Рассказчица

      Судьба смотрела на Нил и ткала свою историю для нее. Даже тогда, когда Нил перестала писать о сестре, перестала, как ей показалось, рассказывать о Линн или, как минимум, влиять на ее жизнь.       У Нил существует отныне, у судьбы — навсегда.       И судьба существует не только у Нил. Но и у Линн. У всех, на самом деле.       Только она гибкая, извивающаяся и для тех, о ком пишет — совершенно непредсказуемая. Судьба рассказывала, рассказывает и расскажет еще больше.

«Я бы хотела…», — и не всё так будет.

«Мы», — но пока лишь отдельные люди. Она и он.

      Только Нил связана с судьбой и ее возможностями ближе, чем можно представить. Не чернилами и не навыками, а — едва не сущностью — способностями.       Есть истории, которым суждено ожить, а есть те, которым, как считала Нил, не судьба (судьба мягко улыбается на это) даже прозвучать. И в этом есть зерно истины.       Просто судьба знает несомненно, но вьется змейкой, развивается лентой на ветру. Что так можно понять и рассмотреть? Ничего наверняка. Лишь ухватить фрагменты.       Нил не пишет это ни в одной из своих историй, только думает много, ощущает, улавливает. Потом анализирует. Судьба слушает.       Нил не пишет пишет о фрагментах, потому что впоследствии всё станет больше, чем историей. Больше вымысла, перешагнет за эти рамки.       Но пока Нелли думает, не смея ни произнести, ни рассказать. Отчего приходится писать судьбе, тексты которой по-прежнему волнительны и полупрозрачны — ты не рассмотришь эти чернила. Чернила судьбы.