но тот никак не хотел отцепляться:       – Хиггинс, прости меня, я винил тебя в своем проигрыше на чемпионате мира, а это все … ОН!!! – и худой палец грозно указал на несчастного Джеймса. – Он тут ходил и разговаривал, а потом я проиграл, а-а-а!!! – и рыдания бедолаги возобновились с новой силой. Арфа тоже зазвучала громче.       – Долги страданья его, бесконечны… – пропел Доэрти, держа арфу на вытянутой руке.       Хиггинс при виде Кэхилла побледнел и нахмурился. «Пол Хантер Классик-2014 вспоминает», – догадался Джеймс. А по губам Хиггинса читалось:       «Убийца топов!»       И тут же чуть не в ухо Джеймсу эти слова озвучил вышедший следом Нил Робертсон:       – Джеймс Кэхилл – Убийца топов! Но мы не сдадимся, нет! У нас есть вегетарианство и Джадд Трамп, который сейчас на отдыхе!       «Ну хоть кто-то меня не костерит, раз на отдыхе», – вздохнул юноша.       В одном он ошибался: Трамп, зависавший в это время на пляжах Вегаса, успокаивал по телефону Лисовски:       – Да не нервничай, я приеду, обыграю этого вашего Румяного Убийцу, – и сглаз будет снят! А сейчас займись своей женой, – у тебя от недотраха мозги дуреют.       – Ну, не все же зависают с красотками Вегаса, кое-кто и тренируется, – проворчал Лисовски, повесив трубку. – Джадда только за смертью посылать. Хрен он куда сорвется с отдыха.       Арфа печально звучала, а Джеймс, порывавшийся что-то спросить у Кена, наткнулся на печальный вежливый ответ:       – Не сейчас, молодой человек, – у меня музыкальная пауза. О, как же печальны страданья его, как же они бесконечны, – продолжал с закрытыми глазами тонколицый Кен.       «Дурдом!» – про себя выругался Кэхилл.              ***              Дурацкий день подходил к концу. Небо за серобетонным Крусиблем алело, заводские трубы дымили, вороны каркали, травка темнела, – словом, все было замечательно, кроме настроения юного дарования. Джеймс сбежал от коллег по туру, чтобы не свихнуться. Он лежал на травке и думал.       – Итак, Джейк Кэхилл, – произнес он. – А какой ты, Джейк Кэхилл?       Перед внутренним взором встали щегольские сапожки, надвинутая на лоб белая шляпа, элегантная обтягивающая куртка, узкие брюки с верной кобурой на боку, обладатель которой мастерски убивал лишь за один косой взгляд в его сторону, – и ледяное спокойствие в глазах, уверенность в том, что убийство – это правильно, что бы там ни вещали о ценности человеческой жизни.       Джеймс приподнялся на траве и прищурил левый глаз.       – Бум. Бах, – прошептал он, целясь вдаль.       Ворона над головой каркнула:       – Убийца топов! Румяный Убийца!       И тут же Джеймс увидел себя в желтой степи, белая шляпа сползала ему на лоб, изящная куртка приятно облегала талию, а каблуки сапог гулко отсчитывали шаги по пыльной земле.       – А я неплохо выгляжу, – довольно прицокнул Джеймс. – Но нужно выяснить, что происходит. Где я? – спросил он пространство.       – На Кладбище Топов, – ответил ему незнакомый голос.       Джеймс огляделся, но никого не увидел.       – Кто вы? – спросил он.       – Я Призрак Снукера, – ответил голос. – Да, парень, знатно ты пошалил в свое время, никого не осталось…       Джеймс еще раз оглядел степь и только сейчас заметил странные могилы.       – Так. Где Ронни О’Салливан?       – Вон, в ракете замурован, – действительно, неподалеку стояла свинцовая ракета с надписью «Мы отомстим за тебя! Подпись: Ронни Вуд».       – А Джимми Уайт?       – Развеян в прах вихрем. Ты как раз дышишь остатками его парика.       – Чху! – фыркнул Джеймс-Джейк. – А где Дэвид Гилберт?       Пространство зашелестело:       – Видишь соломенную шляпу? Так вот, это самое приличное, что от него оставил его отец, узнав об очередном проигрыше. А останки Гилберта сейчас пугают ворон.       Действительно, на деревянном шесте раскачивался скелет.       – А где… где Гэри Уилсон?       – Уснул в собственном такси летаргическим сном. Вот, все ждем, пока проснется.       Синяя машина стояла рядом со скелетом.       Джеймс передернул плечами.       – А Хиггинс?       – Закован в медные латы.       – А Робертсон?       – Нил окончательно отказался от всякой пищи и воспарил на небеса, – после того, как ты обыграл его на Чайна Оупен году в две тысячи двадцать втором.       – А Райан Дэй?       – Окаменел рядом с могилой Уильямса. Марк решил стать валлийским драконом во плоти, только вот перепутал огнемет пастью дракона и сгорел заживо.       Кэхилл побледнел. Нет, это был уже перебор, честно.       –А Трамп? Хоть кто-то живой остался?       – Трамп пропал без вести, – вы не доиграли матч в контровой. С тех пор, говорят, ходит по свету высокая худая фигура и шепчет: «Я двойник Дональда Трампа, мне нужно в США на выборы, но до этого я должен обыграть Румяного Убийцу!» Кто его видит – сразу с ума сходит, – вздохнул голос.       – Чертовщина какая-то, – прошептал Джеймс. – Слушайте, мистер Призрак Снукера, а нельзя меня вернуть обратно? Я никого не хочу убивать, – с кем же мне играть тогда? Да и по натуре я не кровожадный, а парни они все хорошие, только малость с придурью.       – Обратно хочешь? – медленно прошелестел Призрак. – Но тебе тогда придется каждый год проходить квалификации, выслушивать всякий бред и жутко уставать от тренировок. А сейчас они все мертвы, твой путь чист.       – Просто жутко все это, – признался Джеймс. – Я не убийца, а игрок. И не хочу я ни замурованного Ронни, ни сгоревшего Марка Уильямса. Верните меня, ну пожалуйста.       – Что с вами делать, с такими честными, – проворчал Призрак. – Возвращайся уж!              ***              На часах была половина одиннадцатого ночи, когда Джеймс проснулся в своем номере. Вынув планшет, он попал как раз на финал фильма, где Рик Далтон знакомится с Шэрон Тейт.       – Значит, хорошо кончилось, – облегченно вздохнул он. – Ну и ерунда же приснилась, честное слово!       Но вдруг его охватил озноб:       – А что, если…если я действительно их всех убил? Если это правда?       Мысли заработали с лихорадочной быстротой, но было ясно одно: раньше утра Джеймс все равно бы ничего не выяснил. Поэтому, проворочавшись, он лег спать, – все равно делать было больше нечего.              ***              Утром Джеймс первым ворвался в зал – и едва не сбил с ног Хиггинса, уткнувшегося в телефон.       – Осторожнее, молодой человек, это не вам не беговая дорожка, – сухо проворчал шотландец. – И, кстати, доброе утро.       «Фух, отлегло, – один точно жив!» – подумал Кэхилл.       – Привет, дарование! – окликнул его Марк Джей Уильямс, идущий с Райаном Дэем. – Тренируешься с утра? А мы вот по пивку собирались. А потом уже только в зал…       – Здравствуйте, – робко произнес Джеймс. – Спасибо, в другой раз.       – Ну, как знаешь, – сказал Райан. – Бывай!       Кэхилл обернулся и увидел Селби с Робертсоном, что-то обсуждающих. Марк улыбнулся, а Нил довольно высокомерно кивнул. Впрочем, Кэхиллу это было не особенно важно.       «Так», – думал он, – «валлийцы живы, да и первые красавцы снукера – тоже. Хорошо, пойдем дальше».       Он выглянул в окно, – из машины входил Джимми Уайт с Ронни Вудом. Оба выглядели помятыми после бессонной ночи в стрип-клубе, но помирать явно не собирались.       – Так, солнце и помни: ты лучший, ты снукерист, а не фермер, и плевать, что там говорит твой отец, милый! – раздалось прямо над ухом Кэхилла нежное женское щебетание. – Все, давай, я побежала, – ребенка у сестры надо забрать.       – Спасибо, милая, – ответил Дэвид Гилберт, обнимая пышную блондинку. – О, Джеймс, доброе утро! Уже наточил свой кий?       – Ага, наточил, – машинально ответил юноша, отыскивая взглядом остальных снукеристов. И верно, в глубине зала появился сосредоточенный Гэри Уилсон, кивнувший сразу всем и пошедший к столу, – он опоздал и не успевал нормально размяться. Мимо него пробежал Джек Лисовски, забывший телефон на столе.       – Да, Джадд, привет! Нет, еще не начали,я тут разминаюсь, – донесся до Джеймса обрывок разговора.       Кэхилл улыбнулся и глубоко выдохнул: все были живы, здоровы и настроены бороться, а не сдаваться. Кроме, разве что… А где же Ронни?       – Так, говоришь, Ракета все-таки заявился на Шанхай Мастерс? – вдруг услышал он скрипучий голос. – Ну-ну, значит, Ронни еще не готов развестись со снукером, – и Ронни Вуд подмигнул Джимми Уайту.       – Конечно, не готов, – подхватил тот, – это тебе не жена, тут только имуществом не отделаешься, – игра ночами будет сниться, по себе знаю.       Громкое «юху! живы» потрясло зал: Джеймс вскинул кулак, победно закричав.       – Ой, извините, – покраснел он. – У меня настроение просто хорошее.        – Сдерживайтесь, юноша, – облил его Хиггинс ледяным взглядом.       А какая-то брюнетка-журналистка, проходившая мимо, кокетливо погрозив пальцем, сказала:       – Так это вы то самое юное дарование? Оу, какой вы молоденький для звания Грозы топ-шестнадцать!       Кэхилл улыбнулся и смущенно пожал плечами.       – О, как вы мило краснеете! – продолжала девушка. – В перерыве я возьму у вас короткое интервью, не возражаете?       – Что вы, нет, конечно ... то есть, не возражаю, – запутался в словах Джеймс.       Джимми Уайт за спиной брюнетки поднял большой палец, а Ронни Вуд сделал неприличный жест в духе «дай ей, но не интервью».       «Извращенцы», – мечтательно подумал Джеймс.              ***              Итак, у «юного дарования» все вроде бы шло хорошо, но кое-что Кэхилл все-таки хотел уточнить. И в перерыве, отловив Дина Цзюньхуэя, спросил:       – Слушай, ребята вновь начали со мной нормально общаться. Сто случилось?       – Понимаешь, – медленно проговорил Дин, – все вспомнили, что, вообще-то, Джейка Кэхилла в конце все равно побеждали хорошие герои. Не обижайся, но ты тоже чаще проигрываешь, чем выигрываешь, – по крайней мере, пока. И, если честно, далеко не всем фильм понравился: Ронни сказал, что спагетти-вестерны – полная чушь, а пародия на них – чушь еще большая.       – Ронни так сказал? Так дело в Ронни? Так он же сам итальянец по происхождению, разве нет? – переспросил Джеймс.       Дин замялся.       – В том-то и дело:итальянец заявляет, что итальянские вестерны – отстой. Тут уж кто угодно задумается, стоит ли смотреть фильм-пародию на спагетти-вестерны. Однако дело не столько во мнении Ронни по поводу фильма, сколько в том, что он все-таки полностью не покидает снукер. Про то, что он будет участвовать в Шанхай Мастерс, знаешь? Ну вот, ребята теперь его опять слушают: раз Ронни в снукере – значит, он еще авторитет.       – Хоть так, – пожал плечами Кэхилл. – У ребят мозги на место встали, и от меня на время отвязались.       Конечно, не идеальное объяснение, но оно Джеймса вполне устроило. В конце концов, сны – это всего лишь сны, а настроение у снукеристов меняется, как и у всех людей, – весьма непредсказуемо.